— Как зовут мальчика? Того, которого сшибли?
— А какая вам разница?
— Просто так. Интересно.
— Дроссос. Пит Дроссос.
— Дьявольщина! Мерзавец!
— Кто? Мальчишка?
— Нет. — Я обернулся к Вулфу. — Вы будете говорить или я?
Вулф прикрыл глаза. Через некоторое время он открыл их, сказал: «Ты», и снова закрыл.
Я рассказал все, что относилось к делу, включая и второй визит Пита. Пожалуй, впервые в жизни Стеббинс поверил в полученные от нас сведения, задал кучу вопросов, но в конце все же счёл уместным высказать замечание относительно двух достойных граждан, Ниро Вулфа и Арчи Гудвина, которым следовало бы проявить несколько больший интерес к тому факту, что женщина, которой тычут пистолетом под ребра, просит помощи полиции.
Я был не в том настроении, чтобы спорить с ним.
— Такие типы, как вы, — все же заявил я, — не украшают нашу полицию. Мальчик мог все выдумать. Он признал, что не видел пистолета. Возможно, что и женщина просто хотела подшутить над ним. Если бы вчера я сказал вам, откуда мы получили информацию, вы бы решили, что я слишком расточителен, если ради неё потратил десять центов на телефонный звонок. Однако я назвал вам номер машины. Вы проверили его?
— Да. Этот номер был снят с «плимута», украденного в Хартфорде два месяца назад.
— Никаких следов?
— Пока никаких. Мы связались с Коннектикутом, чтобы там навели справки. Не знаю точно, сколько машин с украденными номерными знаками ходит сейчас по Нью-Йорку, но, должно быть, очень много.
— Подробное ли описание человека за рулем вы получили?
— У нас имеются четыре показания, и все разные. Три вообще не стоят и гроша, а четвертое, одного человека, который вышел из аптеки в тот самый миг, когда мальчишка с тряпкой подбежал к машине, представляет интерес. По словам свидетеля, водителю лет сорок, он в темно-коричневом костюме, худощавый, с правильными чертами лица, в фетровой шляпе, натянутой почти на уши. Свидетель уверяет, что мог бы опознать его. — Пэрли поднялся с места. — Мне пора. Признаюсь, я разочарован. Я надеялся получить от вас путеводную нить или хотя бы узнать, что вы покрываете клиента…
Вулф раскрыл глаза.
— Желаю вам удачи, мистер Стеббинс. Этот мальчик вчера вечером был гостем за моим столом.
— Мда, это и вовсе ужасно… — прорычал Стеббинс. — Кто только им дал право давить мальчиков, которые ели за вашим столом?
С этими учтивыми словами он вышел, и я последовал за ним в прихожую. Только я взялся за ручку двери, как увидел незнакомую женщину, поднимавшуюся на крыльцо, и, когда я растворил дверь, гостья стояла уже там. Это была очень худая, маленького роста женщина в скромном темно-синем платье, без жакетки и шляпы, с припухшими, покрасневшими глазами и так крепко сжатыми губами, что, казалось, их у неё вообще нет.
— Чем могу служить? — спросил и, пытаясь заслонить её от Стеббинса.
— Здесь живет мистер Вулф? — с трудом выдавила она.
Я ответил утвердительно.
— Могу ли я повидать его? На одну минутку. Меня зовут Антеа Дроссос.
Очевидно, она много плакала и могла вот-вот вновь разрыдаться, а для Ниро Вулфа не было ничего хуже женских слез. Поэтому я сказал, что являюсь его доверенным помощником, и спросил, не расскажет ли она мне, в чем дело.
Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.
— Мой мальчик Пит велел мне повидать мистера Ниро Вулфа, — сказала она, — и я подожду здесь, пока мистер Вулф не освободится.
Она оперлась спиной о поручни крыльца.
Я отступил назад и прикрыл дверь. Стеббинс последовал за мной по пятам в кабинет.
— Миссис Антеа Дроссос желает вас видеть, — обратился я к Вулфу. — Говорит, что так велел её сын Пит. Она простоит на крыльце всю ночь, если придётся. Она может зарыдать в вашем присутствии…
Это сразу заставило Вулфа раскрыть глаза.
— Проклятие! Что я могу сделать для этой женщины?
— Ничего. Так же, как и я. Но от меня она не примет даже отказа.
— Тогда какого же дьявола! Это все результат твоих вчерашних выходок… Пригласи её.
Я вышел и распахнул дверь перед миссис Дроссос. Стеббинс уже занял своё место в жёлтом кресле. Поддерживая женщину под локоть, так как она не вполне твёрдо держалась на ногах, я провел её к красному кожаному креслу, в котором могли бы уместиться трое таких же, как она. Миссис Дроссос присела на краешек и чёрными, казавшимися особенно чёрными из-за контраста с воспаленными веками, глазами, вперилась в Вулфа. Голос у неё дрожал.
