– Все. Забудем об этом. Ты уверена, что Крейг никогда не говорил тебе ничего об Эдне Катлер?
– Ну конечно, не говорил. Я и не знала, что он был с ней знаком. Это в самом деле так?
– Не знаю. Я спрашиваю об этом тебя.
– Нет, он никогда ничего такого не говорил.
– О’кей. Всего доброго. Попозже пойдем ужинать. До свидания.
Мужчина в офисе, где производился набор рекрутов на флот, не задавал много вопросов. Спросил о главном и дал мне анкету. Когда я заполнил все бланки, он просмотрел их и сказал:
– Когда хотите пройти медицинское обследование?
– А как скоро это можно сделать?
– Если хотите, то хоть сейчас.
– Да, хочу сейчас.
Меня провели в заднюю комнату, заставили раздеться, осмотрели и отпустили.
– Сколько времени вам потребуется, чтобы закончить ваши дела?
– Двадцать четыре часа.
– О’кей. Возвращайтесь сюда к часу. Будьте готовы к отправке во вторник после полудня.
Я сказал, что явлюсь, и отправился в агентство. Берта выходила из себя от нетерпения.
– Где тебя, черт побери, носит? – требовательно спросила она.
– Я заходил пару раз утром, но тебя не застал, и мне пришлось действовать по собственному усмотрению.
– Что ты творил теперь? – сверкнула она глазами. – Полагаю, продолжал разрушать наш бизнес?
– Надеюсь, что нет.
Она передала мне телеграмму.
«Поздравляю вашу сову. Прибываю самолетом в восемь тридцать. Встретьте меня в аэропорту».
В телеграмме стояла подпись: «Эмори Г. Хейл».
– Знаю, – сказал я. – Звонил ему.
– Зачем?
– Чтобы сказать, что нашел Роберту Фенн.
– По-моему, ты просил не говорить ему.
– Нет. Ему можно сказать.
– В вечерних газетах был заголовок: «Разгадку убийства в Новом Орлеане ищут здесь», – сказала Берта. – Сообщается, что полиция ищет Роберту Фенн. Они раскопали, будто она имеет отношение к убийству Говарда Чандлера Крейга, того парня, которого, как считалось, застрелил Риксман, бандит, нападавший на парочки.
– Угу.
– Ты, похоже, не удивлен?
– Нет.
– Пытаться выудить из тебя информацию, – проворчала Берта, – бесполезное занятие. Тебе вечно сообщаешь больше, чем можно надеяться выкачать из тебя. Главное, что я пытаюсь внушить тебе, – ее усиленно разыскивает полиция. Если ты знаешь, где она, или если ты ее прячешь, то можешь погореть.
– А как дела с военным строительством?
Берта мгновенно заняла оборону. Ее агрессивная манера исчезла. Она стала обходительной и вежливой.
– Берте надо поговорить об этом с тобой, дружок.
– А что такое?
– Если кто-нибудь будет задавать тебе вопросы, то ты не знаешь подробностей. Ты главный исполнитель. Берта в последнее время не очень хорошо себя чувствовала. По-видимому, это сердце. И ей все больше и больше приходится перекладывать дела на тебя. Берта заключила этот контракт. В него вложены деньги, и если мы будем действовать осторожно, то не допустим, чтобы эти деятели перекинули все на нас. Но тебе придется взять на себя большую часть руководства.
– Из-за твоего сердца? – спросил я.
– Да.
– Не знал, что оно тебя беспокоит.
– Я тоже не знала, пока не сказались переутомление и постоянные волнения. Вряд ли у меня что-то серьезное, но все же это меня беспокоит.
– Что ты чувствуешь?
– Сердцебиение после еды.
– Ты обращалась к врачу?
– И иногда я задыхаюсь.
– Ты была у врача?
– Когда ложусь, чувствую, что сердце колотится так, что качается постель.
– Я спрашиваю, была ли ты у врача?
– Черт возьми, нет! – рассерженно воскликнула Берта. – Зачем мне идти к косоглазому костолому и позволять разрезать меня на куски?
– Я просто подумал, что врач может помочь.
– Нет, не может.
– Но иногда ведь требуется медицинский сертификат.
– Когда он мне понадобится, я его тут же получу.
– Что мне нужно будет делать в связи с этим строительством?
– Берте придется просмотреть все вместе с тобой, дружок. Только давай попытаемся сначала покончить с этим делом. Но если кто-нибудь начнет задавать вопросы, запомни, что я не могла вынести напряжения, что мне угрожает полное расстройство здоровья и ты целиком берешь вопросы строительства на себя.
– Но почему я должен это делать?
– Черт возьми, не возражай мне все время, – сердито ответила Берта. – Ну, скажем, потому, что… – Она сдержалась и спустя несколько мгновений продолжила в более миролюбивом тоне: – Потому что ты не хочешь, чтобы Берта потерпела крах, особенно после того, как она откусила больше, чем может прожевать, пытаясь сделать кое-что для своей страны.
