На минуту наступило гробовое молчание.
— Хорошо, — наконец сказал Дюриэа. — Я тебя понял. А теперь тихо и не расходитесь.
Им казалось, что время течет бесконечно долго, что прошли уже не секунды, а часы. А затем на крыльце послышались тихие, крадущиеся шаги. Мгновением позже через замочную скважину на пол в коридоре упал тонкий лучик света, потом он мигнул и пропал. Человек за дверью, скорее всего, прислушивался, прежде чем открыть дверь.
Наконец, когда нервы у маленькой группы, затаившейся в тишине домика, казалось, готовы были уже лопнуть, как туго натянутая струна, в замке тихо повернулся ключ. Хорошо смазанный замок тихонько щелкнул.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем дверь бесшумно отворилась.
Луч электрического фонарика, который держал в руках шериф, разрезал темноту и выхватил искаженное от страха лицо Хью Сондерса.
Он инстинктивно отпрыгнул назад, быстро прикрыв левой рукой глаза от слепящего света.
— Бросьте пистолет, Сондерс, — резко сказал шериф, — не то я вышибу вам мозги.
Несмотря на бурный протест, возмущение и угрозы, Грэмпс Виггинс был отправлен обратно в город вместе с женщинами, а шериф, его помощник и окружной прокурор остались слушать признание убийцы Прессмана.
Грэмпс, поддерживая Милдред под локоть, шел через темный двор к своему трейлеру. Нанесенная обида не позволяла ему скрыть разочарование и горечь, так и прорывавшиеся в каждом слове.
— Нет, вы подумайте только, — возмущался он. — Я фактически провел все расследование, нашел им убийцу, и теперь все, я им больше не нужен.
— Не говори так, Грэмпс.
— Да нет уж. Покорно вам всем благодарен.
— Но, Грэмпс, разве ты их не дождешься? Конечно же, это ты распутал это убийство. Боже мой, ты…
— Нет, — обиженно сказал Грэмпс, — получается, что я здесь ни при чем… Пусть лучше будет так, — добавил он, услышав, как Милдред вздохнула, готовясь снова успокаивать его. — В конце концов, выборы уже на носу. И ведь, между нами, я ничего особенного-то и не сделал. Я просто попытался представить себе, как все это могло произойти. Мне пришла в голову мысль, что Сондерс решил заехать к Прессману один и попытаться решить с ним наедине вопрос по поводу его собственного участка. Мало-помалу разговор перешел в ссору, ссора кончилась дракой. Разозлившись на Сондерса и потеряв голову от ярости, Прессман выхватил револьвер. Сондерс, по всей вероятности, схватил его за руку и попытался заложить ее за спину, чтобы заставить его разжать пальцы и бросить оружие. Но Прессман, сопротивляясь, задел или просто нечаянно нажал на спуск, и пуля попала ему в голову под таким углом, что трудно было представить себе, что револьвер был в его руке, когда прозвучал выстрел… Но и это было возможно. Если бы Сондерсу удалось отобрать у него оружие, все еще могло бы кончиться по-другому, ведь сам он, будучи физически мощным и крепким человеком, в оружии не нуждался. А если бы он не принялся выкручивать руку Прессману, то, возможно, сам бы нарвался на пулю. Но, так или иначе, убитым оказался Прессман. И Сондерсу пришлось срочно заметать следы, ведь он был твердо уверен, что его объяснения никогда не будут приняты и все решат, что тут имело место хладнокровное убийство.
Он уехал, чтобы захватить с собой Тру и вернуться. Таким образом он и составил себе алиби, которое в то время казалось совершенно непоколебимым. На его счастье, он нашел ключи к входной двери. Один из них он бросил возле тела Прессмана, а другой забрал с собой. А затем, пока Тру барабанил в заднюю дверь, Сондерс тихо отпер свою дверь и вошел в дом. А после этого все, что ему нужно было сделать, это говорить то же самое, что и Тру: что он тоже слышал, как какой-то неизвестный человек ходил по дому… И конечно, это именно Сондерс сказал, что видел, как какой-то человек опустил портьеры в доме, потому что Тру этого, разумеется, видеть не мог.
— Ну а все-таки, какого черта он возвращался в дом в три часа утра? — спросила Милдред.
— Все очень просто, — объяснил Грэмпс. — Когда он ходил по дому, из его кармана выпала сложенная газета с передовицей Тру. И понял он, что потерял ее, только тогда, когда о ней спросил Тру. Но до трех часов утра они с Тру не расставались, поэтому он был совершенно уверен в том, что его алиби ни у кого не вызовет сомнений. Но он очень хорошо знал, что когда найдут тело Прессмана, то найдут и эту газету с передовицей, а в этом случае это будет выглядеть, как если бы он тут же оставил чистосердечное признание в убийстве. Ему просто необходимо было вернуться и забрать газету, но ему хотелось бы вернуться не раньше, чем пройдет достаточно времени после смерти Прессмана, так чтобы ничто не могло поколебать его алиби… Он знал, что патологоанатом сможет указать только период времени, когда могла произойди смерть.
