— О-о, об этом я готов вам доложить. — Хикс поднялся. — Я отвез его к себе домой, хорошо накормил и уложил в постель. Потом он приехал сюда, чтобы его убили. Да еще слопал мои сладости.
— Ха, ха! — прокудахтал Корбетт.
— Настоящий черный юмор, — прорычал Бек.
— Когда я вам честно о чем-то рассказываю, — посетовал Хикс, выходя из комнаты, — вы мне не верите.
Когда Хикс в сгущающихся сумерках съезжал с дороги на покрытую травой площадку, Хитер Глэдд находилась в своей комнате на втором этаже дома. Она сидела у окна, смотрела на улицу, но ничего не видела. Она поднялась к себе сразу после разговора с окружным прокурором.
До вчерашнего дня ей приходилось видеть покойников лишь в гробу. И вот она увидела мертвую сестру — единственного человека, которого глубоко любила, — и это было так внезапно, так ошеломляюще! Потом Джордж с двумя мухами у смертельной раны в голове. Да, она стала теперь совершенно другим человеком, совсем не той Хитер Глэдд, какой была два дня назад. В тугой узел сплелись отношения между нею, Джорджем и Мартой. И в этом доля ее вины — она вела себя по-детски беспечно. Да, ей довелось пролить немало слез, но она злилась и раздражалась, точно речь шла о мелких неурядицах, точно обнаружила, что на всех ее чулках спустились петли. Она продолжала бы вести себя так же и дальше, оставаясь легкомысленной, недалекой простушкой, если бы смерть не преподала ей жестокий урок.
Оказывается, Хитер и не задумывалась, что на свете может существовать такая омерзительная и непоправимая вещь, как смерть, и что взаимоотношения между людьми способны накликать ее. А теперь, когда смерть так близко подошла к ней, она и себя почувствовала умершей. Последний раз она плакала, когда увидела мертвую Марту. С тех пор слез не было, она словно одеревенела. И все же иногда оживала — например, в присутствии Росса Данди, когда он расспрашивал ее о пластинках. Почему она не пошла, не достала диски и не отдала ему? Чего добилась? И почему держала себя…
Кто-то постучал в ее дверь.
— Хитер, можно войти? — послышался голос Росса Данди.
Она поднялась, подошла к двери и открыла ее.
— Ах, это вы, — произнесла она.
— Можно?
— Да… да, конечно. — Хитер посторонилась. — Я подумала, что меня опять приглашают на беседу.
Она хотела было притворить дверь, потом передумала, но в конце концов все-таки закрыла ее.
Они оба стояли, испытывая неловкость. Наконец их взгляды встретились.
— Возможно, они больше не позовут вас, — неуверенно предположил Росс. — Надеюсь, не вызовут.
— Мне все равно. Только я ничего не смогу добавить к тому, что уже рассказала им.
— Вы сидели? Так сядьте, пожалуйста.
После минутного замешательства Хитер возвратилась к креслу у окна и села. Он подошел и встал рядом. Воцарилось молчание.
Хитер подняла на него глаза.
— Вы хотели меня о чем-то спросить?
— Ну я… хотел вам кое-что сказать. А знаете ли, я впервые в вашей комнате.
— Разве?
— Да. Я несколько раз пытался войти, когда вас тут не было, но отваживался только на один шаг. Меня охватывало странное чувство. — Он безнадежно махнул рукой. — Но это вам неинтересно. Даже не представляю, может ли что-либо, сказанное одним из Данди, заинтересовать вас.
— Я ничего не имею против кого бы то ни было из семьи Данди.
— Нет, у вас есть все основания для недружелюбного к нам отношения, — с горечью заметил Росс. — Этот дом и все мы в вашей памяти всегда будем вызывать… Не знаю, как поточнее выразиться… Возможно, чувство ненависти, и тут ничего не поделаешь. Признаюсь, я не верил, когда вы утверждали, что Купер не убивал вашу сестру. Я считал его убийцей. А теперь и вовсе не знаю, во что верить. Немыслимо, чтобы это мог сделать и кто-либо из нас — на то нет причин. Остается только один вывод: когда она находилась здесь, появился кто-то посторонний, зашел в дом, схватил подсвечник и ударил ее. А сегодня приехал опять и пристрелил ее мужа. Понимаю, насколько все это нелепо, но ничего другого невозможно предположить. Впрочем, если это не так, на подобное мог пойти только мой отец. Вы исключаетесь, так же как Брегер, я и миссис Пауэлл. Этот парень, Хикс, по вашим словам, находился вчера в лаборатории вместе с вами. Значит, и он тут ни при чем.
