– Может, она пыталась защитить сына?
– Нет. Какое-то время я тоже так считал, но теперь понял, что причина в другом. Тут что-то кроется.
– А ты не можешь заставить ее рассказать тебе всю правду?
– Нет.
– А почему бы тебе самому не рассказать судье, как ты представляешь себе все случившееся?
– Если бы я знал причину, по которой она отказывается говорить правду, я мог бы это сделать. А так я могу лишь утопить ее еще глубже. Публика решит, что я сочинил для нее складную историю, а на самом деле это она пришила мужа, чтобы получить страховку.
– Большая страховка?
– Двадцать пять тысяч долларов. Ровно столько, сколько присвоил ее муженек.
– Страховка составлена в ее пользу? Она получит проценты или всю сумму?
– Всю сумму.
– Тебе есть над чем поломать голову, Перри! – посочувствовал Пол Дрейк.
– Еще как! – согласился Мейсон. – Единственное утешение, что это всего лишь предварительное слушание. Если я смогу бросить тень на показания этой чертовой куклы Мейнард, я буду знать, как мне действовать перед судом.
– Ты хочешь попытаться освободить свою клиентку на предварительном следствии?
– Нет, – покачал головой Мейсон. – Я хочу позволить судье заставить ее давать показания. Я не решусь вызвать ее в качестве свидетельницы; я не решусь ни на что, пока она не расскажет мне, что именно произошло.
– А ты убежден, что ее алиби фальшивое?
– На все сто, – сказал Мейсон. – Окружной прокурор высказал резкое замечание насчет этого. Однако я постараюсь дискредитировать показания мадам Мейнард после того, как мы выведаем всю подноготную о ее очках. Заметь, у нее нет запасных очков, так что мы можем задействовать это. Я собираюсь вызвать на скамью свидетелей мистера Рэдклиффа и посмотреть, что он скажет.
Делла Стрит подошла к Мейсону и сказала:
– Шеф, я могу добавить к делу еще одну улику.
– Что?
– Миссис Ингрем пользуется теми же духами, что и ее дочь.
Мейсон переварил информацию.
– Не думаю, что нам это поможет, но все равно факт любопытный. Однако Кларк Селлерс утверждает, что конверт, в котором лежали деньги, был надписан рукой Миртл Фарго. Однако та божится, что не надписывала конверт и не посылала мне денег и… А вот и судья.
Судья Кейт занял свое место и обратился к адвокату:
– Есть свидетели со стороны защиты?
– Да, ваша честь. Я хочу вызвать одного свидетеля.
Физиономия окружного прокурора просияла от предвкушения перекрестного допроса миссис Фарго, однако Мейсон сказал:
– Мистер Карлтон Б. Рэдклифф, владелец оптической мастерской, вызванный повесткой в суд со стороны защиты, будьте любезны занять свое место.
Сдавленный, хриплый крик разорвал тишину.
Все находящиеся в зале повернулись к тому месту, где находилась миссис Мейнард, резко вскочившая на ноги.
– Вы не посмеете! – выкрикнула она. – Вы не смеете соваться в мою личную жизнь и вытаскивать…
Судья Кейт постучал молотком.
– Тихо! – потребовал он. – Соблюдайте порядок в зале! Зрителей попрошу сохранять тишину. Права всех сторон будут соблюдены надлежащим образом.
Миссис Мейнард покачнулась и, судорожно закашлявшись, тяжело опустилась на стул.
Нахмурившись, Мейсон задал мистеру Рэдклиффу несколько предварительных вопросов, затем спросил:
– Вы являетесь дипломированным и квалифицированным оптиком, сэр?
– Совершенно верно!
– И вы знакомы с миссис Мейнард, свидетельницей, которая только что давала показания по этому делу?
– Да, сэр, знаком.
– Скажите, пожалуйста, вы видели миссис Мейнард двадцать первого сентября сего года?
– Нет, сэр, не видел.
– Значит, не видели? – переспросил Мейсон. – А двадцатого?
– Тоже нет.
– А разве она не отдавала вам в починку свои очки?
– Да сэр, отдавала.
– И когда же?
– Двадцать второго сентября.
– Двадцать второго! – удивился Мейсон.
Мейсон повернулся к судье:
– Я прошу суд принять во внимание некоторые обстоятельства. Несмотря на то что свидетель не выказал явной враждебности к следствию, он отказался дать показания на том основании, что обязан соблюдать интересы своих клиентов, и заявил, что будет отвечать только на прямые вопросы и только в том случае, если его вызовут в суд.
– Очень хорошо, – сказал судья Кейт, заинтересованно подавшись вперед.
– Так в котором часу вы видели миссис Мейнард двадцать второго сентября? – продолжил допрос оптика Мейсон.
