— Должно быть, — согласился Маркс, — но не всегда так бывает. Ну а полицейский остается полицейским.
Проводив Анну до дверей ее квартиры, Маркс поехал в участок, распорядился установить круглосуточное наблюдение за квартирой Эрика Мазера и сообщить ему в любое время дня и ночи, когда тот появится.
Поднявшись на второй этаж, чтобы проверить, у себя ли еще Редмонд, он нашел в его кабинете также Джима Андерсона и еще одного федерального следователя, Тома Конноли. Редмонд представил его Марксу как специалиста по кубинским эмигрантам.
Редмонд и его помощники свели список докторов с двенадцати до одного человека, некоего доктора Родрика Корралеса, постоянного врача детского приюта, которому, вполне возможно, и принадлежит злополучный носовой платок. У доктора Корралеса был свой кабинет в Гарлеме и свои пациенты в «клинике» на Восточной одиннадцатой улице.
— Вы были правы, Маркс, — сказал ему Редмонд и объяснил федеральным следователям: — Лейтенанта Маркса заинтересовала одна фотография миссис Бредли, сделанная на пороге этой клиники. Это и помогло нам оставить в нашем списке только доктора Корралеса. — Редмонд повернулся к Марксу: — У него черный «шевроле-59». Есть и номер машины.
— А сам доктор у нас есть?
— Пока еще нет, — тяжело вздохнул Редмонд. — Мы не можем допросить его как обычного подозреваемого. Он какая-то шишка в освободительном движении Кубы.
— Но он американский гражданин, — заметил Андерсон с укоризной в голосе. — Я бы не сказал, что вам нельзя его допрашивать, напитан. Но было бы разумней иметь на него улики. Он человек достаточно известный, а его друзья могут нам быть полезны политически.
— А если он убийца? — не выдержал Маркс.
— Ну если он убил Бредли, то у вас есть все основания преследовать его по закону, — успокоил его Андерсон. — Я просто хочу сказать, что работать с ним как с обычным подозреваемым, имея только те улики, которые у вас есть, будет нелегко.
В словах Андерсона Маркс уловил нечто другое: Андерсон обозначил некое различие, когда сказал: «Если он убил Бредли»… Значит, другие убийства могут доктору сойти с рук.
— Это не значит, что вы на неверном пути, — добавил Андерсон, открывая портфель, который бросил на стол Редмонда. Из него он вынул похоже совсем новую фотографию толпы демонстрантов.
— У вас найдется лупа, капитан? — спросил он у Редмонда.
С помощью увеличительного стекла он нашел в толпе молодого красивого человека. Он широко улыбался.
— Доктор Корралес? — спросил Маркс.
— Да, он, — ответил Андерсон.
Маркс еще раз внимательно посмотрел на фотографию.
— Вот это да! — вдруг воскликнул он.
— Отлично. Вы наблюдательный человек, Маркс.
Рядом с Корралесом он увидел лицо, удивительно похожее на фоторобота, созданного по описанию Эрика Мазера.
— Что за демонстрация? — спросил Маркс.
— Приезд в США первого посла президента Кастро. Снимок сделан на ООН-Плаза.
— Тогда Корралес был за Кастро или против?
— Против, и, предполагаю, что и сейчас он тоже против. — Андерсон посмотрел на Конноли, вертевшего в руках сигару. — Нам надо срочно получить от вас любые сведения об этом типе. Очень многое зависит от того, кто он, этот джентльмен. — Он указал на фото и на человека с темными бровями, подозреваемого в убийстве Бредли.
— У вас ничего на него нет?
— Вы даже не узнали для нас его имя? — сказал Андерсон в свойственной ему манере грубой прямоты, которая была столь же обидной, как и сарказм Фицджеральда. — Однако мистер Конноли уверяет меня, что из всех… сколько их там на фото, Том?
— Тридцать семь.
— …тридцати семи присутствующих на фото, о которых мы знаем все, только он один к ним не имеет отношения.
— Я хотел бы тоже добавить, — вмешался Конноли. — Мне не кажется, что он связан с кубинскими делами.
— Эрик Мазер сказал мне, что этот человек напоминает ему одного русского дипломата.
— Интересно, — пробормотал Андерсон, вновь взяв в руки фотографию. — Этот Эрик Мазер, он ваш объект, не так ли, Маркс?
— Уже сутки, как я не общаюсь с ним. Но велел следить за его домом.
— Вы надеетесь, что он туда вернется?
Маркс выдержал взгляд Андерсона.
— Да, — твердо ответил он. — Надеюсь.
Андерсон кивнул и принялся укладывать в портфель фотографии. Маркс заметил коробку, в которой Бредли привез фильм. Это порядком его удивило. Андерсон улыбнулся.