– Патриотизм? – спросил я.
– Мы все должны внести вклад, – произнесла Берта елейным голосом.
– Ладно, – сдался я. – Ты хочешь встретить Хейла вместе со мной?
– Ты думаешь, я должна?
– Да.
– Хорошо, дружок, как скажешь.
Я потянулся и зевнул.
– Мне надо связать кое-какие концы с концами. Я встречу тебя в семь сорок пять на месте.
– Я буду, – пообещала Берта. – Хочу дождаться послеобеденную почту. Я жду посылку. Когда она придет, я тебе кое-что покажу. Ты увидишь, как Берта умеет делать выгодные покупки. Торговлей заниматься нельзя, а я получу дешево настоящий шелковый трикотаж. Ты здорово удивишься.
Я отправился в публичную библиотеку и провел вторую половину дня за чтением подшивок старых газет. Читал все, что было напечатано о человеке, нападавшем на влюбленные парочки. Особенно внимательно я прочел все о деле Крейга.
Выйдя из библиотеки в пять тридцать, я отправился в отель, но остановился на Пятой улице около чистильщика обуви. Купил вечернюю газету и стал ее читать, пока он чистил мои ботинки.
В колонке частных объявлений мне попалось нечто любопытное.
«Роб. Я здесь, в Лос-Анджелесе. Нам необходимо немедленно поговорить. Независимо от того, что тебе сказали, я принимаю близко к сердцу твои интересы. Позвони: Гельман 6-9544 и спроси меня.
Эдна К.».
Ботинки были почти вычищены. Я удивил чистильщика, вскочив со стула, сунув ему четверть доллара и сказав:
– Это все, что нам сейчас нужно.
Такси примчало меня в отель. Я взял ключ и поднялся в свой номер. Там была горничная. Она убиралась в комнатах. Роберты не было. Она, очевидно, вышла ненадолго за покупками, потому что очень тонкая, персикового цвета ночная сорочка лежала на кровати вместе с парой чулок приблизительно того же цвета. В изножье кровати лежал бумажный пакет, красивая вместительная дорожная сумка стояла на стуле. Сумка была пуста. На ней еще сохранился ярлык с ценой. На полу валялась газета.
Я пошел в свою комнату, поднял трубку и сказал девушке на пульте:
– Моя сестра позвонила своей подруге и отправилась к ней. Она оставила мне телефон, а я потерял его. Можете ли вы посмотреть в регистрационном журнале и сказать последний номер телефона, который вызывали из этой комнаты?
– Минуту.
Я подождал около десяти секунд. Потом она сообщила мне: «Гельман 6-9544».
– Правильно, – сказал я. – Будьте любезны, соедините меня еще раз по этому номеру.
Я подождал у телефона, наконец меня соединили, и чей-то голос сказал:
– Отель «Палмвью».
– У вас остановилась Эдна Катлер из Нового Орлеана? – спросил я.
– Сейчас уточню.
Еще через пять секунд я получил информацию. Мисс Катлер выписалась примерно двадцать минут назад. Она не оставила своего нового адреса.
Я положил трубку, спустился на лифте в вестибюль, зашел в магазин дорожных принадлежностей, купил чемодан, положил туда бумажный пакет, лежавший на кровати Роберты, не распаковывая его, ночную рубашку и чулки. Кремы и туалетные принадлежности я сложил в маленькую сумку, которую она купила. Намочил полотенце, вытер все, что мог, чтобы не оставалось отпечатков пальцев. Протер дверные ручки, зеркала, поверхность шкафа – все, что, как мне казалось, она могла трогать. Закончив с этим, я позвонил администратору и попросил прислать кого-нибудь за багажом. Сказал, что наша мать скончалась, мы с сестрой отправляемся к другой нашей сестре, которая живет в Венеции и совершенно подавлена. Мы не хотим оставлять ее одну.
Я взял такси и отправился на вокзал, отпустил машину, оплатил багаж, надписал адрес моего офиса, запечатал конверт и опустил его в почтовый ящик. Взглянул на часы и увидел, что у меня только и осталось времени заехать в офис, забрать Берту и отправиться в аэропорт.
Самолет появился в воздухе, сопровождаемый ревом. Он летел на высоте нескольких футов над землей. Наконец огромный трансконтинентальный лайнер коснулся колесами бетонной полосы, снизил скорость, медленно подрулил к площадке, грациозно развернулся и остановился почти напротив выхода с поля.
Эмори Г. Хейл был вторым пассажиром, показавшимся из самолета. Он разговаривал с каким-то довольно изысканного вида мужчиной с коротко подстриженными седыми усами, в очках – слишком похожим на банкира, чтобы быть им.