— Томас! Томас! Я была сегодня у Олстона Спенсер-Брауна и кое-что узнала! — Она промчалась по коридору и схватила его за руки. — Думаю, я выяснила кое-что насчет Мины — почему ее могли убить!
Питт промок и устал и вообще пребывал не в лучшем настроении. Начальство продолжало цепляться за ту версию, согласно которой Мина Спенсер-Браун покончила с собой в состоянии расстройства, вызванного проблемами личного свойства. Самое лучшее — закрыть дело и не беспокоить почтенных людей, вороша то, что предпочтительнее не трогать. Докапываться до причин неприязни и вражды — занятие тяжелое, непопулярное и редко способствующее продвижению по службе того, кто за него берется, — во всяком случае, для того, кто имеет достаточно высокое положение и не может воспользоваться для защиты ссылкой на то, что он всего лишь исполнял приказы.
Начальник Питта, Дадли Этелстан, удачно женился и был полон амбиций, подпитывавшихся собственным успехом. Большую часть дня он пытался убедить Питта, что никакого дела, по сути, нет и расследовать нечего. Если уж неуравновешенная женщина вознамерилась покончить с собой, возможностей раздобыть яд у нее предостаточно. К тому времени, когда инспектор вышел из его кабинета, Этелстан пребывал в состоянии растущего недовольства, поскольку не смог убедить даже себя, не говоря уже о Питте и сержанте Харрисе, в том, что все сомнения сняты: аптекаря, продавшего указанное вещество, как и врача, выписавшего названное средство, найти не удалось, несмотря на все старания полиции.
Питт только начал снимать пальто, а на полу уже образовалась небольшая лужица, и это притом, что два дня назад он подвергся обстоятельной критике со стороны оскорбленной в лучших чувствах Грейси, указавшей на то, что она не для того терла, скребла и натирала пол, чтобы всякие невнимательные люди лили на него воду.
— А зачем ты ходила к Олстону Спенсер-Брауну? — несколько хмуро осведомился Питт. — Уж он-то точно не имеет отношения ни к тебе, ни к твоей матери.
Шарлотта ощутила его раздражение, как принесенный с улицы холодок, но внимания на это в пылу энтузиазма не обратила.
— К маме имеет отношение убийство, — живо ответила она, принимая пальто и вешая его на крюк, где оно продолжало ронять капли, вместо того чтобы отнести в кухню, где оно могло бы высохнуть. — Нам нужно вернуть медальон. К тому же Эмили хотела навестить маму, а я пошла с ней! — Будь свет газовой лампы в коридоре ярче, Томас, возможно, заметил бы, как зарумянились щеки жены от этой полуправды. Она быстро повернулась и поспешила в кухню, к теплой плите. — Мама пошла к нему выразить соболезнование. В общем, это неважно. — Она снова повернулась и посмотрела на него. — Я знаю по меньшей мере одну причину, по которой Мину Спенсер-Браун могли убить… Может, даже две. — Она замолчала в волнительном ожидании ответа.
— Могу придумать целую дюжину причин, — хмуро сказал Питт. — Но только доказательств никаких. Возможностей хватает, но этого недостаточно. Суперинтендант Этелстан хочет закрыть дело. Самоубийство предоставляет всем возможность благопристойно остаться наедине со своим горем.
— Речь не о возможностях, — нетерпеливо выпалила Шарлотта. — Речь о настоящих причинах. Помнишь, я говорила, что маме кажется, будто за ней постоянно наблюдают?
— Не помню, — честно признался Питт.
— Но я же рассказывала! Мама чувствовала, что за ней кто-то наблюдает. И то же самое сказала сегодня Амброзина Чаррингтон. Так вот, я думаю, это Мина! Она за всеми подглядывала. Как Любопытный Том.[6] Олстон так и сказал. Он, конечно, выразился иначе и не понимая толком, что это значит. Ну же, Томас, неужели не понятно? Если она шпионила за кем-то, у кого был какой-то секрет, настоящая тайна, то могла узнать нечто такое, за что убивают. А еще я узнала от Олстона два способа, как это можно было сделать!
Питт сел и начал стягивать промокшие насквозь ботинки.
— Что?
— Не веришь? — Шарлотта ожидала, что муж воспримет новости с большим энтузиазмом, а он, оказывается, и слушал-то ее только для виду.
Устал. Так устал, что уже и на обычную вежливость нет сил.
— Думаю, у твоей матери все не так серьезно, как тебе кажется. Флиртуют многие, особенно светские женщины, которым больше нечем заняться. Ты теперь и сама знаешь. У них там весь роман — платочки ронять да цветочки носить. Все равно что вышивкой заниматься. И я так думаю, что если за ней и следил кто-то, то только из скуки. Ты слишком с этим носишься. Не будь это твоя мать, ты бы и не заметила.
