Макбета, и его кусок попал в одного из зрителей, и как падающий груз едва не ударил актера по голове — то, если бы это произошло в любой другой пьесе, никто не стал бы говорить, что она приносит несчастья. Как насчет того случая, когда парик Рекса Харрисона зацепился за люстру и взлетел прямо к колосникам? Никто не говорил, что «Моя прекрасная леди» — несчастливая пьеса.
— Я думаю, никто не посмел об этом упомянуть.
— Да, это верно, — согласился Перегрин.
— И все равно это не очень удачный пример.
— Почему?
— Ну, он несерьезный. То есть…
— Ты бы так не говорила, если бы присутствовала при этом, — сказал Перегрин.
Он подошел к окну и посмотрел на Темзу и пунктуально появившийся к вечеру транспорт. Машины скапливались на южном берегу и медленным потоком переезжали через мост на северный берег. Над рекой сверкало освещенное солнцем здание театра — небольшое, но заметное своей белизной, а из-за скопления небольших приземистых домов у реки оно казалось высоким и даже величественным.
— Можно догадаться, кого из них тревожат эти истории про плохие приметы, — сказал он. — Они говорят «Глава клана», «пьеса о шотландцах» и «леди». Это заразно. Леди Макдуф — глупенькая Нина Гэйторн — погрязла в этом по самую макушку. И она постоянно говорит об этом. Прекращает в моем присутствии, но я знаю, что она этим занимается, и они ее слушают.
— Пусть это тебя не тревожит, милый. Это ведь не влияет на их работу? — спросила Эмили.
— Нет.
— Ну что ж.
— Знаю. Знаю.
Эмили подошла к нему, и они оба посмотрели на другой берег Темзы, где ярко сверкало здание «Дельфина». Она взяла его под руку.
— Я знаю, говорить легко, — сказала она, — но ты все же постарайся. Не думай об этом все время. Это на тебя не похоже. Скажи, какой Макбет получается из великого шотландца?
— Прекрасный. Прекрасный.
— Это ведь самая значительная его роль? — спросила Эмили.
— Да. Из него получился хороший Бенедикт, но это единственная роль в пьесе Шекспира, которую он играл за пределами Шотландии. Он пробовал взяться за роль Отелло, когда играл в репертуарном театре. Потрясающе сыграл Анатома в пьесе Бриди [82], когда его пригласили участвовать в возобновленной постановке театра «Хеймаркерт». С этого началась его карьера в Вест-Энде. Сейчас он, конечно, поднялся очень высоко и стал одним из театральных рыцарей.
— А как его любовная жизнь?
— Честно говоря, не знаю. Он сейчас бурно заигрывает с леди Макбет, но Мэгги Мэннеринг относится к его ухаживаниям с большим скепсисом, будь уверена.
— Милая Мэгги!
— Это ты милая, — сказал он. — Благодаря тебе мне стало гораздо легче. Может, мне взяться за Нину и велеть ей прекратить? Или и дальше притворяться, что я ничего не замечаю?
— А что ты ей скажешь? «Да, кстати, Нина, дорогая, не могла бы ты перестать говорить о плохих приметах и до смерти пугать труппу? Так, к слову».
Перегрин рассмеялся и слегка шлепнул ее.
— Знаешь что, — сказал он, — ты так чертовски остроумна, что можешь и сама это сделать. Я приглашу ее к нам выпить, выберешь момент и задашь ей трепку.
— Ты серьезно?
— Нет. Да, наверное, серьезно. Может, это сработает.
— Не думаю. Она никогда не бывала здесь раньше. Она догадается.
— А это так важно? Ну, не знаю. Оставим все как есть еще на какое-то время? Думаю, да.
— И я так думаю, — сказала Эмили. — Если повезет, им все это надоест, и суеверия умрут естественной смертью.
— Может, так и будет, — согласился он, надеясь, что его голос звучит убедительно. — Эта мысль успокаивает. Что ж, мне надо возвращаться на эту чертову вересковую пустошь.
III
Его бы не слишком успокоил вид дамы, о которой они только что говорили, если бы он увидел ее сейчас. Нина Гэйторн вошла в свою крошечную квартирку в Вестминстере и приступила к чему-то вроде очищающего ритуала. Даже не сняв перчаток, она порылась в сумочке, из которой извлекла распятие и поцеловала его; на стол она положила зубок чеснока и молитвенник. Открыв книгу, она надела очки, перекрестилась и прочла вслух 91-й псалом.
— «Живущий под покровом Всевышнего под сенью всемогущего покоится», — читала Нина хорошо поставленным мелодичным голосом профессиональной актрисы. Дочитав псалом до конца, она поцеловала молитвенник, снова перекрестилась, положила на стол отксерокопированные листы со своей ролью, поверх них — молитвенник, а на него — распятие; поколебавшись, к распятию она добавила зубок чеснока.
— Это должно с ними справиться, — сказала она и сняла перчатки.
Ее вера в проклятия, везение и невезение основывалась не на каких-то серьезных исследованиях, а лишь на обрывках сплетен и на поведении четырех поколений актеров. Эта весьма рискованная профессия, где случается так много неудач, где в день премьеры столь многое держится в шатком равновесии, где после пятинедельной подготовки спектакль может ждать полный провал или многолетний успех, действительно представляет собой благодатную почву для укоренения и процветания суеверий.
Нине было сорок лет, она была хорошей надежной актрисой, которая с радостью участвовала в долгосрочных постановках и могла месяцами играть одну и ту же роль, стараясь не превратить это занятие в чисто механический процесс. Последняя подобная постановка закончилась полгода назад, так что этот лакомый кусочек — роль леди Макдуф, в кои-то веки несокращенная — оказалась весьма кстати. И ребенок, возможно, окажется хорошим мальчиком, а не развитым не по годам чудовищем, который может явиться из какой-нибудь посредственной школы. А театр! «Дельфин»! Огромный престиж, который дает полученная там роль! Его феноменально долгое везение, а главное — его правило работать с одними и теми же людьми, когда им удается туда проникнуть, если возникает подходящая для них роль. Это очень удачная работа. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Поэтому она не должна, в самом деле не должна говорить «пьеса о шотландцах», общаясь с другими актерами. Но эти слова то и дело слетают с ее языка. Перегрин Джей это заметил, и он недоволен. Я дам себе обещание, подумала она. Она закрыла большие выцветшие глаза и сказала вслух:
— Даю честное слово и клянусь на этом молитвеннике, что не буду говорить сами знаете о чем. Аминь.
IV
— Мэгги, — крикнул Саймон Мортен. — Подожди. Погоди минутку.
Маргарет Мэннеринг остановилась в конце Уорфингерс Лейн, на пересечении с шоссе. Мимо прогрохотали четыре огромных грузовика. Мортен торопливо поднимался к ней по крутой улице.
— Я попался Гастону Сирсу, — тяжело дыша, проговорил он. — Никак не мог от него отделаться. Может, пойдем поедим вместе? На такси получится быстро.
— Саймон, дорогой, прости, но я же
