У Сарджента, похоже, голова уже шла кругом. Он умоляюще воздел руки кверху, потом опустил и, успокоившись, сказал:
— Ну во-первых, этот самый камин — единственное место в доме, где можно что-то сжечь. Я осмотрел остальные камины — все они газовые. Сожжено было что-то незначительное по объему, не оставившее следов. Я проверил золу. Похоже, что это была бумага. Кроме того, несмотря на все свое безумие, этот молодой человек, Росситер, выдвинул разумное предположение. Я имею в виду эти медные скрепки на столе. Они используются для скрепления юридических документов. Он же предположил, что ими скреплялись странички завещания доктора, написанного в этой комнате.
— Послушайте! — вдруг раздался голос. — Я протестую. Я не говорил ничего подобного.
Мы все вздрогнули. Рид обернулся на голос, и на лице его написалось желание убивать. Никто из нас не услышал, как вошел Росситер. Он примостился на спинке кресла, словно домовой-переросток. Уткнув подбородок в ладони, он смотрел на нас.
— Как бы мне ни было неприятно прерывать вашу беседу, — продолжал он, — я не могу допустить, чтобы меня неправильно цитировали. Это может повредить моей репутации. — Он слабо улыбнулся и посмотрел на стол. — Я убежден: что-то и впрямь было сожжено. И я упоминал о завещании. Но я ничего не говорил о завещании доктора Твиллса. Ни слова.
— Кто же еще мог оставить завещание? — спросил Сарджент. — Судья Куэйл? Ему нечего оставлять наследникам. По крайней мере у него нет ничего такого, что… Да и зачем ему было тогда сжигать свое завещание?
— Да, верно, — согласился с задумчивым видом Росситер. — Это интересный вопрос. Но вообще-то эти медные штучки можно использовать и для других целей. Скреплять что-то еще.
— Например?
— Главы книг.
Воцарилась пауза, во время которой Сарджент смотрел исключительно на стол. Затем Росситер, поморгав от яркой люстры, продолжил:
— Я понимаю, что не должен навязывать свою точку зрения, но мне кажется, на столе слишком много этих самых штучек. Ведь если бы вам понадобилось скрепить странички завещания, то вряд ли потребовалось бы такое количество. — Он взъерошил шевелюру и обратился ко мне: — Послушайте, мистер Марл, вы, кажется, пришли, чтобы посмотреть на рукопись книги судьи. Где она?
Сарджент чуть приоткрыл рот. В глазах мелькнуло что-то неуловимое. Он встал, подошел к ящику стола и выдвинул его.
— Здесь жуткий беспорядок, — сказал Росситер. — Я уже смотрел. Кто-то побывал здесь до нас. Но рукописи в столе нет. Не ее ли сожгли в камине?
Наступила новая пауза. Было слышно только сопение Рида, казавшееся невыносимо громким в этой темной комнате.
— Но какое это может иметь отношение к делу? — вскричал Рид. — Зачем кому-то нужно сжигать рукопись? Вы полагаете, все это не имеет никакого отношения к завещанию?
— Нет, это как раз имеет самое прямое отношение к завещанию, — возразил Росситер, — но я могу ошибаться. Лучше спросите об этом судью Куэйла.
Сарджент захлопнул ящик.
— Сейчас я приведу его, — сказал он. — Погодите.
Он ушел, а Росситер уселся в кресло. Он извлек из кармана табак, бумагу и, сияя от сознания своего великого мастерства, стал скручивать одну из своих причудливых сигарет. Забросив длинную ногу на ручку кресла, он с упоением затягивался, держа во рту этот факел. Рид нерешительно дергал себя за усы.
— Молодой человек, — сердито сказал он наконец, — я не могу взять в толк, к чему вы клоните, если вы валяете дурака… В общем, хватит, давайте выкладывайте начистоту, что вы имеете в виду.
— Это попытка получить сведения о родителях судьи Куэйла, — пояснил Росситер. — И его няне. Особенно о няне, о той, которая его воспитала. Я не подозревал, что она у него была, но мне рассказывала миссис Куэйл. Я думал, это все его родители, и спросил, не знает ли она…
— Вы потревожили миссис Куэйл?
— О Господи, что значит потревожил? Мы с ней отлично ладим. Я показал ей новые карточные фокусы…
— Карточные фокусы?
