— Наверное, тебе не стоило этого делать, — сказала она. — Может быть, тебе это так просто не сойдет.
— Ничего, ты переживешь. Тебе это будет нетрудно. Уж я-то знаю. С твоими-то взглядами на жизнь. И ты пройдешь все это до конца — твои отпечатки уже на револьвере.
Она медленно поднялась, не отнимая руки от лица. Она улыбнулась.
— Я знала, что он мертв, — сказала она. — Что в двери остался мой ключ. Я просто хочу поехать в город и заявить, что я его убила. Но не смей больше ко мне прикасаться, если хочешь спокойной жизни. Да. Я поеду в полицию. С ними я буду чувствовать себя гораздо надежнее, чем с тобой.
Морни повернулся, и я увидел его пустые белые глаза и подрагивающий шрам на щеке. Он прошел к двери, щелкнул замок. Блондинка постояла минуту, оглянулась через плечо на труп, передернула плечами и исчезла.
Дверь захлопнулась, послышались шаги по дорожке. Потом хлопнули дверцы машины, взревел мотор, машина уехала. Тишина.
Я подождал, затем вышел из своего укрытия и осмотрел комнату. Поднял револьвер, очень тщательно его вытер и положил на место. Вынул из пепельницы три окурка со следами губной помады, отнес их в ванную и спустил в унитаз. Поискал второй стакан, на котором были ее отпечатки. Второго стакана не было. Стакан с остатками виски я отнес на кухню, вымыл и протер полотенцем.
Теперь последняя часть. Я присел у кресла, поднял револьвер и вложил его в застывшую руку. Отпечатки получатся не очень хорошие, но это будут все-таки отпечатки, и они не будут принадлежать Лойс Морни. У револьвера была резиновая рукоятка с насечкой, с царапиной на левой стороне ниже винта. Никаких отпечатков на ней. Отпечаток указательного пальца с правой стороны ствола, два пальца на предохранительной скобе, отпечаток большого пальца на левой плоскости позади барабана. Сойдет.
Я еще раз обвел взглядом комнату.
Лампу я оставил зажженной. Она, казалось, светила слишком ярко за желтое лицо трупа. Я открыл дверь, вынул ключ, протер его и вставил обратно в замок. Закрыл дверь, протер ручку и пошел по улице к «Меркурию».
Я вернулся в Голливуд, запер машину и направился по тротуару к своему подъезду. Проходя мимо стоящей у бровки машины с потушенными огнями, я услышал резкий свистящий шепот. Меня назвали по имени. Я нагнулся к машине. За рулем низенького «паккарда» маячило длинное бледное лицо мистера Эдди Прю. В машине он был один. Я облокотился на дверцу и посмотрел на него.
— Как жизнь?
Я бросил спичку и выдохнул дым:
— Кто уронил тот зубоврачебный счет, который мне дали вчера вечером?
— Вэнниэр.
— И что я с ним должен был делать? Изучать биографию человека по имени Тигер?
— Тупыми не занимаюсь, — сказал Эдди Прю.
— Почему он носил его в кармане? И если это действительно он потерял счет, по почему было не вернуть ему эту бумажку? Другими словами, если ты понял, что я полный тупица, то расскажи мне, почему нужно так волноваться из-за счета на зубопротезные препараты и нанимать для этого частного детектива? И это Алекс Морни, который сильно не любит детективов.
— У Морни хорошая голова, — сказал он.
— Именно про таких, как он, придумали фразу «глуп, как актер».
— Брось. Ты что, не знаешь, для чего используют зубопротезные материалы?
— Знаю. Пришлось выяснить. Альбастон применяют для изготовления слепков с зубов и десен. Он очень тверд, структура очень тонкая и передает самые тонкие детали. Вторая штука, кристоболит, используется для изготовления восковых моделей. Применяется потому, что выносит большие температуры, не меняя формы. Скажи мне теперь, что ты этого не знаешь.
— Ты, должно быть, слышал, как делают золотые отливки, — сказал Эдди Прю.
— Я сегодня провел два часа за учебниками. Я эксперт. Ну и что?
Он помолчал минуту, потом спросил:
— Ты газеты читаешь?
— Иногда.
— Ты, наверное, не читал, что пришили старикашку по имени Моргенштерн в том самом доме, где держит контору X. Р. Тигер. Не читал, да?
Я не ответил. Он еще немного поглядел на меня, потом потянулся к панели и завел мотор.
— Ведешь ты себя дурнее всех, — тихо сказал он. — Хотя это, кажется, уже невозможно. Спокойной тебе ночи. Держи, ты забыл это у Морни. — Он сунул мне в руки плотный конверт.
Машина отъехала от тротуара и повернула в сторону улицы Франклина. Я тихо улыбался в темноту. Потом открыл конверт, в нем было десять бумажек по сто долларов.
Поднявшись к себе, я открыл ключом дверь и постучал. Дверь отворила женщина, крепкая на вид, в форме медицинской сестры.