И была для этого еще одна причина. Он спустил шторы, когда был вместе с Тру в доме, но затем ему нужно было вернуться и обязательно поднять их.
— Я что-то не поняла, — удивилась Милдред. — Ему было нужно, чтобы тело Прессмана обнаружили достаточно быстро, потому что, чем быстрее обнаружат тело, тем более точно можно будет указать время смерти, — объяснил Грэмпс. — Это должно было укрепить его алиби. Даже если бы он не потерял там газету, ему все равно пришлось бы вернуться поднять шторы и зажечь лампу. А вот если бы тело обнаружили не сразу, а спустя, скажем, два-три дня, то от его алиби не осталось бы камня на камне.
Возможно, он только появился в доме, когда вдруг неожиданно приехала Ева Реймонд. Он уже успел зажечь лампу, поднял шторы и нашел потерянную газету со статьей Тру, когда вдруг услышал крик и топот бегущего человека… Скажем так: Еве Реймонд крупно повезло, что она сразу же убежала… Сондерс сделал свой выбор, когда решил скрыть все следы своего пребывания в доме и выдать все за самоубийство. После этого для него уже не было пути назад. Крик Евы поставил его перед выбором: или его жизнь, или ее. Может быть, он и не убил бы ее, но ведь по какой-то причине он все-таки приехал сюда сегодня, когда узнал, что у меня в машине сидела Ева и я привез ее сюда.
— Но как он узнал, что это именно Ева Реймонд приезжала тогда к Прессману? — спросила Милдред.
— А пудреница? — воскликнул Грэмпс. — Пудреница с выгравированными на ней инициалами “Е.Р.”? А потом он обнаружил, что я не спускаю глаз с девушки по имени Ева Реймонд. Я-то уж позаботился, чтобы он узнал об этом, — усмехнулся Грэмпс. — Мне было известно, что Сондерс вместе с Тру будут сегодня на этом предвыборном митинге. Я спросил их, не могло ли быть так, что человеком, шаги которого они слышали в доме Прессмана, была женщина, но спросил так, чтобы они были уверены в том, что я подозреваю, что именно женщина совершила это убийство. Вся эта сцена была разыграна мною для Сондерса. Я был уверен, — со скромной гордостью признался Грэмпс, — что все это выманит его сегодня из дому и приведет сюда хотя бы для того, чтобы выяснить, что тут происходит… Так оно и получилось… Ну а теперь я умываю руки. Передай Френку привет от меня и скажи ему, что я вовсе не претендую на какую бы то ни было известность в связи с этим расследованием. Всю работу провели они с шерифом. Да, кстати, посоветуй ему не забыть разобраться с Харви Стэнвудом. Я ведь действительно тогда нашел изрезанную газету в его машине, как и сказал Френку. Может быть, ему подбросили эту газету, чтобы просто проверить, как он отреагирует. А может быть, он планировал подбросить эту газету миссис Прессман и втянуть ее поглубже в это дело, а от себя отвести подозрения и выйти сухим из воды. О, я бы нисколько не удивился, если бы в результате миссис Прессман попалась бы в ловушку и была бы осуждена, а Френк либо проиграл бы это дело, либо послал бы невинного человека в камеру смертников.
Послушай, попроси Френка, чтобы он помягче отнесся к этой девушке, Еве Реймонд. Ты знаешь, а она действительно очень славная! Сказала, что мне никогда не дашь моих лет и что я выгляжу хорошо как никогда. А ты как считаешь?
Милдред рассмеялась:
— Да я-то уж кое-что об этом знаю, — еле выговорила она.
Ей показалось, что Грэмпс обиделся.
— А когда мы увидимся, Грэмпс? — ласково спросила она, стараясь загладить свою вину за некстати вырвавшийся смех.
Какого черта?! Откуда я знаю? — проворчал Грэмпс. — Я же ведь не путешествую по графику, как поезд… Буду как-нибудь проезжать через ваш городок и заеду.
Милдред задумчиво и ласково сказала:
— Грэмпс, ведь ты уже не молод и к тому же одинок. Скажи, ты никогда не скучаешь по дому? И кстати, почему бы тебе не поселиться с нами?
— Не молод? — страшно удивился Грэмпс?
— Да еще и одинок? Не понимаю, это ты о ком? И ты еще хочешь, чтобы я отказался от своей привольной жизни и обзавелся домом. Да и потом, я вовсе не одинок, наконец! Для чего мне дом, что я с ним буду делать? А вот Ева Реймонд, кстати, мечтает иметь свой дом. Ну ладно, мне пора уезжать.
