Он как-то странно взглянул на меня, будто хотел о чем-то спросить, но не знал, как лучше сформулировать вопрос. Затем он окинул взглядом следы взрыва на стене, на скамье, в прихожей, на вешалке и на полу.
— Стекло, — пояснил я. — Если бы вы только видели!
— Да, конечно, — ответил он, направляясь дальше по коридору. Я-за ним.
Обычно Кремер идет прямо к красному кожаному креслу, но на этот раз он изменил свой маршрут. Переступив порог и сделав три шага, он остановился и обвел глазами помещение, слева направо и справа налево. Затем подошел к большому глобусу и не спеша покрутил его — сперва в одну, затем в другую сторону. Я стоял, в изумлении следя за его манипуляциями. После этого Кремер снял пальто, бросил на одно из желтых кресел и, усевшись в красное кожаное кресло, заявил:
— Уже многие годы мне хотелось покрутить его. Это самый большой и самый красивый из всех глобусов, которые мне когда-либо довелось видеть. Я также никогда не говорил, что это самый лучший из всех известных мне рабочих кабинетов. И самый уютный. Говорю об этом сейчас потому, что, вероятно, мне уже никогда больше в нем не бывать.
— В самом деле? — поднял брови Вулф. — Собрались на пенсию? Вроде бы вы еще вовсе не так стары.
— На пенсию я не собираюсь, хотя, пожалуй, и следовало бы. Вы правы, я еще недостаточно стар, но уже порядком устал. Нет, на пенсию я не ухожу. Это вы уходите. Можете назвать это отставкой.
— Вас, очевидно, ввели в заблуждение. Или, быть может, вы строите какие-то предположения?
— Предположений я не строю, — ответил Кремер, доставая из кармана сигару (не «Дон Педро») и стискивая ее между зубов. (За многие годы нашего знакомства он не выкурил ни одной.) — Бесполезно притворяться, Вулф. На этот раз вам и в самом деле пришел конец. Так думают не только окружной прокурор и полицейский комиссар. Мне кажется, они говорили даже с самим мэром… Наш разговор записывается на магнитофонную ленту?
— Разумеется, нет. Даю вам честное слово, если вы не верите.
— Верю, верю …
Вынув сигару изо рта, Кремер швырнул ее в мою корзину для бумаг — и, как всегда, на два фута мимо цели.
— Мне не известно, — сказал он, — принимаете ли вы меня за дурака, но это не имеет значения.
— Пф! Никчемная болтовня. Мои представления о вас зиждутся не просто на предположениях. Я и правда хорошо знаю вас. Конечно, ваши умственные способности не безграничны — как, впрочем, и мои, — но вы вовсе не дурак. В противном случае вы бы в самом деле поверили, что мне конец, и в мой дом уже не пришли. Вы оставили бы меня один на один с мстительным окружным прокурором, быть может, слегка сожалея о том, что у вас уже никогда не будет предлога побывать в этом уютном кабинете и повертеть большой и красивый глобус.
— Черт побери! Я его не вертел!
— Хорошо, можете по своему желанию употребить любое другое слово, например: «кружить», «вращать», «поворачивать». Так зачем же вы все-таки явились ко мне?
— Это объясните вы сами.
— Ну что ж, согласен. Вы сильно подозреваете, что со мной еще не покончено, что где-то может существовать какая-то щель, протиснувшись в которую я вновь выползу наружу, и вам любопытно знать, где эта щель и как я ею воспользуюсь.
— Вам придется изрядно попотеть, протискиваясь в щель.
— Черт возьми, перестаньте передразнивать мою манеру высказываться! Я выбираю слова, которые более полно выражают мою мысль и служат моим целям. Арчи, скажи Фрицу, чтобы принес кофе. Три чашки. Или вы предпочитаете пиво, коньяк?
Кремер проголосовал за кофе, и я направился в кухню. Хотя позади у меня был трудный день — я, помимо прочего, встречался с Джилл, и у нас состоялся длинный разговор, — я тем не менее не канителился с кофе. Мне тоже хотелось знать — где и как? Когда я, распорядившись насчет кофе, вернулся, говорил Вулф:
— …Но я не стану раскрывать перед вами свои дальнейшие планы. Фактически я не намерен вообще что-либо предпринимать. Собираюсь впервые за десять дней бездельничать, так сказать, плыть по течению: читать книги, пить пиво, обсуждать с Фрицем различные блюда, пустословить с Арчи, быть может, поболтать с вами, если вы найдете время заглянуть в мою обитель. Я ничем не связан, мистер Кремер. Пребываю в благодушном настроении.
— В благодушном настроении? Черта с два! Ведь ваши лицензии аннулированы.
