— Она высокая красивая блондинка. Очень-очень привлекательная.
— Вы хотите сказать — сексуальная?
— Ну-у, — она ужасно покраснела, — в общем да, только в очень достойном смысле, если вы знаете, что я имею в виду.
— Я знаю, что вы имеете в виду, — сказал я. — Только я с этим не встречался.
— Вот этому я верю, — с вызовом сказала она.
— Вы знаете, где живет эта мисс Мэджик?
Она покачала головой: нет. Она очень аккуратно сложила большой носовой платок и сунула его в ящик стола, в тот, где лежал пистолет.
— Когда этот испачкается, можете стянуть другой, — сказал я.
Она откинулась на стуле, положила маленькие руки на стол и строго посмотрела на меня.
— На вашем месте, мистер Марлоу, я бы не злоупотребляла этими манерами крепкого парня. Во всяком случае, не со мной.
— Да?
— Да. И я не смогу больше отвечать на ваши вопросы без специальных инструкций. У меня весьма конфиденциальное положение.
— Я не крепкий парень, — сказал я. — Я просто сыщик.
Она взяла карандаш и черкнула в блокноте. Улыбнулась мне, уже спокойная и собранная.
— Может быть, мне просто не нравятся мужиковатые мужчины, — сказала она.
— Вы сумасшедшая дура, — сказал я. — Или я никогда не видел сумасшедших дур.
Я вышел от нее, хлопнув дверью, прошел по пустому коридору и через загробного вида гостиную выбрался на улицу.
А там на зеленом газоне играло солнце. Я надел темные очки, подошел к раскрашенному негритенку и опять погладил его по голове.
— Знаешь, брат, это даже хуже, чем я ожидал, — сказал я ему. Потом сел в машину и завел мотор.
Следом за мной от тротуара отъехал небольшой «купе» песочного цвета. Я ничего об этом не думал. Человек за рулем был в плоской соломенной шляпе с веселенькой ленточкой; на нем, как и на мне, были темные очки.
Я поехал назад к Лос-Анджелесу. Через десять кварталов в уличной пробке песочный «купе» все еще был за мной. Я пожал плечами и просто для развлечения объехал несколько кварталов. «Купе» держался за мной. Я резко свернул на тенистую улицу, развернулся и поставил машину у тротуара.
«Купе» аккуратно повернул на ту же улицу. Белобрысая голова в соломенной шляпе с тропической раскраски ленточкой даже не повернулась в мою сторону. Машина проехала, я вывернул обратно к Арройо-Секо и выбрался на шоссе. Я несколько раз тщательно проверял, но песочного «купе» больше не видел.
Моя контора находится в большом доме на Кауэнга-авеню, шестой этаж, две комнатки в дальнем крыле. Одну я оставил открытой, чтобы было где посидеть терпеливому клиенту, если у меня появится терпеливый клиент. На двери был электрический замок, который я мог открывать и закрывать из моего кабинета — отдельной комнаты для размышлений.
Я заглянул в приемную (ничего, кроме запаха пыли, там не было). Я распахнул окно, открыл ключом дверь и вошел во вторую комнату. Три жестких стула, вращающееся кресло, широкий стол с накрытой стеклом крышкой, пять зеленых папок для досье, из них три пустые, на стене — календарь и моя лицензия частного детектива в рамке, телефон, умывальник, вешалка для шляп, ковер, который выглядел просто как что-то на полу, и два открытых окна. Тюлевые занавески от ветра мотались то внутрь, то наружу, как губы беззубого человека во сне.
Тот же комплект был у меня в прошлом году, и в позапрошлом. Не слишком красиво, не слишком весело, но лучше, чем палатка на пляже.
Я повесил шляпу и пиджак на вешалку, умылся холодной водой, закурил и достал телефонную книгу. Элизия Моргенштерн обитал в доме № 422 по Девятой Западной улице. Я записал адрес и телефон и собирался было позвонить, как вспомнил, что забыл отключить замок входной двери. Щелкнул выключатель, и как раз вовремя — кто-то открыл дверь в приемную.
Я перевернул блокнот записью вниз и пошел посмотреть, кто пришел. Это был высокий худощавый тип в легком голубом костюме, двуцветных ботинках, бледно-кремовой рубашке с галстуком и торчащим из нагрудного кармана платком ядовитой расцветки. Рука в белой лайковой перчатке держала длинный черный мундштук. Сморщив нос, он осматривал порыжевший линолеум, увядшие журналы на столике и общую атмосферу малого достатка.
Когда я появился в дверях, он повернулся и уставился на меня парой бледных, сонных глаз, близко посаженных к узкому носу. Кожа на лице покраснела от солнца, рыжеватые волосы гладко зачесаны назад, тонкая ниточка усов много рыжее волос.
Он осмотрел меня без спешки и без особого удовольствия. Вежливо выдохнул дым и проговорил сквозь него:
— Вы Марлоу?
