– Расскажи нам о Кадогене Уэсте.
– Служил у нас десять лет, работал безупречно. У него репутация горячей головы, человека несдержанного, но прямого и честного. Ничего плохого мы о нем сказать не можем. Он числился младшим клерком, был под началом у Сиднея Джонсона. По долгу службы он ежедневно имел дело с этими чертежами. Кроме него, никто не имел права брать их в руки.
– Кто в последний раз запирал сейф?
– Сидней Джонсон.
– Ну а кто взял документы, известно. Они найдены в кармане у младшего клерка Кадогена Уэста. Относительно этого и раздумывать больше нечего, все ясно.
– Только на первый взгляд, Шерлок. На самом деле многое остается непонятным. Прежде всего, зачем он их взял?
– Я полагаю, они представляют собой немалую ценность?
– Он мог легко получить за них несколько тысяч.
– Ты можешь предположить иной мотив, кроме намерения продать эти бумаги?
– Нет.
– В таком случае примем это в качестве рабочей гипотезы. Итак, чертежи взял молодой Кадоген Уэст. Проделать это он мог только с помощью поддельного ключа.
– Нескольких поддельных ключей. Ведь ему надо было сперва войти в здание, затем в комнату.
– Следовательно, у него имелось несколько поддельных ключей. Он повез документы в Лондон, чтобы продать военную тайну, и, несомненно, рассчитывал вернуть оригиналы до того, как их хватятся. Приехав в Лондон с этой целью, изменник нашел там свой конец.
– Но как это случилось?
– На обратном пути в Вулидж был убит и выброшен из вагона.
– «Олдгет», где было найдено тело, намного дальше станции «Лондонский мост», где он должен был бы сойти, если бы действительно ехал в Вулидж.
– Можно представить себе сколько угодно обстоятельств, заставивших его проехать мимо своей станции. Ну, например, он вел с кем-то разговор, закончившийся бурной ссорой и убийством изменника. Может быть, и так: Кадоген Уэст хотел выйти из вагона, упал на рельсы и разбился, а тот, другой, закрыл за ним дверь. В таком густом тумане никто не смог бы этого увидеть.
– За неимением лучших, будем пока довольствоваться этими гипотезами. Но обрати внимание, Шерлок, сколько остается неясного. Допустим, Кадоген Уэст задумал переправить бумаги в Лондон. Естественно далее предположить, что у него там была назначена встреча с иностранным агентом, а для этого ему было бы необходимо высвободить себе вечер. Вместо этого он берет два билета в театр, отправляется туда с невестой и на полдороге внезапно исчезает.
– Для отвода глаз, – сказал Лестрейд, уже давно выказывавший признаки нетерпения.
– Прием весьма оригинальный. Это возражение первое. Теперь второе возражение. Предположим, Уэст прибыл в Лондон и встретился с агентом. До наступления утра ему надо было во что бы то ни стало успеть положить документы на место. Взял он десять чертежей. При нем нашли только семь. Что случилось с остальными тремя? Вряд ли он расстался бы с ними добровольно. И далее, где деньги, полученные за раскрытие военной тайны? Логично было бы ожидать, что в кармане у него найдут крупную сумму.
– По-моему, тут все абсолютно ясно, – сказал Лестрейд. – Я отлично понимаю, как все произошло. Уэст выкрал чертежи, чтобы продать их. Встретился в Лондоне с агентом. Не сошлись в цене. Уэст отправляется домой, агент за ним. В вагоне агент его приканчивает, забирает самые ценные из документов, выталкивает труп из вагона. Все сходится, как по-вашему?
– Почему при нем не оказалось билета?
– По билету можно было бы догадаться, какая из станций ближе всего к местонахождению агента. Поэтому он и вытащил билет из кармана убитого.
– Браво, Лестрейд, браво, – сказал Холмс. – В ваших рассуждениях есть логика. Но если так, розыски можно прекратить. С одной стороны, изменник мертв, с другой стороны, чертежи подводной лодки Брюса-Партингтона, вероятно, уже на континенте. Что же нам остается?
– Действовать, Шерлок, действовать! – воскликнул Майкрофт, вскакивая с кресла. – Интуиция подсказывает мне, что тут кроется нечто другое. Напряги свои мыслительные способности, Шерлок. Побывай на месте преступления, повидай людей, замешанных в дело, – все переверни вверх дном! Еще никогда не выпадало тебе случая оказать родине столь большую услугу.
– Ну что же, – сказал Холмс, пожав плечами. – Пойдемте, Уотсон. И вы, Лестрейд, не откажите в любезности часок-другой провести в нашем обществе. Мы начнем со станции «Олдгет». Всего хорошего, Майкрофт. Думаю, к вечеру ты уже получишь от нас сообщение о ходе дела, но, предупреждаю заранее, многого не жди.
