– Нет. Как раз наоборот, он…
– Достаточно, достаточно, – перебил Гамильтон Бергер, поднимая руки, словно регулировщик, приказывающий машинам, движущимся в одну сторону, остановиться. – Допрос свидетелей должен производиться в строгих рамках, допустимых законом. Поскольку прозвучали заявления о том, что обвиняемая являлась женой Дугласа Хепнера, я решил выяснить у вас, ссылался ли он на нее когда-либо как на свою жену. Вы ответили, что нет. Одно ваше слово составляет ответ на мой вопрос. А теперь я намерен спросить вас о разговоре, который допустим в качестве доказательства. Вы обсуждали когда-либо с обвиняемой Дугласа Хепнера?
– Да, сэр.
– Когда?
– Примерно пятнадцатого августа.
– Что было сказано?
– Я… Дуглас заходил ко мне, а после того, как я его проводила, я заметила, что дверь триста шестидесятой квартиры чуть-чуть приоткрыта, так что обвиняемая следила за ним, когда он направлялся по коридору к лифту и…
– А откуда вам известно, что за ним следила обвиняемая?
– Потому что я знаю, что она специально переехала к Этель Белан, чтобы шпионить…
– Не надо объяснять причины, – перебил свидетельницу Гамильтон Бергер. – Это ваши выводы. Ваша честь, я прошу вас дать указания свидетельнице, чтобы она отвечала на конкретные вопросы, а не предоставляла дополнительную информацию.
– Я знала, что обвиняемая переехала к Этель Белан, – изменила свой ответ Сьюзен Грейнджер со злостью в голосе. – Я видела, что каждый раз, когда от меня уходил Дуглас, приоткрывалась дверь квартиры Этель Белан. Элеонора Корбин определенно подслушивала наши разговоры, потому что иначе не могла бы знать, когда именно он соберется уйти.
– А что случилось в тот раз?
– Как только закрылась дверца лифта и пока обвиняемая еще не успела захлопнуть свою дверь, я подошла к триста шестидесятой квартире и распахнула дверь.
– Кто стоял с другой стороны?
– Элеонора Корбин.
– Вы имеете в виду обвиняемую по слушаемому делу?
– Да, сэр.
– Женщина, сидящая рядом с Перри Мейсоном за столом, отведенным для защиты?
– Да.
– Расскажите нам, что произошло.
– Я заявила Элеоноре Корбин, что она показывает себя дурой. «Так мужчину не удержишь, – объяснила я. – Вы – ревнивая, разочарованная в жизни неврастеничка, и, более того, я не хочу, чтобы вы подслушивали, что происходит в моей квартире. Я не позволю ни вам, ни кому бы то ни было становиться нежелательным участником моих частных бесед. Закон на моей стороне, и, если не ошибаюсь, я могу подать на вас в суд за подобные действия, так что, если вы не прекратите этим заниматься, я приму меры».
– Что ответила обвиняемая?
– Пришла в ярость, заявила, что я – шлюха, пытающаяся украсть у нее Дугласа, а он, как и все мужчины, – авантюрист и я очень кстати предоставляю ему возможность пойти на авантюру.
– В то время она говорила что-нибудь о своем браке с Дугласом Хепнером?
– Она говорила, что хочет выйти за него замуж. Что если он не достанется ей, то его никто не получит.
– Она угрожала?
– Я не помню всего, что она заявляла. Конечно, какие-то угрозы прозвучали. Например, угрожала убить его и меня. Сказала, что прикончит Дугласа, если я попытаюсь его у нее отобрать. Все шло в одном плане – если он не достанется ей, то никто его не получит.
– Кто-то еще присутствовал во время того разговора?
– Нет, только мы вдвоем.
– Обвиняемая объяснила, как она намерена приводить в исполнение свои угрозы?
– Да. Она открыла сумочку, показала мне лежащий там револьвер и сказала, что она – доведенная до отчаяния женщина и что с ней небезопасно шутить… Или что-то в этом роде. Я сейчас не в состоянии точно передать ее слова.
– Так что лежало у нее в сумочке?
– Револьвер.
– Взгляните, пожалуйста, на вещественное доказательство «Ж» со стороны обвинения. Вы видели этот револьвер когда-либо раньше?
– Не знаю. Видела очень похожий на этот.
– Где?
– В сумочке обвиняемой.
– Что произошло после вашего разговора с обвиняемой?
– Я повернулась и отправилась назад к себе в квартиру.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – обратился Гамильтон Бергер к Мейсону.
Окружной прокурор, довольный собой, направился к столу, отведенному для обвинения. Он не сомневался в скорой победе.
– Вы начали тот разговор, мисс Грейнджер? – спросил адвокат.
– Вы имеете в виду, была ли я инициатором?
– Да.
– Была. Мне надоело, что за мной шпионят, и я решила положить этому конец.
– Кто-нибудь еще присутствовал во время того разговора, мисс Белан, например?
– Нет, она отсутствовала. Элеонора Корбин была дома одна.
