Роджер удивленно посмотрел на своего двоюродного брата, однако тактично воздержался от замечаний насчет этого странного заявления. Ему-то казалось, что дела далеко не спокойны — во всяком случае, что касается Энтони.
— У тебя что, сегодня утром не назначена встреча с Маргарет? — только и спросил он.
— Да нет, — очень небрежно ответил Энтони, — она должна была поехать в Сэндси. В магазины или еще какая-то чепуховина. Я увижусь с ней только завтра утром.
И снова Роджер почти сверхчеловеческим усилием воздержался от комментариев, хотя на кончике языка так и вертелся вопрос: «Из-за чего вы, идиоты, опять поссорились?» Роджер, однако, ни о чем не спросил, хотя бы потому что не желал все утро провести потом в компании сердитого и хмурого Энтони.
— Ну, значит, все в порядке, — быстро сказал он, словно для Энтони и Маргарет не встретиться ни разу за двадцать четыре часа было в порядке вещей. — Ладно, я скажу тебе, чем мы займемся. Наверное, будет довольно забавно, не говоря уж о пользе усовершенствования в сыщицком мастерстве, если мы только на один день сделаем вид, будто Медоуз был действительно убит (отравлен, конечно), и постараемся найти какие-нибудь тому подтверждения. Что скажешь?
— Потрясающе смешно, — машинально ответил Энтони.
— Вот и молодец! — сердечно похвалил его Роджер. — Ну что ж, прекрасно. Давай поскорее кончай завтракать и посмотрим, какие у нас с тобой карты.
Роджер и Энтони стояли посреди гостиной, в которой обычно проводил время преподобный Медоуз, а полная хозяйка развлекала их бесконечными воспоминаниями о недавно скончавшемся постояльце. У Энтони уже лицевые мышцы свело от усилий сохранять выражение вежливого интереса к этому словоизвержению. Роджер, напротив, не обращал на него ни малейшего внимания, и Энтони начал понимать, зачем кузен привел его сюда.
— Всегда был такой спокойный, — заверяла Энтони полная хозяйка дома, — нет, никогда его не слышно было. И всегда говорил мне что-нибудь любезное, когда я приносила ему еду или приходила спросить, не надо ли чего. Иногда пошучивал, не то чтобы очень часто, но бывало. Очень уж он любил пошутить, преподобный Медоуз. Иногда я не могла удержаться от смеха, такой был шутник. Как странно думать теперь, сэр, что бедный джентльмен лежит недвижимый и холодный в своей могиле.
Она немного помолчала, чтобы перевести дух.
— Да, ужасно, — поддакнул Энтони, скосив усталый взгляд на розовую фаянсовую свинку, стоявшую на каминной полке. Роджер, задумчиво смотревший в небольшое оконце, повернулся к собеседникам.
— А кто-нибудь приходил к мистеру Медоузу до завтрака в день его смерти? — спросил он внезапно.
Полная хозяйка так удивилась, что ответила с необычной для нее краткостью.
— Нет, сэр, никого у нас не было.
— Вы уверены?
— Совершенно уверена, сэр, — хозяйка вновь обрела равновесие духа, — понимаете, я была в кухне с…
— А накануне к нему никто не приходил, не помните? — безжалостно перебил ее Роджер.
— Нет, сэр. За все время, что он у меня прожил, до вас к нему никто не приходил. Очень спокойный джентльмен был, очень спокойный. Я как-то даже сказала миссис Муллинз, дня за три до его кончины: «Миссис Муллинз, — сказала я ей, — есть постояльцы и постояльцы, как вам тоже хорошо известно, но преподобный Медоуз, он…»
— Вы рано легли спать накануне дня смерти мистера Медоуза? — опять перебил ее Роджер.
— Во благовремение, так сказать, — ответила хозяйка, немедленно отводя поток красноречия в новое русло, — но я завсегда так ложусь. Мое правило: гаси свечу в десять вечера, — и так оно было всегда. Один час сна до полуночи стоит двух после, как я всегда говорю. А вот мой муж-покойник, когда жив был, то всегда сидел…
— Итак, если у мистера Медоуза был бы поздний посетитель, вы бы об этом и не знали?
— Странно, что вы так говорите, — сказала порядком расстроенная домовладелица, — потому что я обязательно бы узнала. Понимаете, я услышала бы дверной колокольчик. И потом, так случилось, что в ту ночь я до рассвета глаз не сомкнула. У меня иногда зубы болят, а бывает, даже очень, и я совсем не сплю, так только, на часок глаза заведу. И я помню, что в ту ночь тоже не спала, и как раз на следующее утро он и помер. Да ведь знаете, беда не приходит одна, но мне как-то не хотелось говорить о зубной боли, когда тут такое произошло…
— А предположим, посетитель не стал бы звонить, — стоял на своем Роджер, — предположим, он зашел бы за угол и постучал в окно, мистер Медоуз сам бы открыл ему дверь? Вы бы ничего об этом не знали, а?