Час спустя мы втроем – Холмс, Лестрейд и я – стояли в метро как раз там, где поезд, приближаясь к остановке, выходит из тоннеля. Сопровождавший нас краснолицый и весьма услужливый старый джентльмен представлял в своем лице железнодорожную компанию.
– Тело молодого человека лежало вот здесь, – сказал он нам, указывая на место футах в трех от рельсов. – Сверху он ниоткуда упасть не мог – видите, всюду глухие стены. Значит, свалился с поезда, и, по всем данным, именно с того, который проходил здесь в понедельник около полуночи.
– В вагонах не обнаружено никаких следов борьбы, насилия?
– Никаких. И билета тоже не нашли.
– И никто не заметил ни в одном из вагонов открытой двери?
– Нет.
– Сегодня утром мы получили кое-какие новые данные, – сказал Лестрейд. – Пассажир поезда метро, проезжавший мимо станции «Олдгет» в понедельник ночью, приблизительно в одиннадцать сорок, показал, что перед самой остановкой ему почудилось, будто на пути упало что-то тяжелое. Но из-за густого тумана он ничего не разглядел. Тогда он об этом не заявил. Но что это с мистером Холмсом?
Глаза моего друга были прикованы к тому месту, где рельсы, изгибаясь, выползают из тоннеля. Станция «Олдгет» – узловая, и потому здесь много стрелок. На них-то и был устремлен острый, ищущий взгляд Холмса, и на его вдумчивом, подвижном лице я заметил так хорошо знакомое мне выражение: плотно сжатые губы, трепещущие ноздри, сведенные в одну линию тяжелые густые брови.
– Стрелки… – бормотал он. – Стрелки…
– Стрелки? Что вы хотите сказать?
– На этой дороге стрелок, я полагаю, не так уж много?
– Совсем мало.
– Стрелки и поворот… Нет, клянусь… Если бы это действительно было так…
– Да что такое, мистер Холмс? Вам пришла в голову какая-то идея?
– Пока только догадки, намеки, не более. Но дело, безусловно, приобретает все больший интерес. Поразительно, поразительно… А впрочем, почему бы и нет?.. Я нигде не заметил следов крови.
– Их почти и не было.
– Но ведь, кажется, рана на голове была очень большая?
– Череп раскроен, но внешние повреждения незначительны.
– Все-таки странно – не могло же вовсе обойтись без кровотечения! Скажите, нельзя ли мне обследовать поезд, в котором ехал пассажир, слышавший падение чего-то тяжелого?
– Боюсь, что нет, мистер Холмс. Тот поезд давно расформирован, вагоны попали в новые составы.
– Могу заверить вас, мистер Холмс, что все до единого вагоны были тщательно осмотрены, – вставил Лестрейд. – Я проследил за этим самолично.
К явным недостаткам моего друга следует отнести его нетерпимость в отношении людей, не обладающих интеллектом столь же подвижным и гибким, как его собственный.
– Надо полагать, – сказал он и отвернулся. – Но я, между прочим, собирался осматривать не вагоны. Уотсон, дольше нам здесь оставаться незачем: все, что было нужно, уже сделано. Мы не будем вас более задерживать, мистер Лестрейд. Теперь наш путь лежит в Вулидж.
На станции «Лондонский мост» Холмс составил телеграмму и, прежде чем отправить, показал ее мне. Текст гласил:
В темноте забрезжил свет, но он может померкнуть. Прошу к нашему возвращению прислать с нарочным на Бейкер-стрит полный список иностранных шпионов и международных агентов, в настоящее время находящихся в Англии, с подробными их адресами.
Шерлок.
– Это может нам пригодиться, – заметил Холмс, когда мы сели в поезд, направляющийся в Вулидж. – Мы должны быть признательны Майкрофту – он привлек нас к расследованию дела, которое обещает быть на редкость интересным.
Его живое, умное лицо все еще хранило выражение сосредоточенного внимания и напряженной энергии, и я понял, что какой-то новый красноречивый факт заставил его мозг работать особенно интенсивно. Представьте себе гончую, когда она лежит на псарне, развалясь, опустив уши и хвост, и затем ее же, бегущую по горячему следу, – точно такая перемена произошла с Холмсом. Теперь я видел перед собой совсем другого человека. Как не похож он был на ту вялую, развинченную фигуру в халате мышиного цвета, всего несколько часов назад бесцельно шагавшую по комнате, в плену у тумана!
– Увлекательный материал, широкое поле действия, – сказал он. – Я проявил тупость, не сообразив сразу, какие тут открываются возможности.
