Пуаро кивнул в ответ, отправился в кабинет и молча протянул Мортону телеграмму. Тот прочел ее.
— Ничего не понимаю.
— Пришло время рассказать вам все.
— Давно пора! Я не могу больше тянуть. Этот парень, Бэнкс, все твердит, что он отравил Ричарда Эбернети, и хвастается, что нам нипочем не догадаться, как он это сделал. И почему это, когда речь идет об убийстве, всегда найдется кто-нибудь, кто будет с пеной у рта доказывать, что убийца — это он?
— Это, вероятнее всего, продиктовано желанием уклониться от всякой реальной ответственности, связанной с жизнью в реальном мире. Так что дело, возможно, кончится возвращением в клинику Форсдайка.
— Неужели это действительно он, Пуаро? Джилкрист рассказала нам то же, что и вам, и это совпадает со словами Ричарда Эбернети о его племяннице. Но я как-то не могу представить себе эту женщину в роли убийцы. Правда, она пойдет на все, чтобы выручить мужа…
— Я расскажу вам…
— Да, да, расскажите мне все. И, ради всего святого, сделайте это поскорее!
На этот раз Пуаро собрал всех в большой гостиной. Оглядев присутствующих, он начал слегка напыщенным тоном:
— Вот уже второй раз я объявляю о своем отъезде. Сегодня утром я назначил его на двенадцать часов дня. Сейчас я говорю, что уеду в девять тридцать вечера, иными словами, сразу после обеда. Я уезжаю, потому что мне больше нечего здесь делать.
— Это я мог бы сказать ему с самого начала, — проворчал Тимоти, явно желая, чтобы Пуаро его услышал. Но тот невозмутимо продолжал:
— Я приехал сюда, чтобы разгадать загадку. Теперь она разгадана. Позволю себе остановиться на нескольких моментах, к которым привлек мое внимание превосходнейший мистер Энтуисл.
Во-первых, скоропостижно умирает Ричард Эбернети. Во-вторых, после похорон его сестра Кора Ланскене говорит: «Ричарда убили, не так ли?» В-третьих, от руки убийцы погибает сама миссис Ланскене. Возникает вопрос: не связаны ли друг с другом эти события? Далее: мисс Джилкрист, компаньонка убитой, заболевает, отведав кусок свадебного пирога, начиненный мышьяком. Не является ли это следующим звеном в цепи связанных между собой происшествий?
Как я уже говорил вам сегодня утром, в ходе моих расследований я не обнаружил абсолютно ничего подтверждающего подозрение, что мистер Эбернети был отравлен. Точно так же я не обнаружил ничего со всею несомненностью доказывающего, что он не был отравлен. С прочими звеньями цепи дело обстояло яснее. Кора Ланскене, безусловно, задала свои сенсационный вопрос. Это подтверждают все. Точно так же несомненно, что на следующий день сама миссис Ланскене была убита. Рассмотрим четвертое из интересующих нас событий. Водитель почтового автофургона утверждает, хотя он и не решился бы поклясться в этом, что не доставлял в коттедж посылку со свадебным пирогом. А значит, сверток был принесен туда кем-то другим, и, хотя мы не можем исключить причастности к этому делу некоего «неизвестного», прежде всего следует заняться теми, кто был там, на месте, и имел возможность подбросить пирог. Это, разумеется, сама мисс Джилкрист; Сьюзен Бэнкс, приехавшая в тот день на предварительное следствие; мистер Энтуисл — да, мы должны включить и мистера Энтуисла, ибо он тоже присутствовал, когда Кора произнесла свою роковую фразу! — а также некий мистер Гатри, художественный критик, и монахиня или монахини, забредшие утром за пожертвованиями.
Для начала я решил исходить из того, что память не подвела шофера. Следовательно, необходимо внимательнее присмотреться ко всем членам нашей маленькой группы подозреваемых. Мисс Джилкрист ничего не выиграла от смерти Ричарда Эбернети и получила лишь крайне незначительную выгоду от кончины миссис Ланскене, убийство которой, с другой стороны, заметно затруднило ей подыскание нового места. Кроме того, мисс Джилкрист была сама доставлена в больницу с несомненными признаками отравления мышьяком.
Сьюзен Бэнкс получила крупную выгоду от кончины своего дяди и, — правда, в гораздо меньшей степени — от смерти Коры Ланскене, хотя в этом последнем случае ее побудительным мотивом почти наверняка было бы желание обезопасить себя. У нее были веские основания предполагать, что мисс Джилкрист подслушала беседу миссис Ланскене с братом, в которой упоминалось ее имя, и она вполне могла счесть необходимым убрать опасного свидетеля. Напомню, что сама она не пожелала откушать свадебного пирога, а когда мисс Джилкрист ночью стало плохо, предлагала повременить до утра с вызовом врача.
Мистер Энтуисл теоретически ничего не выигрывал от этих смертей, но он в значительной мере распоряжался делами мистера Эбернети, ему были доверены крупные суммы, и — как знать! — быть может, у него были свои причины не позволять мистеру Эбернети слишком заживаться на этом свете. Вы спросите: но если виновный — мистер Энтуисл, то почему он обратился ко мне?
На это я отвечу: это был бы не первый случай, когда убийцу губит излишняя самоуверенность.
Остаются двое: мистер Гатри и монахини. Если первый из них действительно мистер Гатри, критик и искусствовед, это снимает с него всякие подозрения. То же относится к монахине, если она на самом деле монахиня. Вопрос, значит, в том, действительно ли эти лица те, за кого они себя выдают?