— Я не украл ее, Маркс. Капитан Редмонд все вам объяснит. — Закрыв портфель, он стал прощаться.
— Я сожалею, что мы больше ничем не можем вам помочь в дальнейшем расследовании. Но вы и без нас удивительно хорошо справляетесь. — Марксу он дружески бросил: — Желаю успеха.
У того сразу же мелькнула мысль, что теперь Мазер уже под надзором на федеральном уровне.
— Не понимаю, — сказал Маркс, когда они с Редмондом остались одни. — Они хотят, чтобы мы оставили в покое доктора Корралеса?
Редмонд выбил табак из трубки в корзинку для бумаг.
— Я вижу лишь две возможности, Дэйв. Они будут темнить до тех пор, пока сами все не узнают. Бредли действительно что-то привез в этой коробке — микрофильм, спрятанный наипростейшим способом под двойным дном, и вполне легальные куски пленки. — Он начертил четыре линии на листке бумаги. — Вот дно коробки, вот микрофильм, вот другое, фальшивое дно и легальные куски пленки. Как я уже сказал, они или еще не знают всего и готовы сотрудничать с нами, или уже знают больше, чем мы, и надеются, что мы своими действиями не разрушим их систему международных связей. Конноли, кстати, из Отдела уголовных расследований.
— Какова же теперь наша задача, капитан?
— Завтра с утра полным ходом вперед. Позвони, прежде чем приходить сюда, Дэйв. Если Корралес в городе, мы заедем за тобой.
Открыв дверь своего номера спустя десять минут после звонка Джанет, Мазер оставил ее открытой, и каждый раз, когда останавливался лифт, он выглядывал и, убедившись, что это не Джанет, чувствовал временное облегчение. В нем неудержимо росло желание оставить на кровати исписанный блокнот, — дверь все равно уже открыта, — а самому убежать куда глаза глядят. Он не мог представить Джанет в этой комнате, сидящую с блокнотом в руках под дешевыми репродукциями осенних пейзажей в Браун-кантри и пытающуюся разобраться в его каракулях.
Но факт остается фактам, он не убивал Питера. После всех поправок, вычеркиваний и вымарываний, неожиданная правда, очищенная от всего в результате беспощадного самоанализа, убедила его в том, что человек, которого он убил, был он сам, Эрик Мазер… и теперь он будет умирать медленно и долго-долго. Агамемнон умер сегодня ночью. Каким своевременным и высокопарным был этот вопль виноватой совести!
Джанет вошла неожиданно. Погруженный в безрадостные мысли, он прозевал, как остановился лифт. Она стояла в дверях в расстегнутом пальто, держа в руках сумочку и перчатки, похожая на юную девушку, сбежавшую из родительского дома. Мазер вскочил, пересек комнату и приблизился к ней. Они стояли друг перед другом так, будто невидимая стена разделяла их. Мазер раскрыл руки, и Джанет упала ему на грудь. Одной рукой прижимая ее к себе, он другой закрыл дверь. Губы его легонько коснулись ее лба. Кожа у нее пахла свежестью и чистотой.
— Я жива, — промолвила Джанет и вновь повторила это несколько раз. — Жива и хочу жить.
Наконец она легонько отстранилась от него и пристально посмотрела ему в лицо. Он тоже молча глядел на нее. От синих кругов под глазами, говоривших об усталости и печали, голубизна ее глаз казалась еще чище и пронзительней.
— Вы тоже страдали, — сказала она, легонько коснувшись пальцем его щеки. — Надеюсь, Питер не мучился. — Говоря это, она отвернула лицо. — Он не выносил боли. Иногда мне казалось, что вам боль нравится.
— Она помогала мне — за неимением иного. — Мазер повернулся и сделал нерешительное движение к стулу в углу. — Не хотите ли выпить чего-нибудь?
— Нет.
— Я ничего не ел, — признался он. — Но это неважно.
Джанет села на край постели.
— Зачем вы здесь, Эрик?
Покачав головой, он слабо улыбнулся.
— А зачем я здесь, в этом номере? — Она спрашивала самою себя. — Родственники все улеглись спать, кроме Джона. Его вызвали к пациенту. Он довез меня до отеля.
— Не задав никаких вопросов?
— В семье Бредли таких вопросов не задают, — ответила Джанет.
— Из гордости?
— Полагаю, из своей особой гордости.
Мазер сел на пол у ее ног и положил руку на постель так, чтобы Джанет могла дотянуться до нее.
— Мне всегда хочется задавать вам вопросы, Джанет, узнавать вас все больше и больше.
Она улыбнулась, и щеки ее чуть порозовели.
— Мне нужна была такая любовь, — тихо сказала она.
