— Сэр, вас желает видеть какой-то мужчина. Говорит, что он из секретной службы и у него есть значок.
Сперва послышался шепоток. Затем наступила тишина. Джордж Милтон не стал ждать, когда заговорит его зять, и бросил лакею:
— Дурак! Мистера Гриннела нет дома.
— Не пускайте его, — велел, отходя от окна, Вормен.
Лицо лакея залила краска.
— Извините, сэр, но он уже здесь.
Все повернулись к двери. Она открылась снова, и в библиотеку вошел мужчина. Он направился к ним энергичной походкой, в нем не было ничего угрожающего, просто это был человек, который делает дело. Никто из присутствующих не сводил с него глаз. Поднявшись с дивана, Гриннел потребовал:
— Убирайтесь из моего дома!
— Слушаюсь, сэр. — Подойдя к ним, мужчина остановился, достал из кармана пиджака блокнот, а из жилетного кармана карандаш. — Вы мистер Хартли Гриннел? Я скоро уйду. Прошу прощения, джентльмены, мне поручено переписать имена всех, кого я встречу здесь. Мне кажется, я знаю всех вас. — Он начал писать.
К нему шагнул Гриннел:
— Убирайтесь! Томас, выведите его. Вызовите Аллерса. Это незаконное вторжение…
— Что вы, сэр, это предусмотрено законом о военном положении. — Мужчина продолжал писать.
— Привет, Моффет, — сказал Моллесон.
— Доброго вам здоровья, мистер вице-президент.
Он кончил царапать в своем блокноте и положил его в карман.
Джон Милтон отступил на несколько шагов. Он слышал, как воздух с шумом проносится сквозь его ноздри, и не мог допустить, чтобы это услышали другие. А Чик сказал:
— Мистер Гриннел, я уполномочен отвести вас в министерство юстиции и сообщить вам, если вы спросите почему, следующее: вам надлежит дать объяснение по поводу редакционной статьи, напечатанной этим утром в вашей газете. — При этих словах он повернулся: — Мистер Вормен, вы тоже пойдете со мной.
Рот мистера Вормена скривился. Он негромко спросил:
— А я могу узнать почему?
— Я уполномочен сообщить, что вас ждет генеральный прокурор, чтобы получить ваши показания. Идемте, джентльмены.
Хартли Гриннел побледнел. Он был на грани истерики.
— Вы хотите сказать, что я арестован?
— Это не арест. Мне поручено только сопровождать вас.
Среди присутствующих возникло какое-то движение.
Чтобы обеспечить себе свободу маневра, Чик Моффет сделал шаг назад. От группы отделился Дэнхем и двинулся навстречу ему. Чик сунул правую руку в карман пиджака и резко скомандовал:
— Говорите с этого места.
Дэнхем остановился.
— Послушай, сынок, — сказал он, — мистера Гриннела и мистера Вормена здесь нет. Ты должен понять это. Закон о военном положении служит для поддержания порядка, а не для нарушения прав видных граждан.
Их здесь просто нет. Убирайся.
— Мистер Дэнхем, мне незнакомы эти положения закона, — отозвался Чик. — Идите и объясните их руководству. А вы двое следуйте за мной. Шагайте.
Однако Дэнхем пришел в этот мир, чтобы преодолевать любое сопротивление. Он крикнул:
— Дрю! Давайте выкинем его отсюда.
Мартин Дрю не без охоты согласился. Чик отступил еще на шаг и вытащил пистолет из кармана.
— Больше я отступать не буду, — заявил он. — Ближе ко мне не подходить!
Дэнхем и Дрю остановились; потом Дрю высокомерно заявил:
— Да не выстрелит он, не бойтесь! — и снова пошел вперед.
Одновременно с криком предупреждения раздался грохот выстрела, и Дрю рухнул на пол. На какое-то мгновение все замерли, а потом Дэнхем и все остальные бросились к нему.
— Назад! — скомандовал Чик, и они замерли.
Держась за стул, Дрю поднялся с пола.
— Не переживайте особо, мистер Дрю, — улыбнулся ему Чик. — Я ранил вас в ногу, потому что, если бы стрелял в руку, мог бы убить кого-нибудь, кто стоял за вами. Все остальные, отступите назад и не двигайтесь, пока я не выйду отсюда. — Немного позже он добавил: — Благодарю. Мистер Вормен, мистер Гриннел, уходим. Идите к двери, и, пожалуйста, побыстрее.
Издатель газеты и лоббист поплелись к выходу.
— Откройте дверь, и, пожалуйста, без глупостей. — Чик, пятясь, вышел вслед за ними из библиотеки и подтолкнул их к лестнице.
Лакей закрыл за ними дверь. Дэнхем подошел к Дрю и крикнул, чтобы кто-нибудь вызвал врача. Чтобы от запаха пороха не саднило в ноздрях, Джордж Милтон снова пощипал их.
В половине восьмого вечера в среду Альма Кронин сидела в своей комнате и ела крекеры с грибным супом, который она только что разогрела на электроплитке, хранившейся у нее в ванной. Ей удалось уйти из Белого дома только в половине седьмого. Лавина личных писем и телеграмм, которые с самого рассвета начали поступать на имя миссис Стэнли, в большей своей части не удостаивалась внимания получателя; однако Альме было поручено отобрать из всей массы те немногие сообщения, которые могли потребовать более глубокого изучения или имели отношение к настоящему кризису. Миссис Роббинс просила ее вернуться, чтобы поработать вечером, и девушка обещала прийти несколько позже.
В шесть тридцать Альма вышла из Белого дома. Она была встревожена. Тот мужчина, который должен был явиться к ней в восемь, конечно, не был дураком до такой степени, чтобы мысль о возможной ловушке не могла прийти ему в голову. Не станет ли он вести наблюдение за ее подъездом, чтобы видеть тех, кто будет входить? Такого человека, как Чик Моффет, сотрудника охраны Белого дома, он даже может знать в лицо.
Альма жила в небольшом трехэтажном каменном доме, одном из лучших среди сотен зданий подобного типа, которые там и сям стояли группами по всему Вашингтону и квартиры в которых состояли из комнаты и санузла. Они были спроектированы и построены так, чтобы обеспечивать, с одной стороны, прибыль их владельцам, а с другой — крышу над головой рядовым и младшим армейским офицерам, мужчинам и женщинам, состоявшим на службе у правительства. У заднего фасада был разбит небольшой садик. Квартира Альмы располагалась на втором этаже, в передней части здания, и выходила окнами на улицу.
Альма купила крекеры, банку консервированного супа и сразу же поспешила к себе, чтобы поскорее позвонить Чику и предупредить его. Но застать его на месте не удалось. Девушка несколько раз звонила ему домой, но никто не отвечал; она даже позвонила в Управление секретной службы, но его и там не было. Наконец все попытки дозвониться были оставлены, и Альма стала есть крекеры с супом и волноваться. Она не находила себе места и пребывала на грани нервного срыва. У ее беспокойства было множество причин, но все они оказались связанными с тем обстоятельством, что ей двадцать четыре года и что жизнь, которая до этого представлялась ей ареной для проведения игр и захватывающих споров, неожиданно начала демонстрировать реальные стороны страстей и конфликтов. Гарри Браунелл, с которым Альме довелось несколько раз беседовать и который был в ее глазах благоразумным и рафинированным государственным мужем, оказался предателем, взятым под стражу и подозреваемым в гнуснейшем преступлении. Миссис Стэнли, любезная и приветливая Первая дама страны, жена президента, которой до всего было дело, одна из центральных фигур в жизни нации, вдруг превратилась в обычную женщину, у которой пропал муж. Она ничуть не выглядела пораженной горем и треволнениями, скорее ее переполняло приятное возбуждение по поводу представившейся возможности внести свою лепту в шум и гам, сопровождающие всеобщую суматоху и неразбериху. Подобно Гарри Браунеллу, в тюрьму попал и Артур — славный очкарик небольшого роста, который раньше сидел внизу, на складе Белого дома, и к которому все обращались, когда нужен был простой карандаш или удобрения для комнатных цветов. Теперь в приемной на его месте днем и ночью дежурил какой-то детектив. Чик Моффет, хоть он и не был частью этой всеобщей какофонии, этой атональной песни без слов, в которой переплелись ненависть, зависть и подозрение. Чик Моффет, хоть он и был особой, отдельной мелодией, звучавшей совершенно в ином ключе, представлял собой наибольший повод для беспокойства. Наверное, Альма чувствовала бы себя так же, если бы смотрела увлекательнейший спектакль, разыгрываемый на сцене, — поглощенная зрелищем, но вместе с тем отделенная от действующих лиц рампой, — и один из актеров внезапно спустился бы с подмостков, подошел и обратил свои реплики к ней, а затем… ну, например… наклонился и поцеловал бы ее. Конечно, на самом деле Чик Моффет не целовал ее, но, черт возьми, должно же прийти время, когда мужчина, даже такой застенчивый, как он…
В этот момент раздался стук в дверь. Альма пошла открывать, смахивая кончиками пальцев крошки от крекера со своих губ.
— Чик! — воскликнула она. — Привет, заходи. Я так и не смогла дозвониться до тебя.
Чик Моффет вошел в комнату, закрыл дверь и улыбнулся девушке. Свою шляпу он держал в руке.
— Надеюсь, ты уже пообедал, — продолжила Альма. — Как ты можешь заметить, у меня нечем поживиться.
