— Мы хотели бы видеть Эстер Макклур, — обратился к нему Эллери.
— А кто вы такие? — Чиновник, мужчина с широким носом и темными зубами, с подозрением оглядел всех троих по очереди. — Один из вас сержант Вели из нью-йоркской полиции?
— Нет, но это не важно. Я — сын инспектора Квина.
— А мне наплевать, будь вы даже сам Квин. У меня приказ не давать никакой информации никому, кроме того Вели. Он скоро должен прийти сюда с сотрудниками Бюро по розыску пропавших без вести.
— Я понимаю, но мы как раз приехали из Нью-Йорка, чтобы выяснить…
— Никакой информации, — отрезал толстоносый. — У меня приказ.
— Послушайте, — вмешался Терри Ринг. — Я знаком с Джимми О'Деллом, он служит здесь, у вас. Я сейчас отыщу его, Квин, и мы разузнаем…
— А я тебя вспомнил, — встрепенулся толстоносый и пристально посмотрел на Терри. — Ты частный сыщик из Нью-Йорка. Но тебе не поможет, никак не поможет. Ясно? О'Делл получил такой же приказ.
— Ради бога, уйдите отсюда поскорее, — не выдержал доктор Макклур. — Стоит ли торговаться и просить…
— Но мы обязательно должны ее увидеть, — принялся убеждать полицейского Эллери. — Речь идет об опознании трупа. Это доктор Джон Макклур из Нью-Йорка. И он один может ее опознать.
Толстоносый почесал затылок.
— Что же, по-моему, вы вправе на нее посмотреть. Насчет этого у меня никаких указаний не было.
Он взял авторучку и выписал им пропуск в городской морг Филадельфии.
* * *
Они стояли в морге у каменного стола. Дежурный смотритель равнодушно расхаживал поодаль.
На доктора Макклура, привыкшего иметь дело со смертью, вид покойной, похоже, не произвел гнетущего впечатления. Эллери заметил, что доктор как будто не увидел ни ее распухшего, уже посиневшего лица, ни застывших шейных мускулов, ни раздувшихся ноздрей. Вместо них перед его мысленным взором предстала молодая Эстер Лейт с ее длинными, светлыми ресницами, все еще красивыми белокурыми волосами, изящной линией щек и крохотными ушами. Он долго смотрел, и в выражении его изможденного лица улавливалось изумление, словно в эту минуту совершилось чудо и он стал свидетелем воскрешения женщины.
— Доктор, — негромко спросил Эллери, — это Эстер Макклур?
— Да, да. Это она, моя дорогая.
Терри отвернулся, а Эллери кашлянул. Доктор произнес последние слова полушепотом, и Эллери понял, что он сказал их вроде бы про себя, не рассчитывая быть услышанным. Эллери покоробило это негласное нарушение этикета. Конечно, тут не было ничего неприличного, но излишняя откровенность, пожалуй, присутствовала. Внезапно до него дошло, что до сих пор он не знал доктора как человека.
Поймав растерянный взгляд Терри, Квин кивком указал ему на дверь.
* * *
Когда они прошли через железные ворота в зал ожидания Пенсильванского вокзала в Нью-Йорке, то, к глубокому удивлению Эллери, застали там сидевшую на скамейке Эву. Она смотрела на часы, стрелка которых в этот момент остановилась на двух пополудни. Эллери догадался, что она смотрит невидящими глазами и время для нее ничего не значит. Да и вернувшихся мужчин она явно не ждала. Они приблизились к ней, и мистер Квин-младший легонько потряс девушку за плечи.
— О боже! — прошептала Эва и скрестила руки на груди.
Доктор Макклур поцеловал ее, сел рядом, взял за руку в черной перчатке. Молодые люди молчали, но Терри подмигнул и закурил. Эва была вся в черном: черное платье, черная шляпа, черные перчатки.
Она уже знала.
— Мне сообщил инспектор Квин, — просто пояснила она. И хотя девушка тщательно попудрилась, ее веки распухли и покраснели.
— Она умерла, Эва, — проговорил доктор. — Умерла.
— Я знаю, папа. Бедный, бедный ты мой.
Эллери решительным шагом направился к ближайшему газетному киоску и обратился к щеголевато одетому, маленькому, седому старичку:
— Что это тебе взбрело в голову?
— Неужели ты думал, что тебе удастся нас провести? Мы установили слежку и за девушкой Макклур, и за Терри с того самого понедельника. Так что они у нас на хвосте. И мне было известно о твоей поездке в Филадельфию еще рано утром, до того как вы сели в поезд.
Эллери покраснел:
— Но мы там ничего не выяснили. Может быть, это прольет бальзам на твое уязвленное самолюбие.
— Мне и это известно. Пойдем-ка со мной.