– Примерно в восемь утра.
– Ваш магазин был открыт в восемь утра?
– Нет, сэр, но я живу прямо над магазином в том же доме. Миссис Мейнард позвонила мне в восемь утра и сказала, что у нее срочный заказ и что она хотела бы знать, как скоро я смогу выточить пару линз.
– И что вы ей ответили?
– Я ответил, что вряд ли успею до завтрашнего дня, и она попросила меня доставить ей очки, как только я починю их.
– И это было в восемь утра?
– Да, плюс-минус пара минут. Я как раз сел завтракать. Я всегда завтракаю в восемь часов.
– После чего она сама принесла вам очки?
– Нет. Их доставил посыльный спустя несколько минут.
– Кто был этот посыльный?
– Какой-то паренек. Я его раньше не видел. Очки были завернуты в бумагу.
– А когда вы отослали миссис Мейнард очки с новыми линзами?
– Двадцать третьего, как и обещал.
– Если я вас правильно понял, – торжественно начал Мейсон, – миссис Мейнард отослала вам свои очки в начале девятого утра двадцать второго сентября и получила их обратно только на следующий день. Следовательно, если у нее нет запасных очков, то двадцать второго сентября она была без очков. Я полагаю, вы можете задавать свои вопросы, мистер Бергер.
– Одну минуту, – возразил свидетель. – Но двадцать второго сентября ничто не мешало миссис Мейнард быть в очках. Очки, которые она отдала мне в починку, принадлежали не ей!
– Не ей! – воскликнул Мейсон, пытаясь скрыть разочарование.
Окружной прокурор просиял победоносной улыбкой.
– Нет, сэр, – подтвердил Рэдклифф, – это были совсем другие очки.
– Вы в этом уверены?
– Разумеется, уверен. Эти очки принадлежали человеку значительно более старшего возраста. Они изготовлены совсем по другому рецепту, чем очки миссис Мейнард.
– Вы хотите сказать, – спросил Мейсон, – что знаете рецепт очков миссис Мейнард?
– Нет, но мне достаточно одного взгляда на ее глаза, чтобы определить, что это были не ее очки. У миссис Мейнард большие зрачки и чистый глазной белок, что характерно для близорукости, или миопии. А те очки были от дальнозоркости и принадлежали человеку лет эдак шестидесяти.
– Вы можете определить возраст человека по его очкам?
– Разумеется. По очкам можно многое узнать об их владельце. Эти очки, вероятно, принадлежали человеку славянского происхождения. Я бы сказал, что, скорее всего, это был мужчина, судя по размерам носа. Нос у него, можно сказать, картошкой…
– Не могли бы вы просветить нас, – сказал Мейсон, явно раздраженный тем, что триумф, который, казалось, уже был у него в руках, вдруг начал ускользать, – как вы могли определить, что очки принадлежали человеку славянской наружности, лишь взглянув на них?
– Видите ли, я же не сказал, что я в этом уверен. Я сказал «вероятно», – возразил свидетель. – Кроме диоптрий линз, существуют еще форма, стиль и конструкция оправы. Например, ширина переносицы у тех очков указывала на картофелеобразную форму носа, а поддерживающие оправу на ушах короткие дужки – приблизительно трех с половиной дюймов – свидетельствовали о том, что владелец очков обладает типом черепа, характерным для славян. У прочих типов расстояние от ушей до глаз больше. Средняя длина дужки составляет четыре – четыре с половиной или даже пять дюймов. Вдобавок могу сказать, что левое ухо у этого человека примерно на полдюйма выше, чем правое. Более того, на наружной поверхности стекла имелись параллельные царапины, что говорит о том, что их владелец довольно часто снимал очки и клал их стеклами вниз на стол. Обычные частицы пыли не оставляют царапин на оптическом стекле, но если очки класть на твердую поверхность, на которой лежит пыль и, возможно, частицы песка, то поверхность стекол почти наверняка окажется поцарапанной. Это прежде всего касается таких очков, как эти, которые имеют внутреннюю кривизну в десять диоптрий и поэтому слишком выпуклы, так что, если их класть стеклами вниз на стол, они непременно поцарапаются. Средняя внутренняя кривизна линз составляет шесть диоптрий.
– И вы определили все это по одним только очкам?
– Да, сэр. По очкам и оправе.
– А почему они вас так заинтересовали? – спросил Мейсон.
– Потому что в этом состоит моя профессия.
– И что вы сделали с этими очками?
– Заменил линзы и отправил с посыльным утром двадцать третьего миссис Мейнард по ее лос-анджелесскому адресу.
– Полагаю, у меня все, – произнес Мейсон.