— Вы мистер Ниро Вулф?
Он признался в этом. Она перевела взор в мою сторону, затем в сторону Стеббинса и снова воззрилась на Вулфа:
— А эти люди?
— Мистер Гудвин — мой помощник, а мистер Стеббинс — из полиции, он расследует гибель вашего сына.
— Я так сразу и подумала, — кивнула она. — Мой мальчик не хотел бы, чтобы я разговаривала с полицейскими.
Судя по её тону, было совершенно очевидно, что она не сделает ничего такого, чего не хотел бы её сын, поэтому мы оказались в затруднении. При подозрительности и недоверчивости Стеббинса нечего было и думать о том, что он по доброй воле покинет кабинет, но вдруг он поднялся с кресла и со словами: «Я пойду на кухню», — двинулся к двери. Мое изумление продолжалось недолго. Полсекунды спустя я уже раскусил его намерения. В конце коридора, напротив кухни, в стене была устроена небольшая ниша. В стене, отделяющей нишу от кабинета, было проделано отверстие. Со стороны кабинета оно было замаскировано хитроумной картиной с видом водопада, а с другой стороны закрывалось задвижкой. Через отверстие можно было видеть, что происходит в кабинете, и все слышать. Пэрли знал об этом.
Когда он вышел, я решил, что нужно предупредить Вулфа.
— Картина, — сказал я.
— Что же ещё, — раздражённо буркнул Вулф и обернулся к миссис Дроссос. — Слушаю вас, мадам.
Но она ничему не желала верить. Она поднялась, подошла к двери, сунула голову в прихожую, посмотрела по сторонам и только затем, закрыв дверь, вернулась на своё место.
— Вы знаете, что Пита убили?
— Да.
— Когда мне сказали, я выбежала на улицу, и там он лежал… Без сознания, но ещё живой… Мне позволили поехать вместе с ним с машине «скорой помощи». Вот тогда он и сказал мне…
Она умолкла. Я испугался, что она разрыдается, но женщина, посидев с полминуты в оцепенении, переборола себя и смогла продолжать.
— Он открыл глаза, увидев меня, и я наклонилась к нему поближе. Он сказал… Я, пожалуй, повторю вам, что он сказал…
«Передай Ниро Вулфу, — сказал он, — что со мной таки рассчитались… Никому не говори этого, кроме мистера Вулфа. И отдай ему мои деньги из жестянки».
Она умолкла и снова оцепенела. Минуту спустя Вулф не выдержал:
— Я вас слушаю, миссис Дроссос.
Она открыла видавшую лучшие времена кожаную сумочку, покопалась в ней, достала небольшой бумажный сверток и встала, чтобы положить его на стол перед Вулфом.
— Здесь четыре доллара и тридцать центов. — Она продолжала стоять. — Пит заработал их сам и хранил в табакерке. Он велел отдать эти деньги вам и больше ничего не сказал… Потерял сознание и умер… Ему так и не сумели помочь в больнице. Я вернулась домой, чтобы забрать деньги и отнести вам. Теперь я могу уйти. — Она повернулась, шагнула к двери, потом остановилась и обернулась к Вулфу: — Вы поняли, что я вам сказала?
— Да. Понял.
— Я должна ещё что-нибудь сделать?
— Нет, ничего. Арчи…
Я уже был возле неё. Выглядела она, правда, уже чуть получше, но я все же поддержал её под локоть и помог выйти на крыльцо и спуститься на семь ступенек к тротуару. Она не поблагодарила меня, по-видимому, даже не заметила, в чем я её, впрочем, не виню.
Когда я вернулся в прихожую, Пэрли уже надевал шляпу.
— Вы не забыли закрыть задвижку? — поинтересовался я.
— Отбирать конфеты у ребенка, этого я ещё мог от вас ожидать, — возмущенно напустился он, — но отбирать конфеты у мертвого ребенка… Бог мой!
Он двинулся к двери, но я преградил ему дорогу.
— Послушайте, умник! Если бы мы стали настаивать на том, чтобы она забрала эти деньги, она бы…
Я осекся, заметив его торжествующую ухмылку.
— Наконец-то я тебя поймал! — проквакал он и вышел, отстранив меня.
Я вернулся в кабинет, кусая себе ногти от досады. Не часто Пэрли Стеббинсу удается уязвить меня, но в тот день он вывел меня из равновесия, затронув мои лучшие чувства.
Естественно, я постарался выместить свою злость на Ниро Вулфе. Я подошёл к его столу, взял сверток, развернул и аккуратно разложил содержимое перед шефом: две долларовые бумажки, четыре четвертака, девять даймов и восемь никелей.
— Совершенно точно, — объявил я. — Четыре доллара и тридцать центов. Искренние поздравления. После уплаты подоходного налога и за вычетом расходов в размере десяти центов — за вчерашний телефонный звонок Стеббинсу — у вас останется достаточно для того…