Росс помолчал и продолжил развивать свою мысль:
— Вчера вы сделали любопытное замечание. Относительно того, что мой отец и я находились здесь, когда погибла ваша сестра. Я назвал это глупостью, но поторопился. Вы ведь очень мало знаете о нас и вполне можете предположить, что мы жестокие маньяки. Это я оказался глупцом, а не вы. Да, я глупец и заурядный увалень, но вы — другое дело.
— Вы отнюдь не считаете себя увальнем, — возразила Хитер, встретившись с ним взглядом. — Вы почитаете себя за ловкого, предприимчивого человека.
— Ничего подобного!
Хитер только махнула рукой в ответ.
— Ладно, — не очень любезно заметил Росс. — Вы с самого начала составили неверное представление обо мне, и теперь вас не разубедить. Возможно, вы даже подозреваете меня в убийстве своей сестры! Почему бы и нет? Откуда вам знать, что я этого не сделал?
— Я никогда не говорила…
— Прямо вы этого не говорили, но намекали. А теперь погиб и Купер. В тот момент, когда его застрелили, я находился в старом фруктовом саду. Я даже не услышал выстрела. И ничего, абсолютно ничего не знаю о том, кто и по какой причине убил его или вашу сестру. Вы верите в это?
— Нет.
— Но вы обязаны! Вы должны этому верить!
— О какой обязанности вы говорите? Верить мне чему-то или не верить…
— Но это же просто необходимо! — Росс приблизился к ней еще на шаг. — Допускаю, что не нравлюсь вам, что вам безразличны мои чувства и моя любовь. С этим я могу смириться, тут ничего не поделаешь. Но вы не смеете уезжать отсюда, полагая, что я имею какое-то отношение, хотя бы малейшее, к ужасным событиям, которые произошли здесь! Не смеете! Вы не имеете права так обо мне думать!
— Напротив, — убежденно возразила Хитер. — Имею полное право.
— Имеете право?
— Не только право, но и основание.
— Основание? — Он вытаращил на нее глаза. — У вас есть основание?..
— Конечно есть, — твердо заявила Хитер. — Вы же не были знакомы с моей сестрой, верно?
— Правильно.
— Никогда не встречались с ней и ничего о ней не знали?
— Откуда же мне было знать? Она жила во Франции, как вы мне рассказывали.
— Где же тогда вы взяли пластинку с записью ее голоса? И почему…
— Где я взял что?
— Эту пластинку с записанным на ней голосом Марты. И почему так настойчиво стремились возвратить ее?
Росс ошарашенно смотрел на нее.
— Вы говорите… Вы хотите сказать…
До их слуха донесся удар и резкое постукивание — но не в дверь, а по стене, возле которой стоял туалетный столик. Потом резкий сердитый голос спросил:
— Проклятье, для чего вы это делаете?
В ответ прозвучал другой голос, послышались быстрые шаги, дверь в комнату Хитер распахнулась, и едва девушка успела вскочить на ноги, на пороге появился Брегер. По пятам за ним шел мужчина в униформе полиции штата. Полицейский довольно недружелюбно говорил:
— Не кипятитесь. Если вы, друзья, не будете вести себя как подобает, то придется ставить повсюду подслушивающие устройства, а не только слушать у окна.
— В чем дело? — требовательно спросил Росс.
У Брегера глаза от негодования едва не вылезли на лоб.
— И он думает, я стану молчать! — кипятился он. — Вот этот человек заходит ко мне в комнату! Через мое открытое окно он слышит голоса из вашего открытого окна. Останавливается там и начинает подслушивать. И думает, что я стану молчать. Я знаю, полиция прибегает к таким методам. Но это не дает им право считать меня свиньей! Думал, будто я промолчу о том, что он подслушивает вас, когда вы об этом не знаете! Я стал стучать по стене! — И он вызывающе взглянул на полицейского.
— Спасибо, мистер Брегер, — поблагодарил Росс. — Пусть слушает на здоровье и пользуется тем, что уже услышал. — Он хмуро посмотрел на полицейского. — Мы закроем это окно и постараемся говорить тихо, чтобы не беспокоить вас…
— Не стоит утруждаться, — сухо парировал полицейский. — Прошу даму спуститься вниз. Пожалуйста, пройдемте со мной, мисс Глэдд.
— Она там уже была, — запальчиво заявил Росс. — Они уже беседовали с ней.
— Знаю, но возникают новые проблемы. Прошу вас, мисс Глэдд. Этого требуют обстоятельства.
Хитер направилась к двери и в сопровождении полицейского вышла в коридор. Она чувствовала себя подавленной, негодовала на себя и Росса Данди. Они вели себя как дети: затеяв серьезный разговор, не проявили даже такой малой предосторожности — не понизили голос. И дело не в том, что ей очень уж нужно было что-то скрывать от кого бы то ни было, особенно теперь, когда Джордж погиб… Но она же обещала… Она дала Хиксу слово и не сдержала его…
