– О, гадины! Гадины!
Что ему теперь делать? Идти за помощью? Звать? К чему? Все уже кончено, все бесполезно. Он стоял неподвижно, растерянный, весь поглощенный ужасом виденного и пережитого. И вдруг он мысленно последовал за убийцами. Они ему представились сидящими в каком-нибудь чулане, делящими добычу и перебирающими окровавленными пальцами украденные вещи. И опять он прошептал:
– Гадины! Гадины!
Им овладело непреодолимое желание отыскать их и увидеть не ликующими и свирепыми, какими они, вероятно, были рядом с этим трупом или за этим столом, а бледными, разбитыми, дрожащими от страха, на скамье подсудимых, между двумя жандармами. Он вообразил себе их отвратительные лица в тот момент, когда им будут читать смертный приговор, представил их шествие на гильотину при бледном свете раннего утра. Закон, сила, палач показались ему великими, грозными и справедливыми. Потом вдруг, внезапным поворотом мысли, этот закон, эта сила, эта карающая рука представились ему жалкими фантошами – марионетками, над которыми смеются преступники. Полиция, не способная охранить безопасность жителей, не умеет даже поймать преступников. Хотя она изредка и останавливает кого-нибудь, но это делается наугад, когда случай помогает ей. Но на одного пойманного негодяя сколько безнаказанных преступлений! Хорошая полиция должна располагать не глупыми силачами, а тонкими умами, настоящими артистами, людьми, смотрящими на свою службу скорее как на спорт, чем на ремесло. Если только преступник не сделает какого-нибудь грубого промаха, он уверен в своей безнаказанности. Человек, не оставляющий за собой улик, может совершенно спокойно грабить и убивать. Раз преступление открыто, полиция находит жертву, стараясь узнать ее жизнь, рассматривает бумаги. Если убийца не имел никакого важного отношения к своей жертве, то после нескольких месяцев поисков и после того, как следователь засадил в тюрьму какого-то несчастного, причастность и виновность которого наконец опровергнута, дело сдается в архив, а преступники, поощренные удачей, продолжают свою работу каждый раз все более смелые и неуловимые, так как промахи полиции научили их искусству не давать себя накрыть.
А между тем существует ли более увлекательная охота, чем охота на человека? По деталям, неприметным для других, уметь пережить целую драму до самых мельчайших подробностей. Начать с отпечатка, с обрывка бумажки, с передвинутой вещицы и дойти до главных фактов! По положению трупа угадать жест убийцы; по ране – его профессию, его силу; по часу, когда преступление было совершено, – привычки убийцы. Простым анализом фактов воссоздать целую картину, подобно тому, как натуралист воссоздает по одной кости скелета всю фигуру какого-нибудь допотопного животного… Какое это торжество! Едва ли изобретатель, день и ночь работающий в своей лаборатории над разрешением какого-нибудь вопроса, испытывает большее удовлетворение!.. Ведь цель, к которой он стремится, неподвижна. Он знает, что истина одна и неизменна, сто никакие обстоятельства не имеют на нее влияния, что с каждым шагом он к ней приближается; он знает, что он подвигается хотя медленно, но верно; что если путь, который он избрал, правилен, то решение не может в последнюю минуту ускользнуть от него. Для полицейского, наоборот, это сплошная тревога: найденный было след, оказавшийся неверным; цель, казавшаяся только что близкой, внезапно исчезающая; постоянно осложняющаяся загадка с решением то удаляющимся, то опять приближающимся и опять ускользающим. Но одновременно это и победный крик, внезапно застывающий в горле, и жизнь, ускоренная, сверхъестественная, составленная из надежд, беспокойств и разочарований; это борьба против всего, против всех, требующая в равной мере и знания ученого, и хитрости охотника, и хладнокровия полководца, терпения, мужества и того высшего инстинкта, который один создает великих людей и приводит к великим делам. Как бы я хотел, думал Кош, узнать, пережить эти необычайные ощущения; как бы хотел быть среди глупой своры полицейских, которые будут завтра обыскивать это место, или ищейкой, бегущей по верному следу. Мне бы хотелось, невзирая на опасность, без чьей-либо помощи самому приняться за это дело и показать им всем необыкновенное явление: человек один, без всяких средств, не имеющий другой поддержки, кроме своей крепкой воли, других сведений, кроме тех, которые он сам сумел собрать, доходит до истины и без шума, без борьбы, объявляет в один прекрасный день:
«В таком-то часу, в таком-то месте вы найдете убийц. Я говорю, что они будут там, не потому, что случай навел меня на их след, но потому, что они не могут быть в другом месте по одной той причине, что обстоятельства, созданные мною, заставили их попасться в сети, расставленные мною, в которых они с каждым днем все более запутываются».