– Другими словами, это ваше слово против слова Элеоноры Корбин. Вы…
– Я не привыкла к тому, чтобы в моей честности сомневались, – в негодовании заявила Сьюзен Грейнджер.
– Но суть в том, что разговор больше никто не слышал, – заметил Мейсон.
– Вот здесь вы ошибаетесь. Присутствовали только мы двое, но разговор слышал мистер Ричи и в дальнейшем он высказал мне свое неудовольствие в связи с нарушением тишины. Он сказал мне, что мы живем в доме с хорошей репутацией, где не устраивают скандалов в коридорах, и…
– Нас не интересует то, что кто-то говорил вам, – перебил Мейсон. – Это показания с чужих слов. Я спросил вас о том, присутствовал ли кто-то еще во время вашего разговора с Элеонорой Корбин.
– Мистер Ричи находился в соседней квартире. Дверь была приоткрыта, и он слышал весь разговор.
– У меня все, – объявил Мейсон.
– Минутку, – встал со своего места Гамильтон Бергер. – Мне вы ничего не говорили о том, что мистер Ричи слышал ваш разговор с обвиняемой.
– Вы меня об этом не спрашивали.
– Это в любом случае вывод свидетельницы, – заметил Мейсон. – Она не знает, слышал Ричи разговор или нет.
– Но он потом зашел ко мне и укорял меня…
– Достаточно, – перебил Гамильтон Бергер. – Ваша честь, открылся весьма интересный аспект дела, о котором я даже не подозревал. Почему вы не рассказали мне об этом, мисс Грейнджер?
– О чем?
– О том, что кто-то еще присутствовал во время вашего разговора с обвиняемой?
– Он не присутствовал, он только его слышал. И, более того, я не привыкла, чтобы мне не верили на слово.
– Мы находимся в зале суда, – напомнил Гамильтон Бергер.
Сьюзен Грейнджер тряхнула головой и ответила:
– Я рассказала вам все, что случилось, и говорила только правду.
– Хорошо, это все. – Окружной прокурор взглянул на часы и обратился к судье Морану: – Ваша честь, я знаю, что объявлять перерыв еще рано, но обвинение намерено закончить представление своей версии практически сразу же после того, как возобновится слушание. Однако я хотел бы обсудить ряд аспектов со своими помощниками и проверить, все ли доказательства мы представили. Я думаю, что суд согласится, что мы достаточно быстро продвигаемся вперед. Высокий суд, конечно, понимает, с какими проблемами приходится сталкиваться государственному обвинителю: постоянно нужно думать, какие доказательства являются допустимыми с точки зрения закона и нет ли необходимости оставить что-либо для опровержения в дальнейшем доказательств, представляемых защитой. Поэтому я считаю обоснованным свою просьбу объявить перерыв сейчас, чтобы до двух часов я мог проверить, показал ли я все, что собирался, или нет. Я не сомневаюсь, что в два тридцать мы закончим представление своей версии.
– Хорошо, – согласился судья Моран. – Объявляется перерыв до двух часов на основании того, что обвинение обещает закончить представление своей версии до половины третьего.
Мейсон повернулся к надзирательнице, приближающейся к столу защиты, чтобы увести Элеонору Корбин.
– Я хотел бы поговорить со своей клиенткой, – сказал он. – И предпочел бы пройти в комнату, в которой свидетели обычно ждут вызова в зал суда.
– Да, мистер Мейсон. Заседание закончилось раньше обычного, так что я могу дать вам минут пятнадцать-двадцать.
– Думаю, что этого окажется достаточно.
Мейсон кивнул Делле Стрит и обратился к Элеоноре:
– Следуйте за мной, пожалуйста, миссис Хепнер.
Элеонора выполнила приказ адвоката.
Мейсон плотно закрыл дверь комнаты для свидетелей.
– Ладно, рассказывайте все, – приказал он.
– Что?
– Хватит притворяться. Они выбили из-под вас опору. Я не волшебник. Пришло время, когда мне просто необходимо знать, что произошло на самом деле. Окружной прокурор планирует закончить представление своей версии в половине третьего. Он практически доказал, что вы совершили предумышленное убийство первой степени. Если вы не займете место дачи показаний – вам конец. Если вы сядете в свидетельскую ложу и заявите про потерю памяти – вас разорвут на части! Если вы признаетесь, что звонили Этель Белан, как она сообщила, – для вас все кончено. Это определенно покажет, что ваша потеря памяти – просто уловка. Если вы начнете отрицать телефонный разговор с Этель Белан, то окружной прокурор, скорее всего, представит данные с коммутатора больницы, где зарегистрирован звонок из вашей палаты на номер Этель Белан. Как я предполагаю, вы звонили, когда медсестра выходила из палаты. Гамильтон Бергер также вызовет в качестве свидетелей нескольких врачей-психиатров, обследовавших вас, и они поклянутся, что вы притворяетесь и не страдаете никакой потерей памяти. Давайте, выкладывайте факты. Вы мне наврали. Вероятно, теперь уже поздно что-либо предпринимать, но мне самому, по крайней мере, необходимо знать правду.
