Все происходило в конце лета 1937 года.
Конечно, в тех случаях, когда нападению подвергалась девушка, только одна из четырех обращалась в полицию. Обычно мужчины стараются не допустить, чтобы их имя оказалось внесенным в полицейские анналы, то же самое касается и женщин. Ставшие жертвами насилия женщины зачастую считают, что жаловаться бессмысленно, и, кроме того, не хотят, чтобы касающиеся их факты были опубликованы в печати.
– Ну и что Риксман? – спросил я.
– Это был тот, кого мы ловили, – ответил Рондлер. – Мы стали следить за ним, и примерно на третью ночь он взял машину и поехал на одну из площадок, где проводили время любовники. Припарковав машину, он прошел около трехсот ярдов и стал ждать в темноте под деревом, где было удобно и темно. Мы получили все, что нам требовалось. У нас была сотрудница полиции – следователь, которая согласилась нам помочь. Мы схватили Риксмана на месте преступления. Конечно, ребята слегка потрудились над ним, и, когда его доставили сюда, он уже раскис. Сидел вон на том стуле и плел свою историю. Он мог вывернуться, но в тот момент не сообразил этого. Позже, когда у него появился адвокат, Риксман попытался разыграть ненормального, но это у него не получилось. Он рассказал, что у него был очень хороший бинокль ночного видения. Риксман прятался в темноте и рассматривал в него место, где обычно парковались машины. Изучив сидевших в машине, выбирал жертву и совершал нападение. Три-четыре раза видел полицейских, которые пытались разыграть парочку влюбленных, но, разгадав их хитрость, ловко избежал ловушки. Обладая таким биноклем, он легко распознавал обман и пережидал.
Он рассказал все. Не смог, конечно, припомнить все случаи своих нападений, но поведал достаточно много. Он не отрицал и стрельбу. Однако все время клялся, что убийство Крейга не его рук дело. Некоторые не верили ему. Я верил. Не мог понять, зачем ему врать, если он все равно своим признанием приговорил себя к петле.
– Его повесили?
– Отправили в газовую камеру. К тому времени, когда ему был вынесен смертный приговор, он стал хитрее, – продолжал Рондлер. – После того, первого ночного допроса больше ничего не говорил. Стал слушаться адвоката, а тот посоветовал ему замолчать. Они ссылались на ненормальность и пытались придерживаться этой версии до самой казни, надеясь, что Риксмана помилуют. Но лично я никогда не считал дело Крейга закрытым.
– А что ты обо всем этом думаешь?
– Ничего не думаю. У меня нет фактов, чтобы разобраться, но скажу тебе, все могло быть.
– Как?
– Эта девица – Фенн – могла лишиться рассудка от любви к нему. Она хотела, чтобы Крейг на ней женился, а он не соглашался. Перепробовала все обычные трюки – не сработало. Он был влюблен в другую и собирался жениться. Тогда она уговорила его поехать с ней в последний раз на прогулку, придумала предлог, чтобы остановить машину, вылезти из нее и подойти к месту водителя. Там она нажала курок, выбросила револьвер и с криками бросилась на дорогу.
– Да, так могло быть, – согласился я.
– Большинство убийств, которые остаются нераскрытыми, именно так и происходят. Все бывает так просто, что убийцу выгораживает любая версия. В этих преступлениях нечего распутывать. Чем сложнее заранее разработанный план, чем ухищреннее преступники стараются обойти закон, тем больше следов оставляют – таких следов, о которых не подумали и которые спрятать нельзя.
Удачное преступление обычно совершает человек, у которого одна нить. Он завязывает ее прочным, крепким узлом и затем уходит, бросая ее.
– А как с убийством Крейга? Какие-нибудь отпечатки пальцев или что-либо другое, за что можно зацепиться? – спросил я.
– Абсолютно ничего, кроме описания, которое дала Роберта Фенн.
– И что она рассказала?
Он открыл ящик стола, ухмыльнулся и сказал:
– Я только что перечитал это описание, сразу после того, как мы получили сообщение из Нового Орлеана. Девица сказала, что преступник среднего роста, в темном костюме и пальто, фетровой шляпе и маске. Кроме того, она заметила, что на нем не было перчаток и что когда он появился вначале, то заметно прихрамывал, а когда убегал – уже не хромал. Черт знает что, а не показания!
– А ты сумел бы показать лучше, окажись на ее месте?
– Возможно, что и нет, – улыбнулся он, – но если стрелял не Риксман, значит – она.
– Что заставляет тебя так думать?
– Да ведь это единственный случай нападения на парочку, который не имеет объяснения. После ареста Риксмана нападения прекратились, точно ножом отрезало. Если кто-то другой занялся бы такими же налетами, как Риксман, мы столкнулись бы с подобными случаями.