Я посвящу этому делу все необходимое время, дни, ночи в продолжение недель и месяцев. Таким образом, думал Кош, я узнаю наслаждение быть тем, кто ищет и находит. Что рядом с этим волнения игры, опьянение успехом! Я испытаю все наслаждения, слитые в одном… Все?.. Нет, все, кроме одного: страха… Страха, удесятеряющего силы, убивающего понятие о времени. Но, значит, существует наслаждение высшее, чем преследовать?.. Ба! Да это же быть преследуемым…
Какие чувства должен испытывать зверь, за которым гонятся собаки?
Что должен испытывать затравленный зверь, бегущий куда глаза глядят, ударяющийся головой о ветки деревьев, разрывающий бока о терновник… Какую повесть ужаса он мог бы рассказать, если б он мог мыслить и понимать! Все это должен перечувствовать преступник, знающий, что его открыли, которому чудится, что из-за каждого угла вот-вот появится полиция, для которого дни тянутся без конца, а ночи проходят в страшных снах. Если он крепкий духом человек, то какую он должен испытывать, хотя короткую, но сильную радость, когда ему удастся провести своих преследователей, направить их на ложный путь и перевести дух, наблюдая, как они ищут, волнуются, то останавливаются, то опять идут дальше, пока чутье не выведет их на верный след. Вот это настоящая борьба, борьба человека с человеком, беспощадная война, с ее опасностями и хитростями. Тут сказывается весь инстинкт зверя: это картина тех ужасных битв, в которых борются все живые существа с тех пор, как свет существует и нужно завоевывать ежедневную добычу. Не эта ли страшная игра составляет первые радости ребенка? Играя в прятки, он, сам того не зная, привыкает к войне из засад, этой настоящей партизанской войне, истощающей армии больше, нежели двадцать сражений.
Вопрос сводится к тому: в моей погоне за новыми ощущениями какую роль мне избрать – роль охотника или дичи? Роль полицейского или преступника? Сотни других людей, до меня, делались сыщиками-любителями, но никто не пробовал взять на себя роль виновного. Я выбираю ее. Конечно, не имея ничего на совести, мне останутся непонятными душевные муки убийцы, но я испытаю вполне удовольствие хитрить с полицией. Будучи игроком с пустым карманом, буду подмечать на лице моего партнера все волнения игры. Ничем не рискуя, я ничего не потеряю, а могу, наоборот, только выиграть. А если благодетельный случай захочет, чтоб меня арестовали, я буду как журналист обязан полиции самой сенсационной статьей, когда-либо выходившей из печати и которую можно будет так озаглавить: «Воспоминания и впечатления убийцы». Все двери, порога которых не переступал до сих пор никто из моих товарищей, откроются передо мной. Я познакомлюсь с тюрьмой, с арестантской каретой и с наручниками. Я смогу описать, не боясь опровержений, каков тюремный режим, как там обращаются с заключенными, к каким средствам прибегает судья, чтоб вырвать признание. Одним словом, если это будет необходимо, я произнесу самый сильный и справедливый обвинительный акт против двух грозных сил, которые зовутся полицией и магистратурой! Одной великой идеи достаточно для целой жизни. Если моя идея не сделает меня знаменитым, то я буду не я! Кош, милый друг, с этой минуты ты для всего мира убийца с улицы Ланн! Пролог окончен. Начинается первый акт. Внимание!
Онисим Кош внимательно осмотрелся кругом, убедился, что оконные занавеси плотно задернуты, прислушался, не идет ли кто-нибудь, и наконец, успокоенный, что ему никто не помешает, он снял пальто, положил его на кресло вместе с палкой и шляпой и предался размышлениям.
Ему предстояло теперь создать во всех подробностях мизансцену преступления Онисима Коша, а для этого первым долгом нужно было уничтожить все, что могло навести на след настоящих преступников.
То, что после открытия трупа больше всего привлекало внимание, были три стакана, забытые на столе. Оставив их, убийцы сделали важный промах. Их небрежность могла доставить полиции драгоценные сведения. Там, где один человек пройдет незамеченным, трое попадутся. Итак, он вымыл стаканы, вытер их и, увидев отворенный шкаф со стоящим в нем стеклом, поставил и их туда же. Затем взял начатую бутылку, потушил электричество, чтобы его не могли увидеть с улицы, отдернул занавеску, открыл окно, ставни и бросил ее изо всех сил. Он видел, как она закружилась в воздухе и упала по ту сторону улицы. Звук разбитого стекла разбудил на минуту тишину ночи. Он отскочил и прикусил губу.