— Меня зовут Марлоу. Я здесь живу.
— Входите, мистер Марлоу. Доктор Мосс предупредил меня.
Я тихо закрыл дверь, и мы стали негромко разговаривать.
— Как она? — спросил я.
— Спит. Она уже дремала, когда я приехала сюда. Меня зовут мисс Лимингтон. Все, что я о ней знаю, — это что температура у нее нормальная, пульс все еще учащен, но стабилизуется. Нервное расстройство, я думаю.
— Она нашла убитого человека, — сказал я. — И это ее страшно поразило. Она крепко спит? Мне нужно зайти туда и взять в гостиницу кое-что из вещей.
— Входите, конечно. Только не шумите. Вряд ли она проснется. Да и если проснется, не беда.
Я положил на стол немного денег:
— На кухне есть кофе, ветчина, яйца, хлеб, томатный сок, апельсины и виски, — сказал я. — Если нужно еще что-нибудь, позвоните, вам привезут.
— Я уже проверила ваши запасы, — улыбнулась она. — До вечера нам хватит. Она останется здесь?
— Как скажет доктор Мосс. Я думаю, ей надо ехать домой как можно скорее. Правда, это не близко — в Вичите.
— Я всего лишь сиделка, — сказала она, — но я думаю, все ее болезни вылечит просто хороший сон.
— Хороший сон и смена компании, — сказал я, но для мисс Лимингтон это ничего не значило.
Я прошел по коридору и заглянул в комнату. Они надели на нее мою пижаму. Она лежала на спине, одна рука высунулась из-под одеяла. Рукав пижамы пришлось закатать на полметра, не меньше. Маленькая рука, выглядывающая из рукава пижамы, была сжата в плотный кулачок. Лицо у нее было измученное, бледное и очень мирное. Я прокрался к шкафу, достал чемоданчик и сложил в него кое-какие мелочи. По дороге к двери я опять взглянул на Мерл. Она открыла глаза и смотрела прямо в потолок. Потом она чуть шевельнулась, чтобы видеть меня, и в уголках ее губ дрогнула маленькая беглая улыбка.
— Привет, — голос был слабый и отрешенный, голос, который знал, что его хозяйка лежит в постели и что рядом сиделка и все на свете.
— Привет.
Я подошел ближе и остановился, глядя на нее сверху вниз, на моем ясном лице сияла ослепительная улыбка.
— Со мной все в порядке, — прошептала она. — Все очень хорошо, правда ведь?
— Конечно.
— Это я в вашей постели?
— Не беспокойтесь, она не кусается.
— Я не боюсь, — сказала она. Ее рука протянулась ко мне ладонью вверх, ожидая, что ее пожмут. Я пожал ей руку. — Я вас не боюсь. Ни одна женщина не станет вас бояться, правда?
— Когда это говорите вы, — ответил я, — я понимаю, что это комплимент.
Она улыбнулась глазами, потом вдруг посерьезнела.
— Я вас обманула, — сказала она. — Я никого не убивала.
— Я знаю. Я был гам. Забудьте об этом. И ничего не думайте.
— Мне всегда велят забыть неприятные вещи. И никогда не выходит. То есть я хочу сказать, это очень глупо — говорить, чтобы ты все забыла.
— Хорошо, — я сделал вид, что обиделся, — я глупый. Как насчет того, чтобы еще немного поспать?
Она повернула голову так, что смогла посмотреть мне прямо в глаза. Я присел на край постели, держа ее за руку.
— Полиция приедет? — спросила она.
— Нет. И пусть это не будет для вас разочарованием.
Она нахмурилась.
— Вы, наверное, думаете, что я ужасная дура.
— Ну… может быть.
На глазах у нее появились две слезинки и медленно скатились по щекам.
— Еще нет. Я поеду к ней и скажу.
— Вы ей расскажете… все?
— Да, почему нет?
Она отвернулась от меня.
— Она поймет, — тихо проговорила она. — Она знает, какую ужасную вещь я сделала восемь лет назад. Очень страшную вещь.
— Конечно, — ответил я. — Поэтому она и платила Вэнниэру все эти годы.
— О боже, — сказала она, сцепив руки над одеялом. — Лучше бы вам этого не знать. Никто ничего не знал, кроме миссис Мердок. Даже родители. Лучше бы и вы не знали.
В дверях появилась сестра и сурово посмотрела на меня.
— Я думаю, ей не следует так разговаривать, мистер Марлоу. Я думаю, вам нужно оставить ее.
— Послушайте, мисс Лимингтон, я знаком с девушкой два дня. Вы ее увидели два часа назад. От этого разговора ей лучше.
— Это может вызвать новый… э-э… спазм, — сказала она, стараясь не смотреть мне в глаза.
— Ну, если уж у нее должен быть спазм, то лучше, чтобы он случился сейчас, пока вы здесь, и покончим с этим. Ступайте-ка на кухню и налейте себе рюмочку.
