– Да, сэр, эти вещи были на обвиняемой, Дороти Феннер, когда она выходила из своего номера.
– А когда она возвратилась, на ней не было этих вещей?
– Нет, сэр, на ней были спортивные вещи – белый вязаный свитер с высоким воротом, брюки и теннисные туфли.
– Ну а когда она уходила из отеля, у нее был в руках кошелек, вы не заметили?
– Да, сэр, когда она в тот вечер выходила из отеля, кошелек она несла в руке. Я отчетливо запомнил, в правой руке.
– А когда она вернулась и вызвала лифт к камере хранения багажа, был ли у нее в руке кошелек?
– Нет, сэр, не было.
С самодовольной улыбкой Глостер обратился к Перри Мейсону:
– Ну а теперь, мистер Мейсон, можете начинать перекрестный допрос.
Адвокат ответил беспечным тоном, словно показания свидетеля не поразили его, как непредвиденный удар:
– О, у меня всего несколько вопросов! Минутку, пожалуйста.
Вежливо улыбаясь, Мейсон поднялся с места. Его глаза смотрели весело и понимающе, когда он произнес:
– Из ваших показаний я понял, что, разрешив мистеру Олдеру подняться в лифте наверх без предупреждения, вы нарушили правила отеля?
– Да, сэр.
– Сознательно нарушили?
– Да, сэр.
– За пять долларов?
– Если вам так угодно ставить вопрос, то да.
– Итак, нарушение правил за пять долларов, – с улыбкой повторил Мейсон.
– Ну и что? – вызывающе бросил свидетель.
– А за четыре вы бы это сделали?
В зале раздался смех.
Свидетель упрямо молчал.
– Сделали бы? – переспросил Мейсон.
– О, ваша честь, – обратился Глостер к судье, – я возражаю. Вопрос при перекрестном допросе спорный и неуместный.
– Что ж, я согласен, что вопрос спорный, – сказал судья Кэри, – однако ничем не нарушающий порядок перекрестного допроса.
Мейсон принял это как торжество справедливости и снова задал свой вопрос:
– А сделали бы вы это за четыре доллара?
– Пожалуй, да, – угрюмо кивнул свидетель.
– А за три?
– Да! – сердито крикнул Диксон.
– А за два?
– Не знаю, – помрачнев как туча, ответил он.
– А за один?
– Нет!
– Благодарю вас, мистер Диксон, – сказал Мейсон, – мне необходимо было узнать, во сколько вы цените вашу честь и достоинство.
Мейсон не спускал глаз со свидетеля, но в то же время наблюдал реакцию зрительного зала – там царили веселое оживление и смех, а окружным прокурором овладела злость.
– Ну а когда обвиняемая вошла в вестибюль отеля третьего числа вечером, вы имели с ней разговор? – не унимался адвокат.
– Да, сэр.
– Вы ей сказали, что был миллион телефонных звонков?
– Да, но это, конечно, гипербола… преувеличение.
– Вот именно, – сказал Мейсон. – Свидетель, который так скрупулезно придерживается правды, как это делаете вы… Не хотелось бы, чтобы жюри поверило, будто и в самом деле он насовал миллион записок в обычный ящик для ключа.
Улыбка Мейсона все еще оставалась вежливой. Свидетель же проявил заметное смущение и неудовольствие.
– Итак, – продолжал Мейсон, – вы тогда имели с обвиняемой небольшой разговор?
– Да, кажется, мы поговорили!
– Сколько же времени приблизительно занял этот разговор? – спросил Мейсон. – Сколько времени она простояла, болтая с вами?
– Да, насколько я могу судить, минут пять.
– А затем она вошла в лифт и поднялась наверх?
– Совершенно верно.
– Лифт автоматический?
– Да, сэр.
– А сколько времени прошло с этого момента до того, как пришел тот джентльмен, который дал вам пять долларов за нарушение правил?
Диксон покраснел.
– Сколько времени?
– Ну, я бы сказал, час или полтора, что-нибудь в этом роде.
– А через сколько времени после этого вы увидели, как обвиняемая уходила?
– Ну, она ушла минут через сорок после ухода джентльмена, приходившего к ней… пожалуй…
– Ну а теперь скажите жюри, о чем вы беседовали с обвиняемой в продолжение вашего пятиминутного разговора, уточните, что именно вы ей говорили.
– Ваша честь! – вскричал Глостер, вскочив с места. – Это несущественно, не имеет прямого отношения к делу, неприемлемо при перекрестном допросе и к раскрытию разбираемого здесь дела совершенно не относится.
– Если только советник защиты не найдет какой-либо специфической связи с делом, – ответил судья Кэри.
Мейсон улыбнулся.
– Полагаю, ваша честь, – сказал он, – что, по существующим юридическим нормам, в тех случаях, когда на прямом допросе свидетеля спрашивают о какой-либо отдельной части разговора, советник противной стороны имеет право узнать содержание всего разговора в целом.
– Совершенно верно, – подтвердил судья Кэри. – Это общее правило.
– И я нахожу, что в нем нет ничего предосудительного, – согласился Глостер, – поэтому-то я так старательно и прерывал показания свидетеля всякий раз, когда он начинал говорить об этом разговоре. Я не хотел, чтобы давались показания по этому поводу, так как считаю, что разговор этот не имеет прямого отношения к делу.
– Однако вы спрашивали свидетеля относительно того разговора, – напомнил Мейсон, – и он отвечал на ваши вопросы.
– Это не так! – запротестовал Глостер. – Я был особенно осторожен…
– Вы спросили свидетеля о происшедшем. И он вам ответил, что ей был миллион телефонных звонков, а записки с уведомлениями о них лежат в ее ящике для ключа. Я же только переспросил свидетеля о том же самом еще раз, чтобы убедиться, что здесь нет никакого недоразумения.
Глостер, внезапно смешавшись, пробормотал:
– Это не разговор.
– Ну, знаете, это не корреспонденция, не ясновидение и не телепатия. Если это не разговор, то я уж и не знаю тогда, что это такое, – резко бросил Мейсон.
Судья Кэри нахмурил брови, потом медленно кивнул.
– Считаю, что советник защиты может воспользоваться своим правом, если желает.
– Ваша честь, – не сдавался Глостер, – я знаю, что за всем этим кроется. Если мы вступим на этот путь, мы откроем двери для бесконечных и бесчисленных побочных фактов.
– В таком случае вам следовало бы подумать об этом прежде, чем открывать двери, – посоветовал судья Кэри. – Свидетель, отвечайте на вопрос советника защиты.
– Расскажите как можно подробнее о вашем разговоре: что вы ей сказали, что она вам сказала, – внутренне ликуя, спросил Мейсон.
– О, ваша честь! – не смог удержаться Глостер. – Ведь это…
– Возражение было сделано и было отклонено, – поставил на место окружного прокурора судья Кэри.
– Ваша честь, могу я просить сделать сейчас перерыв? Я считаю, что… Я хотел бы обсудить этот вопрос без жюри, – не унимался Глостер.
– Нам скрывать нечего, – сказал Мейсон, – если разговор имел место, мы хотим узнать, о чем он шел.
– О’кей, – вынужден был сердито согласиться Глостер. – Но предупреждаю: узнав, о чем шла речь, вы не будете иметь права пытаться доказывать что-либо в связи с тем, о чем упоминалось в этом разговоре. Обвинение намерено возражать против всего, что может быть сказано об этом разговоре, за исключением вопроса об убийстве Джорджа С. Олдера.
– Ну разумеется! – торжествовал Мейсон.
– Свидетель, отвечайте на вопрос, – сказал судья Кэри Диксону. – Итак, о чем шел разговор?
– Ну, – начал Диксон, – я поздравил ее с освобождением, а она мне сказала, что мистер Олдер просто был прижат к стене вопросами мистера Мейсона на перекрестном допросе, что обвинение Олдера, будто бы она украла у него какие-то драгоценности, не подтвердилось и что он не мог ни слова сказать о том, какие это были драгоценности! Что для нее это был настоящий триумф и что она думает, что мистер Олдер теперь станет ломать голову, как бы ему вывернуться из этого затруднительнейшего положения.
– Ваша честь, – едва не скрежеща зубами, обозлился Глостер, – я прошу вас инструктировать жюри, чтобы они рассматривали эти показания только как факт разговора между подсудимой и свидетелем. Что касается заявлений обвиняемой, они не могут служить доказательством, что упомянутые в них факты действительно имели место.
Мейсон, как подобает победителю, весьма любезно сказал поверженному противнику:
– Я так понимаю, что окружной прокурор просто констатирует факт наличия разногласий между сторонами?
– Я толкую вам, в чем состоит закон! – закричал, выйдя из себя, Глостер.
– Ну не вам учить меня закону, – улыбнулся Мейсон. – Положение теперь несколько изменилось, и я совершенно уверен, что суд разбирается в законе гораздо лучше вас.
По залу в который раз прокатился смех. Судья Кэри улыбнулся, потом с преувеличенной серьезностью застучал молотком.
– Полно, полно, господа! Будем соблюдать хотя бы видимость порядка в зале заседаний и постараемся воздерживаться от взаимных колкостей.
– Тем не менее я настаиваю, чтобы жюри было дано указание принять тот разговор только как разговор, – никак не мог успокоиться Глостер.
– Минуту назад окружной прокурор настаивал, что это не был разговор, – напомнил Мейсон. Прежде чем сбитый с толку окружной прокурор успел собраться с мыслями, он продолжил: – Более того, ваша честь, мне, как защитнику, совершенно необходимо ознакомиться с определенными вещественными доказательствами. Если у обвинения есть какие-нибудь документы, изъятые из письменного стола покойного, я желаю получить к ним доступ для их изучения.
