Роджер не собирался навещать мистера Смита в конторе. Ему хотелось, чтобы встреча выглядела случайной. Глянув на часы, он обнаружил, что уже полшестого, осмотрелся вокруг и легко нашел идеальное место — прямо напротив.
Он пересек улицу, вошел в заведение под названием «Павлин» и спросил кружку пива. Как бы там ни было, подумал он все еще раздраженно, пиво в любое время дня куда Лучше чая.
Ждать долго не пришлось. Ровно через три минуты, так, словно он пришел в родной дом, на пороге появился мистер Эннисмор-Смит.
Роджер изобразил удивление:
— Эннисмор-Смит, вот так встреча! Как это вы тут оказались? Что будете пить?
Во взоре мистера Эннисмор-Смита читалось сомнение. Что там говорить, он не отличил бы сейчас Роджера от Адама библейского, но в делах такого сорта был достаточно искушен.
— Спасибо, старина, — сказал он. — Шерри с горькой настойкой.
Ему принесли шерри с настойкой, мужчины обменялись ритуальными кивками, жестами и широкими улыбками, всегда предшествующими приближению спиртного к губам.
Роджер быстро соображал. Поскольку его явно не узнали, что лучше — напомнить, где они виделись, или скрыть свою связь с полицией? Последнее показалось ему курсом более надежным.
С четверть часа они обсуждали бега, регби и прискорбное состояние кинопроизводства, ни словом не коснувшись такой малоприятной темы, как убийство. Много раз беседа прерывалась приветствиями друзей Эннисмор-Смита, но Роджер ухитрился загнать его в угол, припереть к стенке и прочно загородить собою от внешнего мира. Шерри с горькой настойкой непрерывным потоком лилось в глотку мистера Эннисмор-Смита.
— Между прочим, — сказал Роджер, когда решил, что тот уже созрел, — между прочим, у вас там по соседству, кажется, кого-то убили, верно? Я припоминаю, будто вы живете в доходном доме на Юстон-роуд?
Мистер Эннисмор-Смит уже примирился с тем, что Роджер знает его имя, профессию, привычки и даже жену, тогда как сам он не может припомнить даже лица своего собеседника, но с характерной для него вялостью ничего не мог с этим поделать. Роджер как раз на это и рассчитывал.
Тут Эннисмор-Смит приосанился.
— В моем доме, старина, — не без гордости заявил он. — В квартире прямо над нами.
— Да ну! Значит, вы живете в «Монмут-мэншнз»? Ну да, конечно же! Я вспомнил. Вот так совпадение! У меня там приятельница живет, старая приятельница, Эвадина Деламор. Вы, наверное, знакомы?
— Знаком? Еще бы! Еще бы я не был знаком с Эвадиной! Она, старина, она, знаете, хоть куда!
— Ну да. Я забегал к ней на днях, и мы поболтали немного. Она рассказала, что полиция допрашивала всех жильцов. Как-то немножко нервничала.
— Нервничала? — участливо переспросил мистер Эннисмор-Смит. — Да отчего же?
— Ну, знаете, надо же подробно рассказать полиции, как положено, что вы делали в день преступления. Она сказала, что никто никогда не может с точностью вспомнить, что он делал в определенное время день или два назад. Она как-то особенно на это упирала. Наверно, у вас та же история?
— Нет, — задумался мистер Эннисмор-Смит. — Нет, я не помню, чтобы меня спрашивали об этом.
— Ну, это вам повезло, — фыркнул Роджер.
— То есть?
— Ну, я не думаю, чтобы вы смогли вспомнить все так, чтобы это устроило детективов, — как не смогла и Эвадина.
— Да почему, старина? Я совершенно уверен, что могу. Почему ж нет?
— Спорю на выпивку — не сможете, — быстро проговорил Роджер.
— Принято, старина! — так же быстро откликнулся мистер Эннисмор-Смит.
И после этого, разумеется, все пошло как по маслу.
Рассказ мистера Смита оказался достаточно откровенным. В тот вторник он явился с работы в начале седьмого. Откуда он это знает? Ну, просто потому, что это часом раньше обычного, старина. Ему немножко повезло в тот день, и он отправился домой, чтобы захватить жену и повести ее ужинать, а потом в театр. Немножко развлечь старушку, для разнообразия. Не часто выдается такой день в наши жестокие времена, чтобы его да не запомнить, а?
— У, — разочарованно протянул Роджер. — Так вы с миссис Эннисмор-Смит ходили по театрам и ресторанам?
— Нет, старина, не получилось, — энергично возразил мистер Смит. — Жена моя, знаете, женщина немножко старомодная, все еще верит, что надо платить по счетам и все такое.
— Не хотите же вы сказать, что оплачивали в тот вечер счета?
— Нет, конечно, — отринул мистер Эннисмор-Смит столь нелепое предположение. — Но жена, сказать вам правду, старина, она определила весь мой случайный приработок на уплату долгов. Так что ни в каком театре мы не были. Вы женаты?
Роджер покачал головой.
— Да, брак — это отдельная тема, — вздохнув, философски заметил мистер Смит.
— Так что же вы делали в этот вечер?
— Как что? Дома сидели, старина. Весь вечер! С полседьмого до полдвенадцатого, когда улеглись спать. Я хотел было пойти на компромисс и сторговаться хоть на кино, да жена принесла домой какое-то чертово платье, чтобы переделать, из ма… — мистер Эннисмор-Смит оборвал себя и поглядел на Роджера. Тому стало ясно, что магазин — больное место мистера Эннисмор-Смита, которое он, скорее всего безуспешно, старается скрыть от своих друзей.
— Значит, вы так вдвоем и просидели весь вечер? — как ни в чем не бывало осведомился Роджер. — Как это мило, по-семейному.
— Весь вечер, старина. Вот именно мило. Еще выпьете?
— Нет, сейчас моя очередь. — И Роджер сделал заказ. — Но ведь жена не была с вами в комнате весь вечер? Послушайте, тут я вас, по-моему, поймал.
— Как раз была, старина. Рядышком, на диване. А кто сказал, что не была?
— Кажется, я видел что-то в газетах насчет того, что она в одиннадцать вечера находилась на лестничной клетке. Как-то это всплыло в связи с тем, кто в последний раз видел мисс Барнетт живой.
— Если и видели, старина, то это ошибка, — серьезно сказал мистер Смит. — Что вы, она весь вечер просто не выходила из комнаты, пока мы не легли спать. Я могу под присягой подтвердить. Усердно шила.
— Вот вам пример того, как легко ошибиться, — наставительно заметил Роджер. — Она должна была бы хоть раз выйти — к примеру, чтобы приготовить ужин.
— Я сам приготовил, — коротко сказал мистер Смит.
— А! — отозвался Роджер, и наступило молчание. — Ну, похоже, выпивка за мой счет.
— Да, кстати, — начал мистер Смит с мужской прямотой. — Кстати, раз уж мы об этом заговорили, старина, я, знаете, сейчас в ужасно неловком положении. Оставил бумажник дома и совершенно нет мелочи. Очень неловко, старина, понимаете ли, потому что у меня назначена встреча с одним приятелем… приятелем, да, и — ну, не могли бы вы одолжить мне немного до завтра? А, старина?
«Если он еще раз назовет меня „старина“, — подумал Роджер, доставая бумажник, — я, как дитя, разрыдаюсь».
— Ну конечно. Сколько вам нужно?
— Ну, фунта мне вполне бы хватило, — раздумчиво протянул мистер Смит, оценивая Роджера опытным взглядом, — или два фунта, это будет вернее. Или если вы можете дать три, ста…
— Берите пять, — перебил его Роджер.
Было очевидно, что мистер Эннисмор-Смит говорил правду. По крайней мере он сам в это верил. Кроме того, подтвердилось прежнее впечатление Роджера: задумай и осуществи миссис Эннисмор-Смит убийство мисс Барнетт, самое последнее, что пришло бы ей в голову, — это довериться мужу. Нет, если она виновна, значит, ей удалось обмануть его и в том, что она совершила, и относительно своего пребывания в гостиной. На первый взгляд ее алиби несокрушимо.
Но только на первый взгляд. На самом деле прорех сколько угодно. Сам мистер Эннисмор-Смит волен верить своим словам, но что могло помешать ему вздремнуть часок этим вечером? Что могло помешать жене использовать старый трюк с тряпичной куклой, которую полусонный муж из-за спинки кресла вполне мог принять за жену? Она могла даже затеять ссору, чтобы оправдать затянувшееся молчание, каким было бы встречено любое обращение к ней супруга. Да здесь с полдюжины прорех, в этом алиби. И тем не менее все это не более чем разыгравшееся воображение.
У ближайшего телефонного автомата Роджер на несколько минут задержался, а потом, не зная, что с собой делать, направился домой в Олбани.
В кабинете он обнаружил Стеллу, все еще корпящую над записями спектакля, хотя было уже почти семь вечера, и почувствовал угрызения совести.
— Да бросьте вы это, — проворчал он, почти извиняясь. — Завтра доделаете.
— Благодарю вас, — через плечо бросила Стелла. — Я предпочитаю доделать это сегодня.
— Вы испортите мое красивое платье.
Она продолжала печатать.
Роджер пошел в столовую и смешал там два коктейля.
— Спасибо, — сказала Стелла, печатая. — Я не люблю коктейли.
Роджер выпил оба, мрачно наблюдая за своей слишком старательной секретаршей. С каштановой головкой, склоненной над пишущей машинкой, она была так прелестна и так начисто была лишена всякой прелести — просто беда.
