Аллейн мгновенно оказался рядом. Подняв трубку, он услышал, как набирается номер. Затем гудки. После довольно долгой паузы приглушенный голос сказал: «Да?».
— Это ты, Ксеноклея? — спросил Полковник. — Крисси звонила тебе минуту назад, верно? Ну так вот. Он здесь.
— Будьте поосторожнее (Санскритиха, как пить дать).
— Конечно. Я только хотел предупредить.
— Вы пили?
— Ну, Ксенни! Послушай! Он и к тебе может прийти.
— Зачем?
— А кто его знает. Ладно, я загляну попозже. Или позвоню. Пока.
Щелчок, гудки.
Аллейн положил трубку и отошел к окну.
Когда Полковник вошел в комнату, Аллейн созерцал виднеющуюся вдалеке Базилику. Повадка Полковника, как сразу заметил Аллейн, решительно переменилась. Теперь ее отличала бойкая развязность.
— Ага! — сказал он. — Вот мы где! Крисси приводит себя в презентабельный вид. Сейчас спустится. Присядем. Может, примем по маленькой, чтобы время скоротать, вы как? Что будете пить?
— Вы чрезвычайно любезны, — в тон ему ответил Аллейн, — но увы, не могу. Однако пусть это вам не мешает.
— Что, на службе не пьете? Жаль! Я ведь только так, показать, что мы на вас зла не держим, — сказал Полковник. — А я, пожалуй, выпью.
Он открыл на другом конце комнаты дверь, ведшую, по-видимому, в его кабинет. Аллейн увидел висевшую на стене коллекцию шпаг и сабель, к которым были добавлены армейский пистолет и большое охотничье ружье. Полковник вернулся с бутылкой в одной руке и большим стаканом джина в другой.
— Ваше здоровье, — провозгласил он и отпил половину стакана.
Подкрепившись и освежившись, Полковник в шутливых тонах заговорил о покушении. Он, видимо, был совершенно уверен, что посла убил копьеносец, принявший его за Президента. От этих черных всего можно ждать, сказал он, уж он-то их знает, столько перевидал, дай Бог всякому.
— Чертовски хорошие бойцы, уверяю вас, но верить им можно только до определенного предела.
Он считал, что когда Президент со своей компанией вернется в Нгомбвану, они управятся с этой историей по-свойски, все будет шито-крыто.
— Не удивлюсь, если у Президента появится новый «млинзи», причем вопросов никто задавать не будет. С другой стороны, он может решить, что этой публике следует преподать урок.
— Вы имеете в виду публичную казнь?
— Не ловите меня на слове, старина, — сказал Полковник, заново пополняя стакан. — Он этими штуками покамест не баловался. Не то, что новоиспеченный покойник.
— Посол?
— А то кто же. У него по этой части довольно мрачное прошлое. Между нами и ближайшим столбом, разумеется.
— Правда?
— Командовал в молодые годы партизанским отрядом. Когда еще мы там были. Об этом нигде не писали, но в Нгомбване это все знают. После-то он, конечно, утихомирился.
Появилась супруга Полковника: пристойно одетая, причесанная и жутко накрашенная.
— Время выпить? — спросила она. — Роскошно! Налей мне рюмочку, дорогой. Самую чуточку.
Она уже налила себе, и отнюдь не самую чуточку, подумал Аллейн. Все это довольно противно.
— Сейчас, — сказал ее муж. — Присядь, Крис.
Она присела и спросила, неумело разыгрывая веселость:
— О чем это вы тут сплетничали?
— Простите, что пришлось побеспокоить вас в столь неудобное время, — сказал Аллейн, — да еще когда вы не очень хорошо себя чувствуете, но мне хотелось задать вам один вопрос, миссис Кокбурн-Монфор.
— Мне? Сейчас? Какой?
— Зачем вы выстрелили из люгера, а потом бросили его в озеро?
Она открыла рот, издала странный звук, неуместно напомнивший Аллейну миссис Чабб, но прежде, чем она успела что-либо сказать, вмешался Полковник:
— Заткнись, Крис. Это по моей части. Я сказал, заткнись.
Он повернулся к Аллейну. Стакан в его руке покачивался, но при этом, подумал Аллейн, он в достаточной мере владел собой. Он принадлежал к числу тех запойных пьяниц, которые редко напиваются по-настоящему. Удар, нанесенный Аллейном, был силен, но Полковник его выдержал. Он сказал:
— Моя жена не станет отвечать ни на какие вопросы, пока мы не посоветуемся с нашим адвокатом. Ваше предположение ни на чем не основано и совершено смехотворно. И до крайности оскорбительно. Вы еще не раз услышите об этом, Аллейн, не знаю какой там у вас чин.
— Вот тут вы, боюсь, правы, — ответил Аллейн, — и не я один, вы тоже услышите. Ну что же, приятного вам вечера. Я, пожалуй, пойду.