Эллери послушно, но и не скрывая злобы, последовал за отцом. Он не любил тайн. Они ему никогда не нравились и нарушали свойственное ему чувство интеллектуального равновесия. Вот почему он всегда с таким интересом раскрывал преступления… А в этом деле уж слишком много тайн. Вместо того чтобы постепенно разматываться, клубок все запутывался и увеличивался. Кое-что, впрочем, удалось выяснить: доктор Макклур рассчитывал увидеть живую Эстер Лейт Макклур, и последняя, тайно теплившаяся надежда умерла в его душе вместе с новостями о ее смерти. А вот Терри Ринг на это вовсе не надеялся и, вероятно, знал, что она покончила с собой. Да, он уже давно знал о ее самоубийстве. И Эллери даже был способен объяснить затянувшееся молчание Терри. Но этого было недостаточно. Недостаточно.
— Теперь, просто для разнообразия, мы можем поговорить с тобой как разумные люди, — произнес инспектор, остановившись у скамейки.
— Ведь правда, наконец, обнаружилась.
— И такая страшная правда, — улыбнулся доктор Макклур.
Улыбка у него была пугающая.
— Мне жаль, доктор. Для вас это, должно быть, тяжелейший удар.
Инспектор сел и достал из табакерки большую понюшку.
— Вы опознали ее труп?
— Да, это Эстер. Я не видел ее семнадцать лет, но это она. Я узнал бы ее при любых обстоятельствах.
— В этом я не сомневаюсь. Привет, Терри! Понимаешь ли, полиция Филадельфии сначала не могла установить, чей это труп, когда ее нашли мертвой в понедельник вечером, в результате отравления синильной кислотой.
— В понедельник вечером, — чуть слышно повторила Эва.
— …не было никаких данных для опознания ее личности. Она сняла комнату и, конечно, назвала хозяйке вымышленные имя и адрес. Полиция попыталась связаться с кем-нибудь, знавшим это имя и адрес, но вскоре выяснила, что все данные — чистая липа. Она даже указала улицу — Филадельфия-стрит, а такой улицы вообще никогда не было.
— А в котором часу ее обнаружили в понедельник? — нахмурился Эллери. — Этот проклятый бюрократ в Филадельфии не дал мне никакой информации.
— После полуночи. Хозяйка меблированных комнат что-то заподозрила. Подробности мне неизвестны. И когда из Нью-Йорка пришло описание — блондинка со светлой кожей, около сорока семи лет, рост примерно сто семьдесят — сто семьдесят три сантиметра, вес от шестидесяти до семидесяти килограммов, а правая нога короче левой, — они, наконец, проверили записи из моргов и связали это описание с женщиной-самоубийцей из меблированной комнаты. Однако сообщили нам лишь вчера поздно вечером.
Инспектор вздохнул:
— Я отправил туда сержанта Вели за оригиналом ее предсмертной записки.
— Предсмертной записки?! — воскликнул доктор Макклур.
— Какой предсмертной записки? — насторожился Эллери.
— У нее в руке была сжата записка. Эстер лежала под одеялом и уже успела похолодеть.
— Она написала записку? — недоверчиво пробормотал Терри. Но никто, кроме Эллери, его не услышал.
Инспектор Квин растерянно пригладил усы.
— Знаете, мисс Макклур, не могу даже выразить вам, как мне жаль. И я прекрасно понимаю, что это для вас значит.
Эва медленно повернулась к нему.
— Но видите ли, нет худа без добра. А для вас суть добра в том, что загадку убийства Карен Лейт наконец-то удалось разрешить.
Доктор Макклур вскочил со скамейки.
— Загадку убийства Карен Лейт?
— Простите, доктор. В записке, написанной ею перед самоубийством, Эстер Макклур призналась в убийстве своей сестры.
— Я этому не верю! — крикнула Эва.
Инспектор достал из кармана сложенный лист бумаги и развернул его.
— Мне продиктовали текст по телефону прошлым вечером. Хотите прочесть?
Эва схватила записку, но доктор Макклур тут же вырвал бумагу из ее дрожащих, слабых пальцев. Они прочли записку вместе, в полном молчании. Затем доктор передал ее Эллери.
Терри Ринг заглянул Эллери через плечо и тоже, с жадным интересом, прочел записку.
Несмотря на официальный бланк Главного полицейского управления и аккуратный почерк дежурного, записавшего текст под диктовку инспектора Квина, в содержании письма чувствовались глубокая усталость и душевный надлом автора.
«Тому, кто найдет меня.
Я не могу покинуть этот мир, не высказав всего, что думаю и ощущаю.
Я уже стала своим собственным судьей. И сейчас стану своим собственным палачом. Я отняла чужую жизнь и взамен отдаю свою.