— Ну да, карточные фокусы, — подтвердил Росситер. — Я большой мастер показывать карточные фокусы. Меня научил один тип… Я показывал их миссис Куэйл часами… — В его глазах появился странный блеск экспериментатора, и коронер невольно отпрянул от своего собеседника, а тот продолжал: — Пожалуй, мне надо их вам показать. Не беда, если в первые три-четыре раза ничего не получится. Миссис Куэйл это мне прощала. У меня есть при себе карты, и я…
— Не желаю никаких карточных фокусов, — отрезал Рид. — Я хочу знать…
Росситер с сомнением посмотрел на него и спросил:
— Вы уверены, что не хотите посмотреть на Джека, Который Потерял Свой Ключ, Вернувшись из Пивной, и узнать, как он оказался сверху в колоде? Миссис Куэйл этот фокус очень нравится. — Он вдруг просветлел лицом и продолжил: — Лишь она разрешала мне исполнять сцены из Шекспира. Я ведь неплохой актер. Вы бы видели моего Шейлока! И Гамлета, особенно в эпизодах с тенью. Мой Лир тоже удостоился положительных отзывов, правда, во время исполнения приходилось несколько раз сдирать наклеенные усы, чтобы волосы не лезли в рот. Из-за этого зрители не очень понимают, кого им играют: короля Лира или Шерлока Холмса. А мой Отелло — с помощью жженой пробки…
— Я не желаю ничего слушать о вашем Отелло! — в отчаянии вскричал коронер. — Я хочу понять, что у вас на уме. Да перестаньте вы! — крикнул он, видя, что Росситер не прочь пуститься в очередной монолог. — Я не потерплю, чтобы вы тут подслушивали. Значит, вы слышали все, что я сказал о миссис Твиллс?
— Ну, если вы настаиваете, то да. Я вас подслушал. — Росситер печально покачал головой и добавил: — Это все чепуха, сэр, чистейшая чепуха.
Коронер уже собирался наброситься на него и как следует отчитать, но дверь вдруг отворилась, и он застыл, как терьер на поводке. Росситер вскочил, роняя огненные комки пепла на коврик. Ему стало не по себе в обществе судьи Куэйла.
— Доброе утро, джентльмены, — сказал судья. — А, это вы, мистер Росситер, добрый день. Дочь сообщила о вашем приезде.
Он говорил с мрачной учтивостью. Я бы сказал даже, с преувеличенной учтивостью. В нем была сухая, нервная настороженность, движения были резкими, и в глубинах его «я» блуждало, не находя выхода, странное, веселое безумие. Я вспомнил следы от уколов на его руках и подумал, не в этом ли дело. Но сон пошел ему на пользу. Он был чисто выбрит, его длинные волосы аккуратно расчесаны. На нем был его лучший черный костюм, черный галстук-бабочка и огромный крахмальный воротничок. Ростом он был почти с Росситера. Когда они обменивались рукопожатиями, мне бросился в глаза контраст между чопорным, подтянутым судьей с морщинистым лицом и проницательным взглядом и неряшливой сутулой фигурой англичанина. Поклонившись остальным, судья прошел к столу и сел в кресло.
— Ну что ж, джентльмены, — начал он, откашлявшись. Он снова говорил, как в былые времена. Я давно уже не слышал этого голоса: уверенный, звучный, резкий. Переводя взгляд с одного на другого, он говорил: — Мистер Сарджент сказал, что вы хотели бы задать мне еще ряд вопросов. Я чувствую себя значительно лучше и счастлив оказать вам любое содействие.
— Вот и хорошо, судья, — сказал Сарджент, входя в комнату и закрывая за собой дверь. Воцарилось молчание.
— Итак? — с легким нетерпением в голосе проговорил судья.
— Ну что, Мэтт, появились у вас какие-то новые соображения на этот счет? — начал коронер. — Теперь, когда у вас ясная голова…
— Голова у меня была ясная и утром, — парировал судья.
— Вот что нас интересует, мистер Куэйл, — сказал Сарджент. — Было ли у доктора Твиллса завещание?
— Да, я составлял его собственноручно.
— Где оно сейчас?
— Оно находится в сейфе моего сына Мэтта, в его офисе.
— Не могли бы вы коротко ознакомить нас с содержанием этого завещания?
Веки судьи слегка дрогнули. Он немного наклонил голову набок и посмотрел на нас.
— Мне не совсем этично отвечать на ваш вопрос, мистер Сарджент. Однако поскольку доктор Твиллс никогда не делал секрета из своих намерений, а также учитывая необычность нынешних обстоятельств… — Он слегка пожал плечами и продолжал: — Если не считать отдельных небольших сумм, все его состояние по завещанию переходит к моей дочери Клариссе. У него не осталось родственников, если не считать двух теток во Флориде, которые и так достаточно состоятельны.
— Вы говорите, все прочие завещанные суммы незначительны?
— Во всяком случае, не настолько, чтобы вдохновить кого-то на убийство, — отозвался судья. — Так или иначе, никому из членов семьи ничего не причиталось.
— Доктор Твиллс был человек состоятельный?
— Судя по всему, да, — поколебавшись, сказал судья и добавил: — Но в данный момент я не в состоянии дать вам точный ответ. Несомненно, это может сделать мой сын Мэтью. Он вел все финансовые дела доктора. Мой зять получил деньги по наследству и в общем-то проявлял к ним мало интереса.