Шарлотта сдержалась, хотя это далось ей с большим трудом. В какой-то момент она даже призадумалась — а не дать ли себе волю, не объяснить ли, что за банальным и мелким может стоять настоящее чувство, способное выплеснуться насилием не менее жестоким, чем то, что считается привычным в темных закоулках или на менее регулируемых уровнях светского общества. Но потом она поняла, как сильно устал муж, как огорчен стремлением Этелстана скрывать или не замечать того, что не соответствует его амбициям. Злость на пользу дела не пойдет.
— Хочешь чаю? — спросила Шарлотта, глядя на его мокрые ноги и побелевшие от холода, окоченевшие кончики пальцев. Не дожидаясь ответа, она налила в чайник воды и поставила на раскаленную плиту.
Спустя какое-то время Томас натянул сухие носки и поднял голову.
— И что за две возможности?
Шарлотта отмерила чаю.
— У Теодоры фон Шенк появились недавно деньги, о происхождении которых никто ничего не знает. Муж ничего ей не оставил; никто другой, похоже, тоже. Когда она переехала на Рутленд-плейс, у нее и не было ничего, кроме дома. А сейчас — пальто с соболиным воротником… Может быть, Мина и предложила несколько интересных объяснений тому, откуда это все взялось.
— Например?
Шарлотта нетерпеливо подвигала заварочный чайник; другой, на плите, неохотно выдохнул облачко пара, но еще не закипел.
— Бордель. Или любовник. Или шантаж… Там, где деньги, всегда есть то, из-за чего могут убить. Может быть, Теодора шантажировала кого-то, используя полученную от Мины информацию, и они поссорились из-за денег.
Питт блекло улыбнулся.
— Да уж. Недоброе у твоей Мины воображение. И язычок ему под стать. А ты уверена, что это она так сказала, а не ты сама за нее додумала?
— Олстон несколько раз упомянул, какая Мина была проницательная, как хорошо разбиралась в людях и характерах, особенно в не самых лучших их проявлениях. Но он также говорил, что она никому ничего не рассказывала. — Шарлотта потянулась наконец за чайником. — Я все-таки думаю, этот вариант менее вероятный. О другой возможности рассказывала сама Мина. И рассказывала с удовольствием, смакуя, как будто знала что-то. — Она налила воды в заварочный чайник, накрыла его крышкой, отнесла к столу и поставила на оловянную подставку. — Это касается смерти Отилии Чаррингтон, внезапной и необъяснимой. На здоровье она не жаловалась, а потом вдруг семья возвращается из деревни и объявляет, что она умерла. Вот так, ни с того, ни с сего! Никто не сказал, из-за чего она умерла, никто не пригласил на похороны, и с тех пор о ней вообще никто не вспоминает. Мина, наверно, намекнула, что дело связано с чем-то постыдным, возможно, с неудачным абортом? — Она поежилась, подумав о Джемайме, спящей наверху, в розовой кроватке. — Или ее убил любовник? Или это случилось в каком-то неподобающем месте, вроде борделя? А может, она сама сделала что-то такое ужасное, что ее убили свои же родные!
Питт посмотрел на нее задумчиво, но молча.
Шарлотта налила чай и подала ему чашку.
— Знаю, жестоко. И поверить трудно. Но ведь с убийствами, по-моему, всегда так бывает. Всегда верится с трудом, пока кого-то не убивают. А Мину убили, так ведь? Ты же знаешь теперь, что она себя не убивала.
— Не убивала. — Питт отхлебнул чаю и обжегся — пальцы еще не отошли от холода и не почувствовали, какая горячая чашка. — При вскрытии в желудке нашли ликер, и я думаю, что яд в него добавил кто-то другой. В спальне у нее нашли пустую бутылку с осадком и стакан. То, что Мина выпила тогда, когда выпила, cordial wine, дело случая, и сколько бутылка там простояла, сказать невозможно. И поставить ее туда мог кто угодно и когда угодно.
— Нет, если ей хотели закрыть рот, — заметила Шарлотта. — Если ты кого-то боишься, то и убрать его хочешь поскорее, пока он не заговорил. Томас, я считаю, что Любопытным Томом была Мина. И чем больше думаю, тем больше в этой мысли укрепляюсь. Она слишком увлеклась подглядыванием и в какой-то момент увидела то, что стоило ей жизни. — Шарлотта посмотрела на свою чашку с вихрящейся над чаем змейкой пара. — Интересно… Те, кого убивают, обычно не очень приятные люди. Есть в них что-то, какой-то изъян, который как будто сам накликает убийство. Я, конечно, имею в виду не тех, кого убивают из-за денег. Взять хотя бы трагических героев Шекспира — достаточно одного-единственного душевного порока, чтобы замарать все остальное, вовсе не обязательно плохое. — Она размешала чай, хотя сахар в него не положила. Пар сгустился. — Любопытство убило кошку. Если бы Мина не стремилась все обо всех узнать… Интересно, знала ли она про Поля Аларика и мамин медальон?
