– Я ему показал! – вдруг крикнул аль-Мульк из угла. – Деревянного человечка! Когда встретился и пошел сюда с ним, показал, и он его у меня забрал!…
– Да. Теперь постарайтесь припомнить. Уходя из гостиной около шести, мы оставили игрушечную виселицу в шкафчике у камина. Кто-то ее оттуда вытащил, поставил посреди стола, подвесил на веревке фигурку. Кому было известно, что виселица стоит в шкафчике? Это знали лишь три человека. Всего три: вы, Джефф, я и сэр Джон Ландерворн. Кто мог незамеченным войти в гостиную после убийства шофера? Сэр Джон Ландерворн, звонивший Толботу, потому что…
– Потому что, – договорил Толбот, – телефонная будка стоит прямо за дверью гостиной.
– Совершенно верно. Поэтому я спросил себя: мог ли сэр Джон сделать этот телефонный звонок? Зловещий телефонный звонок с сообщением о захвате аль-Мулька? И понял, что мог, ибо все мы в театре сидели отдельно. Он мог незаметно выскользнуть и позвонить из автомата. Ну хорошо! А мог ли он выманить из машины аль-Мулька? Когда я узнал, что аль-Мульк просто объехал вокруг квартала, а шофер был убит минут через двадцать после отъезда из клуба…
Тут я вдруг припомнил, как мы сидели в гостиной в ожидании Банколена и сэра Джона, чтобы идти обедать. Аль-Мульк вышел чуть позже семи. Сэр Джон пришел через полчаса…
– Вижу, вы со мной согласны, – зевнул Банколен. – Конечно, он заманил аль-Мулька в переулок, убил шофера, отправил Тедди в машине и присоединился к нам. Фактически у него вообще не было алиби! Он отсутствовал в момент всех важных событий. Например, нынче днем, когда звонил мисс Лаверн. Неудивительно, что при всей ее подозрительности он убедительно ей представился сотрудником Скотленд-Ярда. Может быть, попросту предъявил свои старые официальные документы… Ей даже польстило, что ее сопровождает заместитель комиссара. Вам это не приходило в голову? Вы не задумывались об изумленном, недоверчивом выражении лица мертвого Бронсона? Бронсон, естественно, знал сэра Джона, вдруг увидел бывшего заместителя комиссара, наставившего на него пистолет… – Банколен передернулся.
– А сегодняшний телефонный звонок мисс Лаверн от аль-Мулька?
Банколен вопросительно взглянул на египтянина.
– Он заставил меня позвонить, – признался тот. – Да… понятно, о чем идет речь. Он заставил меня позвонить, передать, что за ней зайдет детектив и она останется в полной безопасности. Я сказал, что скрываюсь, велел не опасаться Скотленд-Ярда, который мне помогает…
– Велели всем сообщить, что она пошла в Ярд? – уточнил Толбот.
– Да-да, велел, понимаете, под предлогом, что это поможет сбить убийцу со следа. Потом, говорю, придем сюда, вместе со Скотленд-Ярдом поймаем его…
– Откуда, черт возьми, вы звонили?
– Могу показать, – вставил Банколен, – если мы хорошенько осмотрим это любопытнейшее помещение. Здесь имеется редкостный антикварный телефонный аппарат, спаренный с телефоном в нижнем номере аль-Мулька. Им, несомненно, пользовались, когда Рейл устраивал в этих номерах пирушки, а пока телефон внизу работает, этот тоже. По нему абсолютно спокойно можно было позвонить, и, если бы подозрительной мадемуазель Лаверн захотелось проследить звонок, оказалось бы, что он сделан из клуба «Бримстон», что развеяло бы ее последние сомнения.
Последовала пауза, во время которой Банколен смотрел в пол.
– Подробности нам еще предстоит выяснить, – сказал он наконец. – Сейчас можно только догадываться. Грэффин определенно во время войны служил вместе с юным Джоном Ландерворном. Я помню, что самолет Ландерворна разбился, его объявили погибшим. Приблизительно в то же время Грэффина с позором выгнали со службы. В любом случае Грэффин должен был его знать. Оба они оказались в Париже, – юный Ландерворн, видимо, в госпитале; оба познакомились с аль-Мульком. Поводом для знакомства послужило увлечение молодого человека египтологией, о чем свидетельствует написанная им книга…
Банколен вдруг умолк, непонятно почему. Все мы позабыли о присутствии все это слышавшего аль-Мулька, прижавшегося к стене. Толбот, видно, почувствовал что-то неладное и поспешно спросил:
– Откуда, по-вашему, сэр Джон узнал про потайной номер?
– От Тедди, по всей вероятности. Может быть, Тедди, блуждая, наткнулся на дверь. Точно, конечно, не могу сказать.
– Еще один, последний вопрос, – заключил Толбот. – Насчет тени, которую мистер Доллингс видел вечером в тумане…
– Вы получите объяснение, – сказал Банколен, – если посмотрите на игрушку. Помните жуткую тень в свете камина на стене гостиной? То же самое видел Доллингс на оконной ставне, когда кто-то поднимался по лестнице с повешенной деревянной фигуркой в руке. Кстати, инспектор, – подался он вперед, – это еще одно свидетельство против сэра Джона Ландерворна. Как вы понимаете, Доллингс видел тень здесь, в окне нижнего этажа, которое выходит в переулок. Надо ли напоминать, что дальний номер на первом этаже занимает сэр Джон?
– Боже милостивый! Если бы мы сразу поняли!…
– Все мгновенно прояснилось бы? – бросил Банколен, откинувшись на спинку кресла. – Да. В этом и есть вся суть. Сэр Джон допоздна засиделся, старательно изготовляя игрушку, удовлетворенно посмеиваясь над своей «визитной карточкой»…
Для меня это было решающим доказательством, что убийца – сэр Джон Ландерворн. Наконец, последним свидетельством оказался тот факт, что из всех обитателей клуба только его номер находится рядом с этим. Из его комнат можно выйти на черную лестницу. Только он имел возможность никем не замеченным попасть в потайной номер. Мог по своей частной лестнице попасть куда угодно.
– Еще одно, – вставил я. – Кто-то в час ночи постучал в дверь дома мадемуазель Лаверн и оставил визитку…
– По-моему, это был Тедди, – ответил детектив. – Если я правильно помню, карточка была запачкана кровью, видимо, когда он сидел рядом с мертвым шофером. Вполне возможно, что он выполнял раньше полученное указание сэра Джона сунуть карточку под дверь, оставив где-то мертвого шофера. Тедди, возбужденный поездкой в машине, должно быть, обо всем позабыл. Потом, подогнав лимузин в полночь к «Бримстону», вспомнил приказ и выполнил. Ему посчастливилось ни с кем не встретиться по дороге на Маунт-стрит; как вы знаете, он привлекает внимание. После того, как он привел обратно машину, и до того, как оставил под дверью визитную карточку, наверно, смыл с себя кровь, сменил одежду. Нельзя было ходить в таком виде по Лондону.
– Ребенок! – пробормотал Толбот. – Все это проделал ребенок!…
– Уверяю вас, он совсем не ребенок, – резко возразил Банколен. – Не обманывайтесь его внешностью. Ему, как минимум, двадцать пять лет. Конечно, ростом он всего четыре с половиной фута, но этого вполне достаточно для вождения автомобиля. Я знал во время войны одного водителя машины «Скорой помощи», которого было чуть видно в переднем окне, но он без единой оплошности водил тяжелые грузовики по дорогам, сплошь изрытым воронками от снарядов[27]. Вспомнив об этом факте, я задумался о подобной возможности.
Он протер глаза.
– Я изложил вам сложные рассуждения, джентльмены, и, по-моему, продемонстрировал каждый шаг. А когда мы узнали правду, она оказалась самой обыкновенной. От всех этих безумных поступков пострадали лишь несчастный детектив с простреленным сердцем и здоровенный шофер. Теперь господин аль-Мульк со своей очаровательной дамой могут – как это говорится в кино? – «с чистым сердцем и просветленной душой идти рука об руку к восходящему солнцу»…
Банколен медленно повернул голову с задумчивой зловещей улыбкой.
– Ну что ж, пусть идут, пока я не буду иметь удовольствие отправить одну в тюрьму за лжесвидетельство, а другого за убийство на гильотину.
Детектив неспешно поднялся. Во внезапно воцарившейся леденящей тишине прозвучал только скрип его кресла. Павшая на лицо тень резко обрисовала черты; в своем черном халате он как бы парил на фоне черно-золотой обивки, отбрасывая в свете газовых ламп рогатую тень. Косматые брови нависли над сверкавшими глазами… Аль-Мульк, скорчившись на оттоманке, сидел неподвижно, но в глазах все яснее читалось победное выражение.
– Вы так думаете? – тихо шепнул он. – Неужели вы так думаете?
– Сэр Джон Ландерворн накинул вам петлю на шею, – продолжал Банколен, словно не слыша. – Думаю, он собирался заставить вас наступить на эту ненадежную крышку люка, выпустив сначала кишки. Он заставил бы вас наступить на нее и провалиться вниз – видите? – на двадцать футов, чтобы петля сломала вам шею. Мы нашли бы вас повешенным, причем все улики были бы уничтожены… Вам не суждена такая живописная смерть, друг мой, но, уверяю вас, меня она вполне устраивает. Гильотина, мой друг, расправляется с шеями нисколько не хуже любой проволочной петли. От меня никогда в жизни не ушел ни один убийца, слышите? – говорил он ядовитым и вежливым тоном. – Поэтому я так старался вас уберечь. Поэтому так увлекся расследованием, чтобы вы не попали в руки Джека Кетча. Я хотел привезти вас в Париж, чтоб на рассвете вам выбрил шею самый модный цирюльник…
