— Нет, я хочу сообщить, что нашел свидетеля, готового подтвердить, что он состоял с Хелен Фоглер в интимных отношениях, — надменно заявил Михельсдорф.
— Не верим!
— И он не только утверждает, но готов сообщить и конкретные подробности. К примеру, когда с ней переспал и сколько заплатил. Никогда менее ста марок это не обходилось. И он утверждает, что вы оба…
— Кто этот мерзавец?
— Я вам не справочное бюро, — оборвал Михельсдорф, — и сообщаю только факты. И вам придется объясниться по этому поводу. И не пытайтесь отвертеться, дело идет о тяжелом уголовном преступлении. Иначе сами можете быть привлечены к ответственности.
— Ну, попадись нам в руки этот негодяй, — начал Амадей.
— Еще раз ему этого не сделать! — закончил Манфред.
* * *Бал наций, так изысканно начавшийся, после полуночи превратился в непритязательную попойку. «Сливки общества» под влиянием алкоголя утратили весь светский шик и начали во всей красе являть свою истинную суть.
Гольднер обратился к фон Готе:
— Напиться — для них это значит забыться. Забыть о том театре, в который они превратили свою жизнь.
Фрау коммерц-советница Шлоссер наклонилась к Маргот Циммерман:
— Вот, милая, каков свет. И ты по праву принадлежишь ему. Ты очаровательна. Но муж твой не может ввести тебя сюда. А мой сын — может. И он все еще этого хочет.
Петеру Вардайнеру язык уже отказывался повиноваться. С трудом он повернулся к своему почетному гостю, депутату от оппозиции:
— Господи Боже, как же наш народ туп и глуп, и при этом послушен и лоялен! Стоит им втолковать о любом свинстве, что это святое дело, и сразу все готовы за него проливать кровь и даже давать деньги. Просто нет сил смотреть, нужно что-то делать!
Сузанна Вардайнер речь своего мужа прокомментировала так:
— Знаешь, Петер, на кого ты похож? На человека, которого сейчас хватит инфаркт.
* * *— Я не мог не зайти к вам, — объяснял Тириш в дверях квартиры Хельги Хорстман. — Можно войти?
— Верите, я кого-то вроде вас ждала всю эту тоскливую ночь, — радостно ответила Хельга. — Сейчас я рада любому мужчине — а вы ведь мужчина, не так ли?
— Да, но не любой. — Тириш был несколько шокирован таким приемом, но старался держаться невозмутимо. — Признаюсь, я не просто заглянул на огонек. У меня для вас целая пачка денег!
— Теперь вы мне еще больше нравитесь, — уверяла Хельга уже у распахнутой двери в спальню. — Но неудивительно, вы мне всегда нравились!
* * *Из некролога Хайнцу Хорстману в номере «Мюнхенского утреннего курьера» за понедельник:
«…Один из лучших… ныне ушел от нас в расцвете своей смелой творческой индивидуальности… Невосполнимая утрата… Уважаемый всеми, кто имел счастье работать с ним… Чтимый опечаленными коллегами и друзьями, обожаемый молодой красавицей женой… Стал жертвой трагического дорожного происшествия… мы его никогда не забудем!»
* * *
— Вы мне не поверите, Хельга, — уверял ее настойчиво и совершенно честно Тириш, — но я часто думал о вас. Особенно последнее время.
— Это очень мило с вашей стороны. — Она была полна ожидания.
— Вы роскошная женщина, а теперь еще и свободная!
— Свободна я была всегда. Вы этого не знали? — Вызывающе улыбнулась. — Нужно было попробовать. Вы многое упустили. Нет желания наверстать?
— Почему бы и нет, Хельга, тем более что я пришел не с пустыми руками. Кое-что у меня для вас есть.
— Что — давайте точнее!
Тириш распахнул смокинг и, прежде чем скинуть его, извлек из кармана толстую пачку банкнот. Он знал по опыту, что делает с людьми вид такого множества денег, потому и получил по чеку у знакомого торговца.
— Сколько же там? — вытаращила глаза Хельга.
— Десять тысяч марок.
* * *Из некролога Хайнцу Хорстману в номере «Мюнхенских вечерних вестей» за понедельник:
«…Погиб при крайне загадочных обстоятельствах, которыми занимается как дорожная, так и уголовная полиция… Один из лучших журналистов Федеративной Республики, чьи уникальные способности… В последнее время занимался событиями в нашей стране, более того — в нашем городе… От этого изумительного таланта можно было ожидать новых, весьма неприятных для некоторых публикаций… Тем болезненнее эта утрата… особенно для сотрудников нашей газеты, которые надеялись увидеть его своим коллегой».
* * *— Десять тысяч марок? — Хельга осеклась при виде стопки банкнот, которые в ее воспаленном мозгу вызвали фантастические картины. — Вы так меня цените?
— Это только задаток, — уклончиво пояснил Тириш. — Можете получить вдвое больше. Достаточно только подписать эту бумагу.
Документ составил доктор Шлоссер. Это был договор передачи права наследования на все рукописи Хайнца Хорстмана. Задаток в размере десяти тысяч марок. Еще десять тысяч — по передаче первой части наследства. И последние десять тысяч — после выполнения условий договора, по не позднее трех месяцев.
Торопливо подписав, Хельга накинулась на кипу банкнот, с наслаждением копаясь в них: десятки, пятидесятки, сотенные… От денег она испытывала почти физическое удовольствие.
— И что дальше? — спросила она наконец Тириша, с надеждой косясь на постель.
— Теперь надо выспаться, — ответил Тириш, пряча договор в карман.
— Ну, тут нам ничто не мешает, — вызывающе бросила она. Тириш встал, потянувшись за пальто.
— Завтра нам обоим нужно быть в хорошей форме — предстоят похороны вашего любимого мужа и нашего уважаемого коллеги. Вами завтра займется Вольрих.
И он направился к дверям. Хельга недовольно взглянула вслед, но разочарование ее длилось недолго. Вернувшись к куче денег, принялась раскладывать их на пачки.
* * *Глубокой ночью в понедельник на Кенигинштрассе, почти в центре Швабинга, был обнаружен труп мужчины. Наткнулась на него влюбленная парочка, искавшая укромный уголок. Произошло это в 2 часа 14 минут.
Ближайшая патрульная машина была на месте через четыре минуты, в 2.18. Патрульные перекрыли окрестности и доложили начальству. Прислали эксперта — все того же смертельно уставшего Рогальски.
Прибыв на место в 2.37, он установил, что смерть произошла от повреждения черепа тупым предметом или от падения на бетонный бордюр. Поскольку обнаружились следы драки, речь шла не о несчастном случае, а об умышленном убийстве. Мертвец был идентифицирован как известный устроитель хеппенингов Неннер.
Цепная реакция
Кабинет комиссара Циммермана. Время: понедельник, 2.30.
Детонатором послужил доклад по радио от оперативной группы. В докладе сообщалось следующее:
«Найден труп на Кенигинштрассе. Предварительное заключение эксперта: повреждение затылочной части черепа. Несчастный случай практически исключается, вероятно, убийство в драке.
Другие предварительные данные:
Труп мужчины, рост около 170 см, вес 80 кг, возраст около 35 лет, одет в почти новый костюм фабричного производства. Лицо круглое, волосы черные, глаза карие, зубы свои, руки мускулистые со множеством рубцов и шрамов, ногти острижены коротко.
Личность погибшего: Неннер, художник-авангардист.
Прошу дальнейших указаний. Рогальски».
Инспектор Фельдер позже рассказывал:
— Мы уже собирались все бросить и идти спать. Нуждались в этом все, не исключая Циммермана и меня. Узкб несколько ночей мы почти не смыкали глаз.
Я убежден был, что в докладе Рогальски нет ничего настолько серьезного, чтобы нельзя было разойтись по домам. Подумаешь, убийство в драке! Может, из-за женщины, может, грабители перестарались, да мало ли что могло случиться!
— Обычное дело, — сказал я шефу.
Циммерман перечитал донесение. На несколько секунд замер, потом снял плащ, вернулся к столу, положил донесение Рогальски перед собой и задумчиво уставился на него. Потом сказал мне:
— Придется сегодня снова не спать.
— Из-за такой ерунды? — Я своим ушам не верил. Но Циммерман кивнул.
— Пусть Рогальски блокирует место происшествия и обязательно дождется нас. И направьте туда лучшую следственную бригаду, что есть в нашем распоряжении.
— Но почему? — спросил я.
— Нет времени на объяснения, — отрезал Циммерман. — Но, если я не ошибаюсь, тут дело непростое.
А Циммерман ошибался очень редко, это было общеизвестно.
— Пусть срочно вызовут фон Готу из Фолькс-театра. И, кроме того, попросите комиссара Кребса зайти ко мне. Потом скажите Дрейер, пусть она вас подменит.