— Не надолго, мне думается. Когда подадут кофе… Появился Фриц с подносом, поставил его на стол Вулфа и — удалился. Разливая ароматный напиток по чашкам, Вулф не забыл, что Кремер пьет его с сахаром и сливками, хотя прошло не менее трех лет с тех пор, когда инспектор в последний раз пил с нами кофе. Поднявшись, я подал Кремеру его чашку и, вернувшись со своей, вновь устроился на прежнем месте за письменным столом, закинув ногу на ногу; очень хотелось надеяться, что к ночи у меня тоже появится благодушное настроение.
Сделав глоток, — он любит кофе более горячим, чем я, — Вулф откинулся на спинку кресла.
— Девять дней назад, во вторник на прошлой неделе, я отказался отвечать на ваши вопросы. И в этом отношении моя позиция осталась неизменной. Но если вы не против послушать, я мог бы описать некую гипотетическую ситуацию, как она мне представляется. Согласны?
— Валяйте. Я всегда в состоянии встать и уйти. — Кремер отхлебнул слишком много чересчур горячего кофе, и я опасался, что он выплюнет жидкость на ковер, но он усиленно заработал челюстями и в конце концов справился.
— Давайте предположим, — начал Вулф, — будто пять дней назад, в последнюю субботу, целый ряд фактов и наблюдений вынудили меня заключить, что человек, связанный со мной профессионально многие годы, совершил три убийства. Первый факт стал известен в то утро, когда Пьер Дакос нашел смерть в моем доме и когда Арчи — я оставляю сейчас формальное обращение — передал мне слова Пьера, сказанные им при появлении у меня в доме. Тогда сообщить Арчи подробности Пьер отказался и заявил, что доверит их только мне. Пожалуй, чрезмерное тщеславие помешало мне тогда обратить на данный факт более пристальное внимание; по словам Пьера, я был величайший детектив на свете. Сказалась людская суетность.
Отхлебнув кофе, Вулф продолжал:
— Второй факт появился шесть дней назад, в среду вечером, когда Орри Кэтер предложил мне безвозмездно свои услуги. Причем предложил первым, опередив Сола Пензера и Фреда Даркина, что было совсем на него не похоже и противоречило привычному образу. Нужно ли мне повторять, что сказанное — всего лишь плод моей фантазии?
— Нет необходимости. Разумеется, вы все придумываете. Давайте фантазируйте дальше.
— Третий факт относится к прошлому. Наиболее удобный момент для того, чтобы положить бомбу в карман пальто Пьера — когда он работает в кухне, а пальто висит в личном шкафчике в мужской раздевалке ресторана. Орри Кэтер хорошо знал обстановку в помещении. Раньше он помогал вести там расследование, а отпереть чужой замок — для него не проблема. Четвертый факт связан с миссис Харви Бассетт, которая расспрашивала свою приятельницу об Арчи Гудвине: виделась ли она с ним и известно ли ему, кто убил Пьера Дакоса. Пятый факт — одержимость мистера Бассетта своей женой. Об этом рассказали два человека, присутствовавшие на известном ужине. И я впервые подумал, что Орри Кэтер может каким-то образом быть замешан в этой истории. Шестым фактом явилось мое знание отношения Орри к женщинам.
Допив кофе, Вулф налил себе еще, а я позаботился о том, чтобы наполнить мою и Кремера чашки.
— Как я уже сказал, — возобновил повествование Вулф, — я лишь описываю гипотетическую ситуацию. Седьмым фактом стал другой, совершенно не отвечающий его характеру поступок. В его присутствии я поручил Солу Пензеру встретиться и поговорить с Люси Дакос, и тут Орри неожиданно предложил самому пойти к ней вместо Сола. С его стороны это было неслыханной дерзостью — дать понять, что он справится с заданием лучше Сола. На следующий день, в субботу, я получил восьмой, и последний, факт. Утром Люси Дакос застрелили возле ее дома. Данный факт оказался решающим, поскольку заставил меня обратить внимание совокупно на все остальные, перечисленные мною факты. Причастность Орри перестала быть только догадкой, все сомнения окончательно рассеялись.
В изложении Вулфа история выглядела необычайно правдоподобной и нисколько не напоминала гипотезу. Но Люси застрелили пять дней назад, и мне, нет, нам всем следовало уже тогда сообразить, что к чему. Несколько глав назад я заметил, что внимательный читатель, вероятно, уже все понял, но хочу повторить: читатель имел перед глазами сжатое описание событий, а мы находились в самой их гуще. Это было все равно, как если бы близкий родственник, один из членов семьи, совершил три убийства. Словом, чисто семейное дело, которое невозможно себе представить.
А Вулф тем временем продолжал:
— Еще одна фантазия. Предположим, что вчера Арчи и Сол, придя к аналогичному выводу, отправились в апартаменты на Пятьдесят четвертой улице, обыскали комнату Люси Дакос и обнаружили что-то, ускользнувшее от внимания полиции. В одной из книг на полке оказался спрятанным клочок бумаги, на котором молодая женщина записала имя и домашний адрес Орри Кэтера. С находкой…
