– Понятно. И это доказывает, что Бартона ухлопала не она.
– Совершенно верно. И это указывает на личность убийцы. Если окажется, что непричастность миссис Чапин к убийству потребуется подтвердить фактически, можно будет установить, что в половине восьмого ее задержал офицер транспортной полиции на углу Парк-авеню и Пятидесятой улицы за то, что она поехала на красный свет. Не говоря уже о том, что привратник и дежурный по холлу видели, когда она выходила из здания до того, как преступление было совершено.
– Угу. Полагаю, вы завоевали ее доверие, преподнеся ей несколько орхидей?
– Нет, но вообще-то я обещал их ей послать. Запиши на завтрашний день. Я завоевал ее доверие, рассказав ей правду о том, что осуждение ее мужа за убийство обошлось бы мне во много тысяч долларов. Она была уверена, как и сам Чапин, что я являюсь причиной его ареста. Он подумал, что обвинение против него подстроено не без моего участия. Поскольку Чапин меня видел, он не мог допустить, что я лично совершал все эти акробатические трюки в приемной у Бартонов. Ты знаешь, кого они подозревали? Тебя… Да, да, доктора застрелил ты, а я все это продумал. Не сомневаясь в этом, миссис Чапин вцепилась в представившийся ей удобный случай. Усыпив тебя и Питни Скотта, она обшарила твои карманы, взяла форменную куртку у Скотта, написала записку и приехала сюда. Записка была короткая и предельно ясная, я могу ее повторить на память: «Арчи Гудвин умрет через два часа, если только вы не сядете в мое такси и не поедете туда, куда я вас повезу». А внизу стояла ее собственная подпись. Дора Чапин. Поразительно лаконично и убедительно, не правда ли? Меня убедило, что данная угроза имеет под собой почву, это приложенный к записке кожаный бумажник, который я когда-то подарил тебе и который тебе нравится.
Он замолчал, потянувшись к стакану с пивом. Я хмыкнул и подумал, что должен что-то сказать, но единственное, что мне пришло в голову, это:
– Да, он мне очень нравится. И он все еще у вас.
Вулф кивнул и продолжал:
– Когда я согласился следовать за ней, я посчитал, что скамейка в конце Центрального парка вполне подходит для нашей беседы, но эта проклятая ослица повезла меня в дребезжавшем такси далеко за пределы городской черты.
Наша поездка мне надоела, я опустил стекла между нами и закричал ей, что, если она не остановится в течение трех минут, я обращусь за помощью к первой же проезжающей машине. Мне удалось ее убедить. Она остановилась у края шоссе под деревьями.
Вот что тебя позабавит… Она была вооружена. Кухонным ножом!.. Кстати, те порезы, которые она нам демонстрировала на прошлой неделе, были сделаны по ее собственной инициативе. Супруг отнесся к ее затее неодобрительно. В то время они всеми средствами старались убедить друзей мистера Чапина, что он опасный маньяк, жаждавший крови. Вряд ли она предполагала, что сумеет убить меня своим ножом, поскольку столь коротенькое лезвие не способно достигнуть жизненно важных органов. Скорей всего в ее намерения входило заставить меня «признаться во всем». Они с Чапином никак не могла разгадать, как было осуществлено то надувательство, при помощи которого он попал в капкан.
Только после того, как я объяснил ей, что я потеряю, если ее супруг будет осужден, она стала более сговорчивой.
– Да. И?
Он выпил пива.
– Вот практически и все. Она под конец совершенно остыла, а мне даже показалось, что у нас с ней много общего. Например, мы оба терпеть не можем отступления от раз и навсегда заведенного порядка. Было бы поучительно понаблюдать за тем, как она орудовала у себя ножом на шее. Я полагаю, точно так же она рубит шницеля.
Потом, как ты догадываешься, я выяснил, что случилось с тобой. Эта идиотка и сама толком не знала, какой дрянью она сдобрила твой кофе, поэтому я решил, что надо как можно скорее добраться до телефона… Ах, мистер Хиббард! Полагаю, что сегодняшний день вам показался совершенно невыносимым и бесконечно долгим?
Хиббард вошел, вид у него был не совсем трезвый. На его шее все еще красовался мой галстук. За его спиной был виден Фриц, явившийся сообщить, что обед готов.
Они стали приезжать рано. К девяти часам десять человек уже прибыли. Я сделал соответствующие пометки в списке и развлекал гостей. Четырех из них я раньше не видел: Колларда и Джейса из Бостона, Ирвинга из Филадельфии и профессора Моллисона из Йеля. Майкл Эйерс, приехавший абсолютно трезвым, помогал мне разносить бокалы с напитками. Ровно в девять появился Леопольд Элкас. Я не представлял себе, что мог сказать ему Ниро Вулф, чтобы заманить его на наше сборище. Он меня узнал и вел себя любезно.