Я кивнул.
— Я ожидал чего-то иного, — сказал он. — Думал увидеть субъекта с грязными ногтями.
— Входите, — сказал я. — И можете сесть, так будет разумнее.
Он прошел мимо меня, стряхивая пепел на пол средним пальцем свободной руки, сел на стул для посетителей, снял вторую перчатку, сложил их вместе и бросил на стол. Потом выбил окурок из длинного черного мундштука, примял его мундштуком, чтобы не дымил, вставил новую сигарету и зажег ее толстой коричневой спичкой. Он откинулся на стуле с улыбкой заскучавшего аристократа.
— Все готово? — поинтересовался я. — Пульс и дыхание в порядке? Желаете холодный компресс на лоб или еще чего-нибудь?
Он не скривил губы, потому что они уже были в таком положении, когда он вошел.
— Частный детектив, — сказал он. — Никогда не встречал. Хлопотное дело, надо полагать. Подсмотреть в замочную скважину, раскопать скандальчик, в этом роде.
— Вы здесь по делу, — спросил я, — или просто осматриваете трущобы?
Его улыбка была мимолетна, как толстая дама на празднике пожарных.
— Мердок меня зовут. Может быть, вам это что-нибудь говорит?
— Занятно вам здесь, наверное, — сказал я и принялся набивать трубку.
Он смотрел, как я набиваю трубку. Потом медленно сказал:
— Кажется, моя мать наняла вас по какому-то делу. Она дала вам чек.
Я кончил набивать трубку, поднес к ней спичку, раскурил и откинулся на спинку, выдыхая дым через плечо к открытому окну. Я молчал.
Он слегка наклонился вперед и серьезно сказал:
— Я знаю, ваша профессия подразумевает скрытность, но я не гадаю. Мне червячок один сказал, просто червячок из сада, его все давят, а он все как-то живет — как я. Выходит, что я иду за вами прямо по пятам. Так вам яснее?
— Ага, — сказал я, — если предположить, что меня это волнует.
— Вас наняли с задачей отыскать мою жену.
Я улыбнулся, глядя ему в лицо поверх трубки.
— Марлоу, — сказал он еще серьезнее, — я буду очень стараться, но вряд ли смогу вас полюбить.
— Я плáчу, — сказал я, — от тоски и боли.
— И если вы простите мне домашнее выражение, от ваших замашек крепкого парня просто смердит.
— Мне горько, что это говорите мне вы.
Он откинулся назад и уставился на меня бледными глазами. Поерзал на стуле, стараясь сесть поудобнее. Многие старались сесть поудобнее на этом стуле. Как-нибудь надо будет и мне попробовать. Может, я из-за него теряю клиентов.
— Зачем моей матери разыскивать Линду? — медленно проговорил он. — Она ее не выносила. То есть мать не выносила Линду. Линда вела себя вполне достойно. Что вы о ней думаете?
— О вашей матери?
— Конечно. Разве вы знаете Линду?
— Секретарша вашей матери рискует потерять работу. Болтает не в свой черед.
Он быстро покачал головой.
— Мать не узнает. И все равно без Мерл она не может. Ей нужен человек, которого можно пинать. Она может орать на нее, даже ударить по лицу, но обойтись без нее она не может. Что вы о ней думаете?
— Вроде старого слуги — в старинном смысле.
Он нахмурился.
— Я имею в виду мать. Мерл просто глупая девочка, я знаю.
— Видимо, вы глубоко разбираетесь в людях.
Он, кажется, был удивлен, — почти забыл стряхивать пепел с сигареты. Но не совсем. Во всяком случае, он аккуратно ронял его мимо пепельницы.
— Так что вы думаете о моей матери? — терпеливо спросил он.
— Старый боевой конь, — сказал я. — Золотое сердце, а золото зарыто глубоко и надежно.
— Но почему она хочет разыскать Линду? Этого я не знаю. Деньги на это тратит. Мать терпеть не может тратить деньги. Ей кажется, деньги — часть ее кожи. Зачем ей Линда?
— Да, господи, кто сказал, что ей нужна Линда?
— Ну, я вас так понял. И Мерл…
— Мерл просто романтическая фигура. Она это выдумала. Черт, да она сморкается в мужской носовой платок. В ваш, наверное.
Он нахмурился.
— Это глупо! Послушайте, Марлоу. Пожалуйста, будьте умницей, расскажите мне, о чем идет речь. Денег у меня немного, но если пара сотен…
— Должен вас разочаровать, — сказал я. — Кроме того, мне не следует разговаривать с вами. Такие инструкции.
— Да почему?
— Не спрашивайте меня о вещах, которых я не знаю. У меня нет для вас ответов. И не спрашивайте меня о вещах, которые я знаю, потому что я вам не отвечу. Откуда вы свалились? Неужели человек моей профессии станет отвечать на вопросы о своей работе каждому любопытному?
