— Что мне делать в Марли? — Хемингуэй пристально посмотрел на шефа. — Устроить молебен с Ихаводом?
— Проверьте свою теорию о шляпе Невилла Флетчера. Еще раз осмотрите пресс-папье.
— Так мы теперь занимаемся молодым Невиллом? — Сержант не сводил глаз с Ханнасайда. — Хотите связать его с Энжелой? Могу поинтересоваться, что пришло вам в голову? Двадцать минут назад у нас было два совершенно необъяснимых убийства. По-моему, Браун вас не особо интересует. Так в чем же дело?
— В общем факторе, — ответил Ханнасайд. — Двадцать минут назад меня осенило, хотя очень возможно, что это снова ерунда.
— Общий фактор? — переспросил сержант. — Общий фактор — орудие убийства, мы с самого начала это знали.
— В таком ключе я о нем не думал, — отозвался Ханнасайд и ушел, оставив сержанта в недоумении.
Утро уже основательно вступило в свои права, когда сержант Хемингуэй на подземке отправился в Марли. Обе беседы прошли не слишком удачно. Мисс Дженкинс раздирали естественный страх перед полицией и головокружительное ощущение собственной значимости. Она хихикала, теребила фартук и свои кудри. Ну что он нее ждет сержант? Только бы никто не подумал, что она замешана в убийстве. Она же чуть рассудка не лишилась, когда прочла о нем в газете и сообразила, для чего ее допрашивали. Под чутким руководством Хемингуэя мисс Дженкинс постепенно перестала юлить и перескакивать с одной темы на другую и заявила: она уверена, что джентльмен в смокинге прошел мимо них за пару минут до полицейского; настоящий щеголь, он точно был в цилиндре. Уже достаточно знакомый с эксцентричным Невиллом сержант понимал: этому молодому человеку такое описание решительно не соответствует. От мисс Дженкинс он направился на поиски мистера Брауна.
Поиски привели его в Балхем, где Браун жил, а в данный момент отсыпался после смены. При виде удостоверения сержанта супруга Брауна испугалась не меньше, чем мисс Дженкинс, и тотчас отравилась будить своего благоверного. Вскоре тот, заспанный и угрюмый, вошел в гостиную. Неприязненно оглядев Хемингуэя, он осведомился, почему ему не дают выспаться. Сержант вопрос пропустил мимо ушей, даром, что искренне сочувствовал Брауну, и задал встречный вопрос. Мистер Браун огрызнулся: мол, если в полиции считают, что рабочего человека можно будить и расспрашивать о том, что он уже рассказывал, то глубоко заблуждаются. Он сказал как отрезал и ничего менять не станет. Когда Хемингуэй зачитал ему заявление констебля Мейдера, Браун сделал большие глаза, зевнул и пожал плечами:
— Будь по-вашему. Мне все равно.
— Так вы не видели констебля? — уточнил сержант.
— Не-а, — отозвался Браун. — Я призрака видел. У нас же не улица, а рассадник нечисти!
— Не шутите со мной, дружище! — предупредил Хемингуэй. — Чем вы занимались в 21:40?
— Сандвичи готовил. Чем мне еще заниматься?
— Ну, это как сказать. Вы знакомы с неким Чарли Карпентером?
Мистер Браун тотчас узнал имя, густо побагровел и посоветовал сержанту уйти по-хорошему, не то его проводят по-плохому. Получив нагоняй, он заявил, что весь Скотланд-Ярд не докажет, что он хоть краем глаза видел Карпентера, а в тот вечер хоть на минуту отлучился из киоска.
Больше ничего ценного из Брауна вытянуть не удалось, и сержант поехал в Марли. В местном участке его указаний дожидался Гласс. Хемингуэй раздраженно посоветовал ему не слоняться без дела, и вообще, от такого лица молоко скисает.
— «Кто разглашает клевету, тот глуп»[75], — сухо ответил Гласс. — Я пребывал в готовности исполнять веления надо мной стоящих. В чем я ошибся?
— Да прекратите же! — не выдержал сержант. — Ни в чем вы не ошиблись.
— Благодарствую! Вижу, нет в душе вашей мира и покоя. Нет конца вашим трудам по этому делу?
— Конца трудам правда нет, — отозвался Хемингуэй. — После ленча проверю пару моментов касательно мистера Невилла. Он теперь единственный кандидат на главную роль. Когда первым кандидатом был Норт, жизнь сахаром тоже не казалась, но сейчас, когда он вышел из игры, стало еще труднее. Как подумаю, что Норт и его дурочка-жена морочили нам голову, так и подмывает арестовать его за убийства.
— Они лгали, а в Писании сказано: «Мерзость пред Господом — уста лживые»[76], но истинно и то, что «Любовь покрывает все грехи»[77].
Что это на вас нашло? — искренне удивился сержант. — Осторожнее, так и человеком стать недолго.
— Я и сам пребываю в печали и тревоге. Но тратить время на молодого своенравного Невилла Флетчера — пустое занятие. Насмешник, равнодушен он и к людям, и к благам мирским. Зачем ему убивать человека?
— Дело говорите! — одобрительно кивнул сержант. — Тем не менее последний рассказ Невилла не мешает проверить. Идите на обед, в Грейстоунс я и один справлюсь.
Час спустя Хемингуэй стоял у черного хода Грейстоунс и потчевал комплиментами полноватую миссис Симмонс. Та упросила его войти, и за ее недовольным мужем Хемингуэй проследовал в буфетную.
— Так, скажите, сколько шляп у молодого мистера Флетчера? — без промедления спросил сержант.
— Что? — растерялся Симмонс.
Хемингуэй повторил вопрос.
— Как ни прискорбно, сержант, у мистера Невилла только одна шляпа.
— Неужели? Судя по вашей гримасе, та шляпа не слишком хороша.
— Таких засаленных шляп джентльмену носить не пристало, — отозвался Симмонс. И поспешно добавил: — «Ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце»[78].
— Прекратите! — взорвался сержант. — Прекратите немедленно! Мне достаточно бредней вашего друга Гласса. Вернемся к шляпам. Полагаю, у вашего покойного хозяина их было немало?
— Да, мистер Флетчер прекрасно одевался.
— А что стало с его шляпами? Их куда-то сложили, раздали или как?
— Нет, — с удивлением ответил Симмонс, — они в его гардеробной.
— На ключ заперты?
— Заперты? В этом доме нет нужды запирать вещи на ключ!
— Вот и славно, — кивнул сержант. — Пожалуйста, проводите меня в бильярдную.
Дворецкий удивился еще сильнее, но возражать не стал — открыл дверь буфетной и выпустил сержанта в коридор.
В бильярдной на столе у окна были кожаный бювар, чернильница из граненого стекла и бронзовое пресс-папье с фигуркой обнаженной женщины. Сержант уже видел пресс-папье, но сейчас взял его в руки и осмотрел куда заинтересованнее, чем раньше.
— Мистер Невилл любит шутить, — проговорил дворецкий, откашлявшись.
— Так вы слышали о той шутке?
— Да, сержант, крайне бестактно со стороны мистера Невилла. К сожалению, он весьма легкомысленный джентльмен.
Сержант заворчал и попробовал втиснуть пресс-папье в карман. Задача непростая, а тут еще из окна послышался негромкий голос:
— Опасная игрушка. Вот останутся на ней ваши отпечатки пальцев — проблем не оберетесь, — проговорил некто, чуть заметно глотая слова.
Хемингуэй подскочил от неожиданности.
— Ой! — воскликнул сержант. — Это вы, сэр?
Через низкий подоконник Невилл перелез в бильярдную.
— А вы мне не рады? Разыскиваете компрометирующие улики?
— Сэр, сержант Хемингуэй желает знать, запираются ли на замок шляпы вашего покойного дяди, — бесцветным голосом пояснил Симмонс.
— Странные вещи интересуют полицию, — проговорил Невилл. — Ну, Симмонс, они под замком хранятся?
— Нет, сэр. Так я и сообщил сержанту.
— Не совсем понимаю, каким образом, но чувствую, что вы набрасываете мне на шею удавку, — пробормотал Невилл. — Симмонс, можете идти. Я позабочусь о сержанте. Он мне нравится.
Хемингуэю стало не по себе. Не сказав ни слова против тет-а-тета с Невиллом, он предупредил:
— Сэр, умасливать меня бесполезно.
— Разве я осмелюсь?! Малахия уж разъяснил, что со льстецами случается. Жаль, вас вчера здесь не было. Я такой стих у Исайи отыскал!
— Что еще за стих? — не смог удержаться от вопроса Хемингуэй.
— Про всепоражающий бич. Напрасно суперинтендант с вами не поделился!
Сержант тоже так считал, но строго заметил, что у суперинтенданта есть проблемы поважнее.
— Поважнее?.. Он только и думает, что о моей вине. Да и вы о ней думаете… Даже обидно. Мне-то казалось, борьба с Малахией нас почти породнила. Так почему шляпы? — Сонные глаза Невилла впились в лицо Хемингуэя. — Скажете, когда будет теплее. Моя злосчастная поездка в Лондон? Черный фетр? Дядины шляпы? Считаете, я надевал шляпу Эрни?
Хемингуэй решил, что на откровенность нужно отвечать откровенностью.
— А вы надевали, сэр?
Невилл радостно закудахтал и схватил сержанта за руку.
— Пойдемте! Жизнь полицейских скучна и беспросветна? Позвольте ее чуть раскрасить.
— В чем дело, сэр?! — запротестовал Хемингуэй, которого неумолимо волокли к двери.