Приехала новая партия. Среди них Огастес Фарелл, который позвонил в субботу и сказал, что он получил заказ на сооружение библиотеки мистера Олленби. Вулф, решив, что подлинной целью его звонка было получить двадцать долларов, которые ему полагались за работу в среду, велел мне отослать их ему по почте.
На этот раз они не выглядели такими подавленными, как в прошлый раз.
Сразу же принялись за спиртное, собрались группами и оживленно болтали.
Некоторые охмелели до того, что подходили ко мне и стали проявлять признаки нетерпения. Коллард, владелец текстильной фабрики из Бостона, в имении которого находится тот самый утес, с которого упал судья Гаррисон, сказал мне, что ему не хочется опоздать на последний акт оперы. Я ответил, что крайне сожалею, но я бы на его месте поставил на этом крест.
Я краем уха услышал, как Элкас сказал Фердинанду Бауэну, что, по его мнению, у Ниро Вулфа сильно развита мания величия, а вот ответ Бауэна я не разобрал.
В четверть десятого их собралось уже пятнадцать человек. Это был тот момент, когда, согласно плану, должен появиться сам Вулф.
Появление его было весьма внушительным. Я поджидал его, боясь упустить подробности. Он переступил через порог, сделал три шага и остановился, пока они все до одного не повернулись к нему и не перестали разговаривать. Только после этого он наклонил голову и произнес:
– Добрый вечер, джентльмены!
Затем он посмотрел в сторону двери, где стоял Фриц, подал знак, Фриц отошел в сторону, а в кабинет вошел Эндрю Хиббард. Вот тут раздался вопль восторга.
Самыми первыми отреагировали Бретт и Майкл Эйерс. Они одновременно завопили «Энди!» и бросились к нему. Остальные последовали их примеру. Они окружили его плотным кольцом, хватали за руки и хлопали по спине. Они так его облепили со всех сторон, что его вообще не было видно, и я затрудняюсь сказать, какие психологические наблюдения он смог произвести в этот момент.
Вулф стоял в стороне от этой толкучки. Он подошел к своему столу и опустился в кресло, а Фриц принес ему пиво. Я посмотрел на него и похвалил себя за это, потому что мне редко удавалось видеть, как он заговорщицки подмигивает мне, и это было бы жалко пропустить. Он подмигнул, а я усмехнулся в ответ. Тогда он отпил еще пива.
Суета продолжалась еще довольно долго. Майкл Эйерс подошел к столу Вулфа и что-то сказал. Я не расслышал его слов из-за шума. Вулф ответил ему и кивнул головой. Майкл Эйерс вернулся назад и начал всех рассаживать по местам. Шум постепенно умолкал. Бретт взял Хиббарда за руку и подвел его к одному из больших кресел, сам сел рядом с ним, достал из кармана носовой платок и вытер глаза.
Дальше командование принял Вулф. Он сидел очень прямо, положив руки на подлокотники, опустив подбородок и разглядывая гостей широко раскрытыми глазами.
– Джентльмены, благодарю вас за то, что вы сегодня приехали сюда. Даже если позднее мы в чем-то разойдемся во мнениях, я уверен, что в данный момент мы все одинаково радуемся случившемуся. Мы все счастливы, что мистер Хиббард находится вместе с нами. Что касается того черного континента, который мистер Хиббард надумал исследовать, и тех методов, которые мы использовали для того, чтобы его найти, рассказ об этом может обождать до другого раза, поскольку у нас есть более важные дела.
Вулф достал из ящика стола какие-то бумаги, разложил их перед собой и поднял одну:
– Передо мной, джентльмены, копия «Памятной записки» нашего соглашения.
Одной из моих задач было избавить вас от волнений и ожидания увечья от лица или лиц, ответственных за исчезновение Эндрю Хиббарда. Полагаю, что этот пункт выполнен? Вы же не опасаетесь самого мистера Хиббарда? Прекрасно, значит, это сделано.
Он помолчал, чтобы поочередно посмотреть каждому в лицо, и продолжал:
– Чтобы решить остальное, я считаю необходимым прочитать вам один документ.
Он отложил прочь «Памятную записку» и взял со стола другую бумагу.
– Джентльмены, здесь стоит дата, двенадцатое ноября, то есть сегодня.
Внизу подпись Поля Чапина. Наверху заглавие:
«Признание Поля Чапина в отношении смертей Вильяма Р. Гаррисона и Юджина Дрейера и сочинения и распространения некоторых информационных стихов угрожающего характера».