Отодвинув свой стул, я сказал:
– Ты бы лучше закурил свою сигару, пока не сжевал ее до конца.
И заметил, как брови его снова сдвинулись.
– Ты получил черт знает сколько информации, а взамен не дал почти ничего.
– Возможно, я не могу предложить взамен многого.
– А может быть, можешь? Послушай, Дональд. Я хочу тебе кое-что сказать.
– Говори.
– Если ты крутишь с этой женщиной, мы прижмем тебя к ногтю.
– С какой женщиной?
– С Робертой Фенн.
– А что с ней такое?
– Ее ищет полиция Нового Орлеана, и, поскольку сейчас так сложились обстоятельства, мы тоже ищем ее.
– Что дальше?
– Если ты знаешь, где она, и прикрываешь ее, то получишь сильный удар, хороший удар туда, где будет очень больно!
– О’кей, спасибо за намек, – сказал я и вышел.
Из телефонной будки в здании я позвонил в офис. Берта Кул только что вошла. Я сказал ей, что буду не позже чем через два часа. Она хотела узнать, что происходит, но я ответил, что не могу обсуждать такие дела по телефону. И отправился в отель.
Роберта Фенн спала допоздна.
Я присел на край ее постели и сказал:
– Давай поговорим.
– О’кей.
– Этот Крейг. Что ты можешь о нем рассказать?
– Я с ним встречалась.
– Может быть, ты мечтала выйти за него замуж, а он не хотел жениться?
– Нет.
– У тебя были какие-то осложнения?
– Нет.
– Ты знала, у кого он работает?
– Да. У Роксберри, а после того, как Роксберри умер, – в «Роксберри эстейтс».
– Он когда-нибудь говорил с тобой о делах компании?
– Нет.
Я посмотрел ей в глаза:
– Он вспоминал когда-нибудь Эдну Катлер?
– Нет.
– Может быть, ты говоришь неправду?
– Зачем?
– Если вы с Эдной действовали сообща и если вместе придумали историю с Марко Катлером, то вы можете оказаться перед обвинением не в одном, а в двух убийствах.
– Дональд, я рассказала правду.
– Ты имела представление о том, что тебе будут вручены бумаги, предназначавшиеся Эдне Катлер?
– Не имела абсолютно никакого понятия! Я не знала, где находится Эдна, повторяю! Просто поселилась там под ее именем, как мы договорились, и…
– Знаю, – прервал ее я, – все это я уже слышал. – И встал с ее постели.
– Куда ты?
– Я работаю.
– Хочу позавтракать и потом спуститься и купить себе кое-что из одежды, – сказала она. – Я чувствую себя ужасно голой без ночной рубашки.
– Не советую ходить по улицам. Пусть еду принесут в номер. В универмаге напротив можно купить все необходимое. Не надо звонить по телефону и, что бы ни произошло, не следует делать попыток связываться с Эдной Катлер.
– А зачем мне с ней связываться?
– Не знаю. Я просто говорю, что не надо этого делать.
– Не буду, Дональд. Обещаю. Я не буду делать ничего, что ты не одобряешь.
– Попробуем вернуться к убийству Крейга.
По ее лицу можно было увидеть, как она отнеслась к моим словам.
– Извини, но мне надо снова поговорить об этом. Человек в маске, который подошел к машине, был в пальто и хромал?
– Да.
– А когда он убегал, то перестал хромать?
– Правильно.
– Человек был среднего роста?
– Ну да, пожалуй. Я много думала об этом с тех пор. Тогда я, понятно, была очень взволнована, но мне кажется, что без пальто он был довольно небольшого роста.
– О’кей, – сказал я. – Подумаем вот о чем. Могла ли это быть женщина?
– Женщина? Но ведь этот человек покушался на меня! Он…
– Подожди, – прервал ее я. – Возможна мистификация. Так могла это быть женщина?
Роберта нахмурилась и сказала:
– Конечно, пальто скрывало фигуру. На нем были брюки и мужские ботинки, но…
– Так могла это быть женщина?
– В общем, да, – сказала она. – Конечно, могла. Но ведь он хотел заставить меня пойти с ним. Он…
– Все. Забудем об этом. Ты уверена, что Крейг никогда не говорил тебе ничего об Эдне Катлер?
– Ну конечно, не говорил. Я и не знала, что он был с ней знаком. Это в самом деле так?
– Не знаю. Я спрашиваю об этом тебя.
– Нет, он никогда ничего такого не говорил.
– О’кей. Всего доброго. Попозже пойдем ужинать. До свидания.
Мужчина в офисе, где производился набор рекрутов на флот, не задавал много вопросов. Спросил о главном и дал мне анкету. Когда я заполнил все бланки, он просмотрел их и сказал:
