— Спасибо, — сказала Стелла, печатая. — Я не люблю коктейли.
Роджер выпил оба, мрачно наблюдая за своей слишком старательной секретаршей. С каштановой головкой, склоненной над пишущей машинкой, она была так прелестна и так начисто была лишена всякой прелести — просто беда.
Этот ее неведомый молодой человек — в некотором роде просто герой.
Она закончила работу и аккуратной стопкой сложила напечатанные страницы.
— Я только что говорил с Эннисмор-Смитом, — произнес Роджер в пространство.
— Расточитель! — коротко отозвалась она.
— О чем вы?
— Когда я вижу, что впустую тратят время, я не могу не сказать об этом, — заявила Стелла, слишком подчеркнуто, по мнению Роджера, глядя ему в глаза.
— Послушайте, Стелла, — неожиданно для себя объявил Роджер. — Я бы хотел познакомиться с вашим женихом.
— Неужели? Тоже хотите поизучать?
— Возможно. Пригласите его пообедать с нами завтра в «Критерионе».
Она чуть помедлила с ответом.
— Боюсь, об этом и думать нечего.
— Почему?
— Он живет далеко отсюда.
— Тогда пригласите на ужин. А потом мы пойдем в театр, и уж там вам не придется стенографировать.
— Вы очень добры, — решительно произнесла мисс Барнетт, — но это невозможно.
— Да почему же?
— А почему вы так жаждете видеть моего жениха, мистер Шерингэм?
— А почему вы так жаждете лишить меня этого удовольствия?
— Ничего подобного. Мне это совершенно безразлично. Так зачем вы хотите с ним встретиться?
— Ну, предположим, для того, чтобы посмотреть, так ли вы суровы с ним, как со мной.
— Какая нелепость!
— Стелла, за этим что-то кроется. Вы что, стыдитесь своего жениха? Может, он носит воротнички задом наперед или сидит на ореховой диете? Почему вы стесняетесь его?
— Вы непозволительно грубы, мистер Шерингэм. Ни в малейшей степени я его не стесняюсь.
— Любопытный ответ из уст женщины, по определению сгорающей от любви! Вам следует им гордиться!
— Я и горжусь. Очень. — Как Роджеру показалось, мисс Барнетт в этот момент выглядела не столько гордой, сколько затравленной.
— В таком случае приведите его завтра обедать. Иначе я и впрямь решу, что с этим вашим молодцом что-то не так.
— Ах, ну как угодно, — сдалась мисс Барнетт, нервно напяливая новую шляпку. — Я попрошу его завтра встретить нас в ресторане. Это… это чрезвычайно любезно с вашей стороны.
— Ничуть.
Последовала пауза. Мисс Барнетт заправляла выпавшие из-под шляпки пряди волос.
— Я ходил утром в Скотленд-Ярд. — кратко сообщил Роджер.
— Да? Грустная новость. Они, я полагаю, посмеялись над вами? — Говоря это, мисс Барнетт занималась исключительно своими волосами.
— Нет, они меня поблагодарили.
— И, когда вы уходили, хихикали за вашей спиной, — предположила мисс Барнетт, глядясь в зеркальце.
— Сколько в вас скептицизма! Смею уверить, Скотленд-Ярд обо мне отнюдь не такого низкого мнения, как вы. Нет, они совсем не хихикали, когда я ушел. Они отнеслись ко мне вполне серьезно. Они даже сказали, что я проделал большую работу. Мои незрелые рассуждения их убедили.
— Не хотите ли вы сказать, — медленно проговорила мисс Барнетт, оставив наконец в покое свои волосы, — не хотите ли вы сказать, что они согласились с вами относительно этих… осложняющих обстоятельств?
— Именно, — самодовольно кивнул Роджер. — Именно что согласились.
Она смотрела на него. Он — на нее.
— И что же они теперь собираются делать?
— Ну, расследовать дальше. Взглянув на проблему уже с новой точки зрения.
— Значит, поэтому они и не арестовали того человека? Они уже не считают, что это он виноват?
Теперь было бы просто грех жаловаться на безразличие Стеллы. Она была само олицетворение интереса, когда не отрываясь смотрела на него широко раскрытыми карими глазами, даже слегка приоткрыв прелестный рот (увы, совершенно не влекущий к поцелуям).
— Нет. Пока они считают, что он виноват.
— М-м! — Она словно что-то прикидывала в уме. — Понятно. А вы — нет?
— Я — нет.
Стелла не отводила от него глаз.
— В таком случае, мистер Шерингэм, вы ошибаетесь, — решительно закончила она. — Всего доброго.
Роджер проводил ее полным сожаления взглядом. Она и впрямь была девушка совершенно необычайная и совершенно к тому же несносная, но ему очень хотелось, чтобы она осталась разделить с ним ужин. В кои-то веки Роджер, всегда презиравший людей, которым необходима компания, почувствовал себя одиноко.
Он поглощал пищу без всякого удовольствия, хотя Мидоуз был, как всегда, выше всяких похвал. Он не мог не думать о том, что за ужин у Стеллы и с ней ли за ужином ее неизвестный герой.
«Черт побери, — подумал он с раздражением. — Эта девица не идет у меня из головы! Я, видно, на ней просто свихнулся!»
Это прискорбное состояние не изменилось в течение вечера. После ужина Роджер уселся серьезно поразмыслить об алиби миссис Эннисмор-Смит. Согласно доказательствам, представленным им Морсби сегодня утром и подтвержденным заключением врача, смерть мисс Барнетт должна была наступить между 10.30 и 11.00 вечера (хотя в присутствии Морсби он не счел необходимым это подчеркивать). Действительно ли миссис Эннисмор-Смит между десятью и одиннадцатью сидела в своей гостиной и шила? Должен ли он отказаться от всех своих подозрений в ее адрес? Роджер устроился перед камином в надежде поработать так же плодотворно, как вчера. Но из головы не шло поразительно странное поведение мисс Барнетт-младшей. С какой стороны ни посмотреть, удивительное создание! Что, например, скажите, пожалуйста, заставляет ее отказываться от наследства, так счастливо свалившегося прямо ей в руки? Напротив, должна бы радоваться, ведь обручена и предстоит свадьба. Что ее неведомый герой думает об этом? Неужели она и после замужества хочет продолжать работать? Это позор, что она вообще вынуждена работать. Это расточительство — позволять такой девушке работать секретаршей!
— Прочь, Стелла! — застонал Роджер. — Я хочу еще раз проявить чудеса сообразительности!
Но Стелла не покидала его.
Наконец он сдался и отправился в спальню.
— Не нравится мне это ее обручение. Он просто не может стоить ее. Что ей нужно, так это…
Но тут Роджер Шерингэм опомнился.
А на следующий день ему представился случай убедиться в том, достоин ли Стеллы Барнетт ее избранник. Однако то, что произошло за обедом, повергло его в еще большее изумление.
В это утро они хорошо поработали, и опус под названием «Надо спрашивать маму» был закончен и отправлен по почте. Стелла явилась на службу не в бархатном платье цвета полуночи, а в нефритовом шелковом, с шелковой же маленькой шляпкой точно в тон, короче, в совершенно неподобающем секретарше виде. Она коротко объяснила, что оделась так потому, что побоялась скомпрометировать его за обедом, а своих платьев, достойных его общества, у нее нет. Роджер согласился, что она поступила очень мудро, слегка помрачнев при мысли, что вся эта красота предназначена не столько для спасения его доброго имени, сколько для ублаготворения неведомого героя.
Когда они вошли в вестибюль ресторана, им навстречу поднялся чахлый, пучеглазый и большеротый, то есть отвечающий всем признакам столь ценимой Роджером породы современных интеллектуалов молодой человек и прокурорским тоном объявил:
— Вы опоздали!
— Прости, пожалуйста, Ральф, — покорно отозвалась Стелла. — Мистер Шерингэм настоял, чтобы мы зашли на почту отправить бандероль.
— Терпеть не могу необязательности, — сообщил молодой человек с внешностью земноводного.
— Мистер Паттерсон, мистер Шерингэм, — не без смущения представила их друг другу Стелла.
Роджер озадаченно пожал холодную, влажную лапку.
Они вошли в зал.
Роджер одолел изумление и старательно изображал радушного хозяина, но был как во сне, когда просил своих гостей выбрать между грейпфрутом, копченой семгой и дыней. Он-то представлял себе Стеллиного жениха здоровенным, суровым парнем, подбородок кирпичом и бас — профундо. Чтобы такая девушка была помолвлена с этой козявкой…
— Мне копченую семгу, пожалуйста, — сказала козявка.
— Мне тоже, — сказала Стелла.
— Пожалуй, тебе лучше не стоит, — возразила козявка твердым тоном. — От семги у тебя прыщики, Стелла, я заметил. Лучше возьми грейпфрут.
Стелла промолчала. Роджер взглянул на нее.
— О да, — кивнула она. — Грейпфрут, пожалуйста.
Жених продолжал в том же духе, выбирая за нее все блюда и позволив ей очень немногое из того, чего ей действительно хотелось. Поддерживать разговор, однако, оказалось несложно, поскольку он взял это в свои руки и первые две перемены рассказывал Роджеру, как надо писать романы. Тот слушал завороженно и покорно пообещал в следующий раз написать что-нибудь получше.
