— Друзья мои, — растроганно сказал он, — леди и джентльмены! Мы приближаемся к концу долгого пути вокруг целого света. Иногда нам бывало лучше, иногда хуже, но у меня лично всегда было хорошо на душе. Думаю, это потому, что у нас был такой отличный опекун, как доктор Лофтон! Предлагаю выпить всем за здоровье нашего замечательного шефа! Ура!
Тост Минчина оказался для доктора полной неожиданностью. Общие аплодисменты смутили его еще больше, так что слова для ответного спича пришли к нему лишь после некоторой паузы.
— Спасибо всем вам, — взволнованно сказал он. — Вы, конечно, знаете, что в туристском бизнесе я работаю уже много лет, удивить меня чем-либо трудно. И все же в этом путешествии я почти непрерывно удивляюсь. Удивляюсь тому, что, вопреки известным обстоятельствам, вы мне не изменили. И не доставили никаких из ряда вон выдающихся хлопот — хотя могли бы. Даже в тот далекий уже от нас трагический день в отеле Брума, — ради Бога, простите, что я нечаянно о нем вспомнил, — даже в тот день вы показали себя достойными людьми, выказав редкий такт, понимание и дисциплину. Словом, вы были настоящими американскими туристами. Ваше здоровье, друзья!
— Браво, доктор! — выкрикнул среди аплодисментов Минчин. — Отлично сказано. Что ж, наш шеф помянул о том трагическом дне и хочу сказать, что для всех нас это действительно было трагическим переживанием. Но раз уж зашла речь о таких делах, то я не могу не вспомнить о нашем почетном госте, мистере Чарли Чене, полицейском из Гонолулу. Я повидал на своем веку немало ребят его профессии, но ни разу мне не доводилось желать им удачи. Сегодня Макс Минчин рискнет изменить этому правилу: хочу от всей души пожелать мистеру Чену удачи в его деле! В конце концов, можно сказать, что это и наше дело!
Чарли с достоинством встал и, поблагодарив Макса за поддержку легким поклоном, сказал:
— В свою очередь я хочу от всей души поблагодарить нашего гостеприимного хозяина и его супругу, красота которой намного превосходит все ее бриллианты и сапфиры (счастливая Сэди смущенно потупилась), за добрые слова и незабываемый прием. Его пожелание удачи наполняет мужеством мое сердце, хотя до сих пор удача ни разу не улыбнулась ни мне, ни моему другу из Скотленд Ярда. В Китае в таких случаях склоняют голову и говорят: «Судьба есть судьба». Но я слишком долго жил среди американцев, чтобы бессильно склонять свою голову даже перед судьбой. Поэтому, леди и джентльмены, я хочу поднять этот бокал за то, чтобы в битве с несправедливостью нам не изменили ни мужество, ни удача!
Когда отзвучали аплодисменты, поднялся сидевший напротив инспектора Тэйт.
— О судьбе… — сказал он звучным голосом бывалого оратора. — Знаете, я не раз задумывался о своей судьбе на протяжении всего нашего путешествия — и хотя у всех нас случались в нем неприятные моменты, я все-таки думаю теперь, что судьба была ко мне благосклонна. Даже в тот трагический день, о котором вспоминали предыдущие ораторы: ведь и я мог оказаться на месте несчастного Хонивуда, — то есть, я хотел сказать Хью Дрейка, случайно… — он вдруг умолк, и, махнув рукой, закончил, — впрочем, я не хочу задерживать ваше внимание на печальных воспоминаниях. Скажу только, что счастлив жить, счастлив познакомиться со всеми вами!
Тэйта сменила миссис Люс, насмешившая всех своей готовностью совершить под руководством доктора Лофтона путешествие хоть в самый ад, а Памела добавила, что в этом случае ад несомненно показался бы всем раем. Далее пришла очередь Кина.
— Ну, что сказать? Мы порядком пошатались по свету и порядком натерпелись от людей, которые любят совать свой нос в чужие дела. Теперь все позади, и это главное. Я только завидую тем, кто ухитрился выбраться из мокрых дел, не замочив даже пальца. Меня, например, чуть на клочки не разорвали из-за простого желания почитать вечерком пару-другую страниц. А вот моего уважаемого соседа мистера Бенбоу, который тоже разгуливал по коридорам Брума в третьем часу ночи, почему-то никто не заметил. Кроме меня, конечно, но теперь уже поздно об этом вспоминать, дружище, поэтому оставим все лондонские прогулки в прошлом!
На сей раз аплодисментов не раздалось. Хотя Кин говорил в шутливом тоне, но Элмеру Бенбоу было несомненно не до шуток. Он медленно поставил свой бокал на стол и встал.