И тут вырисовывается своеобразный лейтмотив. Я бы назвал его монашеским. Монахиня подходит к дому мистера Тимоти Эбернети, и мисс Джилкрист кажется, что это та же самая, которую она видела в Литчетт Сент-Мэри. Монахиня или монахини заглядывали и сюда накануне смерти мистера Эбернети…
Следовательно, налицо отдельные фрагменты картины: смерть мистера Эбернети, убийство Коры Ланскене, отравленный свадебный пирог, лейтмотив в виде монахини.
Добавлю к этому еще несколько моментов, привлекших мое внимание: визит художественного критика, запах масляной краски, почтовая открытка с изображением гавани в Польфлексане и, наконец, букет восковых цветов на вон том малахитовом столике, где сейчас стоит китайская ваза.
Размышляя над этими вещами, я постепенно добрался до истины и сейчас расскажу вам, что же произошло на самом деле.
Кое о чем я уже говорил вам сегодня утром. Ричард
Эбернети умер внезапно — но не было бы ровно никаких причин заподозрить, что дело нечисто, если бы не слова, сказанные его сестрой Корой на похоронах. Все дело об убийстве Ричарда Эбернети держится на этих словах. Из-за них все вы поверили в убийство, и не потому, что они были так уж убедительны, а потому, что их произнесла именно Кора Ланскене, знаменитая своей способностью говорить правду в самые неподходящие моменты. Итак, в основе дела об убийстве Ричарда не только сказанное Корой, но и сама Кора.
Дойдя в своих рассуждениях до этого места, я внезапно спросил себя: насколько хорошо все вы знали Кору Ланскене? И сам себе ответил: вы знали ее очень и очень мало. Молодое поколение если и видело ее, то только в своем детстве Фактически из всех присутствовавших в тот день Кору знали лишь трое. Дворецкий Лэнскомб, старый и полуслепой; миссис Тимоти Эбернети, видевшая ее на своей собственной свадьбе и несколько раз потом; и миссис Лео Эбернети, знакомая с Корой довольно хорошо, но не видевшая ее более двадцати лет.
Тогда я сказал себе: допустим, на похороны в тот день приезжала вовсе не Кора Ланскене?
— Вы хотите сказать, что тетя Кора — это не тетя Кора? — В голосе Сьюзен звучало откровенное недоверие. — Вы имеете в виду, что убили не тетю, а кого-то другого?
— Нет, нет, убили-то Кору Ланскене. Но не Кора Ланскене приехала в Эндерби накануне похорон ее брата. Женщина, явившаяся сюда под ее именем, сделала это с единственной целью — обыграть, если можно так выразиться, факт внезапной кончины Ричарда Эбернети и заставить родственников поверить, что его убили. Надо сказать, ей это вполне удалось!
— Чепуха! Зачем? С какой целью?! — грубовато сыпала вопросами Мод Эбернети.
— С какой целью? С целью отвлечь внимание от другого убийства, а именно от убийства самой Коры Ланскене. Ведь если Кора говорит, будто Ричарда убили, а на следующий день сама погибает насильственной смертью, то есть все основания рассчитывать, что эти две кончины будут восприняты как причина и следствие. Но если Кору найдут убитой, а версия насчет грабежа со взломом не покажется полиции достаточно убедительной, то где она начнет искать убийцу? Разумеется, поближе к дому — и подозрения неизбежно падут на женщину, делившую кров с покойной.
Мисс Джилкрист запротестовала почти беспечным тоном:
— О, мсье Понталье… не думаете же вы на самом деле, что я убила человека из-за аметистовой брошки и нескольких эскизов, которые ломаного гроша не стоят?
— Нет, я думаю, вас привлекла добыча покрупнее. Один из этих эскизов, мисс Джилкрист, изображает гавань в Польфлексане, и, как правильно догадалась миссис Бэнкс, набросок сделан с почтовой открытки, на которой еще красуется старый причал. Но миссис Ланскене всегда рисовала с натуры. Я вспомнил, что мистер Энтуисл упомянул о запахе масляной краски, который он почувствовал, впервые войдя в коттедж. Вы ведь умеете рисовать, не правда ли, мисс Джилкрист? Ваш отец был художником, и вы разбираетесь в картинах. Допустим, что одна из картин, купленных Корой по дешевке на распродаже, это действительно ценное полотно. Допустим, сама она этого не поняла, но зато поняли вы. Вам было известно, что в скором времени она ожидает визита старого друга, известного искусствоведа. Потом вдруг внезапно умирает ее брат — и в вашем мозгу стремительно складывается некий план. В чай, поданный вами рано утром миссис Ланскене, подмешана лошадиная доза снотворного, и на протяжении всего дня похорон, пока она в бессознательном состоянии лежит в запертом коттедже, вы играете ее роль в Эндерби, о котором вы все знаете со слов Коры. Как это нередко бывает со стареющими людьми, она много и часто рассказывала о своем детстве. Вам было легче легкого начать с адресованных старику Лэнскомбу слов о пирожных и шалашах, они сразу бы рассеяли подозрения, если бы старик вдруг насторожился. Вы прекрасно использовали в тот день свои сведения об Эндерби, узнавая старые вещи, припоминая тот или другой эпизод из прошлого. Никому из присутствующих и в голову не пришло, что вы вовсе не Кора. На «ас было ее платье, под которое вы еще что-то надели, чтобы казаться пополнее, а поскольку миссис Ланскене пользовалась накладкой, то и прическа не представляла для вас никаких трудностей: вы просто-напросто взяли ее же запасную накладку. Никто не видел Кору двадцать лет, а за такой срок люди так меняются, что нередко слышишь что-нибудь вроде: „Я и не узнал бы ее, так она переменилась“. Но привычки, манера себя вести запоминаются, а у Коры были свойственные только ей манеры и ужимки, которые вы тщательно отрепетировали перед зеркалом.