— А самое странное в этом маленьком эпизоде, братец Фокс, вот что: занимаясь любительским подслушиванием разговора Кокбурн-Монфора с мисс Ксеноклеей Санскрит, для краткости Ксенни, я поймал ее на бессмысленной по всем внешним признакам лжи. Рыцарственный полковник сказал: «Он — я то есть — и к тебе может прийти», а она вместо того, чтобы ответить: «Уже приходил», пробурчала: «Зачем?». Как-то не по товарищески получилось, вам не кажется?
— Если эта теплая компания, — сказал Фокс, тщательно подбирая слова, — я имею в виду Полковника с супругой, Санскритов, господина Шеридана и Чабба, создала что-то вроде клуба негроненавистников, и если, что представляется возможным, исходя из того, что большинство их присутствовало на приеме, а также из поведения нашей дамы, если они причастны к смерти посла…
Он набрал побольше воздуха в грудь.
— Ничего-ничего, я подожду, — вставил Аллейн.
— Я только хотел сказать, что с учетом всех обстоятельств не странно будет, если они теперь начнут с опаской коситься друг на друга.
Он тяжело вздохнул.
— С другой стороны, — произнес он, — и должен сказать, то, что мы знаем, заставляет меня склоняться к этой точке зрения, разгадка может оказаться вполне тривиальной. У охранника было копье, он им воспользовался, а уж что там в это время творилось в окружающем мраке, к делу не относится.
— А как насчет миссис К-М и стрельбы из люгера в дамской уборной?
— О черт, — сказал Фокс.
— Вся история выглядит удивительно неопрятно, — сказал Аллейн.
— Я бы, пожалуй, прошелся еще раз по рубрикам, — предложил Фокс.
— Валяйте, вдруг польза будет, — сказал Аллейн.
— А, — сказал Фокс, оттопыривая большой палец. — А. Ситуация. Посол заколот копьем. Копьеносец стоял сзади него в удобной для нанесения удара позиции. Утверждает, что самого его вырубили, а копье отобрали. Что он невиновен. Б. Чабб. Бывший командос. Также стоял сзади. Член секретного общества или кто они там такие. Предположительно ненавидит черных. Утверждает, что это его вырубил черный лакей. В. Миссис К-М. Стреляет, возможно, холостым патроном из окна дамского туалета. Зачем? Хочет отвлечь внимание? Заставить Президента вскочить на ноги, чтобы его легче было ударить копьем? Но кто должен нанести удар? Ерунда какая-то, — признал Фокс. — Если в их клубе одни расисты, станут они сговариваться с копьеносцем или лакеем? Отвечаю: навряд ли. Очень и очень навряд ли. И куда это нас приводит?
— Вот оно. Держитесь за стул, ребята.
— К Чаббу, — сказал Фокс. — Это приводит нас к Чаббу. А что, разве не так? Чабб, выполняя задание клуба, выводит из строя копейщика, закалывает посла, а потом уверяет, будто его самого вывели из строя и скрутили в бараний рог.
— Но черный лакей говорит, что споткнулся в темноте и нечаянно вцепился в Чабба. Если именно Чабб орудовал копьем, что отсюда следует?
— Ну и вцепился, и что? Споткнулся и на миг ухватился за Чабба.
— До того, как Чабб вывел из строя копейщика и овладел пикой, или после?
На лице Фокса появилось безутешное выражение.
— Нет, — признался он, — это мне тоже не нравится. Хотя, вообще-то, все сходится. Почти что.
— Ваше мужество, Фокс, делает вам честь. Продолжайте.
— Да мне, собственно, больше предложить нечего. Хотя, если взять чету Санскритов… По крайней мере, на него есть в архиве досье. Мошенничество, ворожба, наркотики, так вы, кажется, говорили. Был в Нгомбване крупным импортером, пока его не вышвырнуло нынешнее правительство. И опять-таки, они состоят в этом клубе, если мистер Уипплстоун не ошибся, говоря, что видел на них медальоны.
— Не только это, — сказал Аллейн.
Он открыл ящик своего стола и извлек на свет черную глиняную кошку.
— Полюбуйтесь, — сказал он, переворачивая фигурку.
На ее основании был выдавлен фирменный знак, волнистое Х.
— То же самое на обратной стороне медальонов, — сказал Аллейн. — Икс означает, видимо, «Ксеноклея». Ксенни не только носит медальон, она их обжигает в своей гончарной печи, жирная ведьма.
— Вы того и гляди предъявите обвинение, а, мистер Аллейн? Вот только кому? И в чем?
— Это уж вы мне скажите. Но как бы ни обстояло дело с послом, пусть меня пинками прогонят по всем Каприкорнам, если я не откопаю что-нибудь против Санскритов. Какой только чуши нас с вами не учили — никогда-де не позволяйте себе обзаводиться личными пристрастиями. Разумеется мы ими обзаводимся, мы лишь научаемся не показывать их.