— Да, странно, что вы об этом речь завели, сэр, потому что я-то как раз все знала. Понимаете, я услышала, как они разговаривают. Моя спальня как раз над комнатой, где он жил, и можно было запросто слышать голоса, не слова, не то, о чем говорят, я не это хочу сказать, но голоса я слышала, — со скромным торжеством сказала хозяйка. — Я сама, собственными ушами слышала примерно недели три назад, что кто-то пришел к мистеру Медоузу, а я уже, как вы понимаете, легла спать.
— О! Значит, кто-то все-таки приходил к нему? А вы вроде говорили, что у него никогда не было посетителей.
— Да? Нет, кто-то приходил его повидать, — ловко вышла из затруднительного положения домовладелица, — это факт. Но раз я не сама открывала дверь, я совсем об этом запамятовала. Да, однажды поздно вечером к преподобному Медоузу пришли, и я об этом узнала, хотя легла спать, но они очень громко разговаривали, поэтому я и проснулась.
— Значит, тогда было довольно поздно и они громко разговаривали. Хорошо! А вы не можете предположить, кто бы это был?
Хозяйка заколебалась:
— Нет, сэр. Этого, боюсь, я сказать не могу.
— А что бы вы еще могли вспомнить кроме этого? — спросил Роджер с самой обворожительной улыбкой.
— Ну, знаете, сэр, я не охотница сплетни разводить, — быстро возразила хозяйка, — никогда не разводила и, с Божьей помощью, никогда не буду. Но должна вам сказать, если бы то был не преподобный Медоуз, я бы поднялась наверх, хотя бы пришлось встать с постели, а я была тогда такая уставшая. Мой дом всегда был из приличных, и я считаю своим долгом так его и соблюдать, но из-за преподобного Медоуза… Я тогда подумала, что он поступать дурно не может, не то что другие. Он же священник был, а это большая разница, ведь так оно, сэр? Так что я просто закрыла глаза…
— Значит, вы хотите сказать, — тактично вставил Роджер, — что мистера Медоуза посетила леди?
— Ну, об этом я ничего не знаю, сэр, — засомневалась хозяйка, — не знаю, можно ли назвать ее леди? Понимаете, она говорила так громко, что я не смогла опять заснуть, как ни старалась. И преподобный Медоуз, он тоже говорил громче, нежели оно полагается священнику, если хотите знать мое мнение, сэр, но об ушедших мы не должны говорить ничего плохого, кроме хорошего, такая есть поговорка, а преподобный Медоуз всегда был приятный джентльмен и разговаривал тихо, да вот…
— Значит, они ссорились?
— Ну, если вы так это называете, сэр, то оно, пожалуй, так и есть, — неохотно согласилась хозяйка.
Роджер обменялся с Энтони взглядом.
— И у вас нет ни малейшего представления, кто была эта дама? — спросил он.
— Ой нет, сэр. Я не знаю, кто она была. Понимаете, я никогда ее в глаза не видела, и она только платок здесь свой забыла, носовой.
— Носовой платок? Неужели?
— Да, сэр. Я нашла его здесь в гостиной, когда убиралась, а мистер Медоуз тогда еще не вставал. Я хотела отдать платок ему, чтобы он ей потом вернул, но все как-то не решалась, все думала, а вдруг ему не понравится, что я знаю о ее приходе. Да я ему и словом не обмолвилась. А еще потому смолчала, что тише едешь — дальше будешь, как говорится.
— Так вы платок не отдали? — с напускным безразличием спросил Роджер. — И сейчас он у вас?
— Ну конечно, сэр, даже странно, что вы спрашиваете об этом. Потому что платок при мне, так уж оно получилось, и я оставила его у себя, думала, что…
— А для вас не составит труда позволить мне взглянуть на него? — спросил Роджер с медоточивой интонацией.
— Да тут никакого труда нет, — с готовностью отозвалась хозяйка, — пойду принесу, подождите минутку.
И она торопливо вышла из комнаты, а Энтони вопросительно взглянул на кузена.
— Наверное, это платок миссис Вэйн?
— Конечно, — кивнул Роджер. — Между прочим, она легко могла влезть в это окно, и так, чтобы ее никто не увидел.
— Но все это естественно! Чего ты вдруг разволновался насчет платка?
— Да я вовсе не волнуюсь. И ты прав, все это совершенно естественно. Очевидно, она приходила сюда не один раз. Но понимаешь, если возникает какое-то новое обстоятельство в известном деле, нужно все досконально прояснить. Вряд ли мы узнаем нечто новое или неожиданное, но вреда не будет, если вникнуть во все это повнимательнее.