— Мне не раз доводилось выступать на дружеских вечеринках, но при таких обстоятельствах я говорю впервые… То, что вы только что услышали — чистая правда. Мы тогда действительно встретились в коридоре с капитаном Кином. Дело в том, что уже в постели я внезапно вспомнил, что так и не отправил днем поздравительную телеграмму дочке. У нее день рождения как раз седьмого февраля, это нетрудно проверить. Мы с женой собирались это сделать с минувшего утра, но сами знаете, как бывает на экскурсиях. Забегались и забыли. Я подумал, что если отправлю телеграмму ночью, то она еще успеет вовремя. Оделся тихонько, вышел из отеля, отправил с дежурного телеграфа на Риджент-стрит поздравление и вернулся. Жена так устала за день, что даже не пошевельнулась. У меня не было свидетелей, кроме телеграфистки, которая ни разу на меня не взглянула. Что, если бы она меня не узнала? О самой телеграмме я тогда даже не подумал, так был напуган случившимся. Дома, в Штатах, я, конечно, сказал бы шерифу обо всем, но в чужой стране… Словом, я струсил. И был так благодарен капитану Кину за то, что он умолчал о нашей встрече. Пожалуй, можно сказать, что я благодарен ему и теперь — за то, что он снял груз с моей совести. Да… А все, что я приготовился сказать до этого, как-то выскочило из моей головы… А, вспомнил! Мы с женой очень благодарны вам и особенно мистеру Минчину за сегодняшний вечер, и, поскольку мы с женой не мастера по части званых ужинов, то хотели бы в знак нашей признательности пригласить всех вас на просмотр отснятых нами в пути кадров. Мы будем очень рады вернуть вместе с вами назад самые счастливые минуты нашего совместного путешествия!
Элмер Бенбоу сел под дружные возгласы одобрения, а Кин, демонстративно отставив свой бокал в сторону, встретил испепеляющий взгляд Макса Минчина презрительной улыбкой. Джон Росс поспешил заполнить возникшую неловкую паузу, быстро поднявшись с места при помощи своей неизменной трости.
— Хочу сразу предупредить всех, что в моей речи не будет никаких запоздалых признаний, — эти слова были встречены громким смехом миссис Люс, сразу разрядившим обстановку. — Хочу просто сказать, что наше путешествие было для меня очень, очень интересным. Я ждал его много лет, и все же не подозревал, что оно окажется таким захватывающим. Конечно, всем нам иногда доставались не совсем те эмоции, на которые мы рассчитывали, но — словом, я не жалуюсь! Я очень рад, что смог принять участие в компании таких замечательных путешественников, как вы, и под руководством такого опытного знатока туризма, как доктор Лофтон. Жалею, что не смог, подобно нашему энтузиасту кино мистеру Бенбоу, отснять все свои впечатления на пленку, чтобы потом снова и снова возвращаться к ним в Такоме. Как и все вы, я тоже был потрясен смертью бедного Хью Морриса Дрейка, лежавшего в своей душной спальне с ремнем от чемодана доктора Лофтона на шее, и…
— С чего вы взяли, что это был ремень от чемодана? — внезапно прервал его Вивиан.
Росс ошеломленно молчал. Было так тихо, что стало слышным легкое позвякивание хрусталя от вибрации работавшей на полных оборотах машины.
— Как с чего? — наконец собрался с мыслями лесоторговец. — Еще в Лондоне инспектор Дафф знакомил нас с некоторыми обстоятельствами преступления, и я прекрасно помню, что…
— Раз уж мы решили сегодня пооткровенничать, — вновь перебил его металлическим холодным голосом Вивиан, — то могу заверить всех вас, что Хью Дрейка удушили не багажным ремнем, а ремнем от киноаппарата. Так уж случилось, что я знаю, кому этот ремень принадлежал. Он принадлежал мистеру Элмеру Бенбоу!
Все взгляды одновременно обратились к Бенбоу, который сидел на углу стола с видом человека, в которого ударила молния.
17. Дерево, полное плодов
Наступила долгая напряженная тишина. Наконец, Макс Минчин встал и жестом монарха, отрекающегося от трона, вынул из петлицы гвоздику.
— Все, ребята! Считаем, что вечеринки не было. Такого приема, Сэди, нам с тобой еще не доводилось устраивать. У нас в Чикаго всегда считалось, что со скандалами следует подождать по крайней мере до той поры, пока люди не выйдут из-за стола. Вижу, что тут другие правила. Но — что поделаешь. Мистер Бенбоу, придется вам вторично выступить со спичем.
Бенбоу быстро встал. С лица его исчезли следы шока, оно было мрачным и решительным.
— Я сделал ошибку и наказан за это. Когда я рассказал вам о поздравительной телеграмме, мне надо было сразу рассказать вам и о ремне.
— Который вы, конечно же, послали дочери в подарок! — съязвил Кин.
