— Да я вовсе не волнуюсь. И ты прав, все это совершенно естественно. Очевидно, она приходила сюда не один раз. Но понимаешь, если возникает какое-то новое обстоятельство в известном деле, нужно все досконально прояснить. Вряд ли мы узнаем нечто новое или неожиданное, но вреда не будет, если вникнуть во все это повнимательнее.
Хозяйка, запыхавшись, поспешно вошла в комнату и вручила Роджеру полотняный платок, обшитый кружевцем. Роджер внимательно его рассмотрел и указал Энтони на маленькую букву «Э», вышитую в уголке, а затем повернулся к хозяйке и, сунув руку в карман, многозначительно звякнул монетой.
— Я бы хотел его оставить себе, если не возражаете.
— Да пожалуйста! — быстро ответила женщина. Если посетители собираются хорошо заплатить за это маленькое свидетельство случившейся в ее доме трагедии, то почему бы ей не исполнить их просьбу?
— Наверное, вы не можете точно сказать, когда это было? — спросил Роджер, пряча платочек в карман.
— Нет, сэр, могу, — возразила торжествующе хозяйка. — Это было в ночь перед тем, как бедную миссис Вэйн столкнули со скалы. Почему я тот вечер крепко запомнила? Вот из-за этого ужасного дела. Ведь оно ужасное, да, сэр? Понятия не имею, что же у нас в Ладмуте творится. Сначала миссис Вэйн, потом преподобный Медоуз! Как вы думаете, сэр, этот приезжий полицейский что-нибудь найдет? Вы вместе с ним были на прошлой неделе, так что я подумала, может…
Роджер мягко, но решительно поставил заслон ее любознательности и начал обследовать гостиную. Он объяснил свое присутствие тем, что покойный был его близким другом, и этот ответ давал ему возможность задавать любые вопросы, даже весьма откровенные, относительно повадок покойного и его собственности.
На стене висела полка с отверстиями для трубок. Роджер, обратив на них внимание, подошел и взял одну.
— Мистер Медоуз был заядлым курильщиком, да?
— Странно, что вы об этом спросили, сэр, — заметила хозяйка, с интересом наблюдавшая за его движениями, — потому что я бы не сказала, что он был такой уж заядлый! С моим мужем-покойником не сравнить. Он выкуривал трубку после завтрака, мистер Медоуз то есть, еще трубочку после обеда и немного курил, если была охота, совсем вечером, но не чаще того, а мой муж все время дымил…
— Но если он редко курил, зачем ему было столько трубок?
— Да, сэр, многовато, конечно. Я и сама это заметила, но он был какой-то чудной насчет трубок, преподобный Медоуз то есть, он знаете как их курил? Одну неделю — одну, вторую — другую, «поочередно», как он говорил. Смешной он был и часто повторял: «Трубки, что жены, мамаша», — говорил он. Всегда называл меня «мамашей». Говорил, что я ухаживаю за ним лучше, чем мать родная. Очень был свойский джентльмен, преподобный Медоуз то есть. Да, «трубки что жены, — так он и сказал, — нельзя иметь сразу всех, надо ими пользоваться по очереди». Это он шутейно говорил. И таких шуточек у него полно было. «Трубки что жены», ей-богу! Он что хотел сказать-то? У мужчины не должно быть больше одной жены зараз.
— Да-да, действительно очень смешно, — серьезно подтвердил Роджер. — Ха, ха! А между прочим, не знаете, где мистер Медоуз покупал табак?
— Странно, что вы и об этом спрашиваете, сэр, потому что я как раз об этом знаю. Рядом есть магазин, он здесь один-единственный, где торгуют табаком, если не считать гостиниц наших «Три лебедя» и «Короны», конечно. Но «Три лебедя» в миле отсюда, не мог же он ходить туда, ведь правда?
— Ну, разумеется, не мог, — с очень серьезным видом подтвердил Роджер. — Нет, конечно, этого нельзя было и ожидать от него. Ну, не смею больше вас задерживать. Благодарствую за то, что позволили мне все здесь осмотреть.
И Роджер что-то протянул ей, а домовладелица с готовностью подставила ладонь.
— Приходите еще, всегда желанным гостем будете. Сердечно вас благодарю, сэр. И если еще что-нибудь понадобится здесь осмотреть, вы только скажите. А не хотите заглянуть в его спальню, если уж вы тут?
— Нет, думаю, что не стоит. Пойдем, Энтони. Доброе утро, мэм.
Их проводили до дверей, и, выходя, Роджер сразу повернул налево.
— Как-нибудь, — словоохотливо сказал Энтони, — надо устроить тебе матч с этой женщиной, если я, конечно, найду судью и желающих держать пари. Вы с ней выйдете на ринг сразу же после завтрака и начнете такое, знаешь, разговорное состязание, пока кто-нибудь из вас не упадет без сил. А если у кого сядет голос, то ты или она заплатите неустойку, — а все ставки будут аннулированы. Все по правилам и никаких укрепляющих, а полотенца и губки за счет…
— Перестань молоть чепуху, Энтони, — миролюбиво заметил Роджер и нырнул в магазин на левой стороне улицы.
— Кстати, — начал Роджер, купив унцию совершенно ненужного ему табака, — ведь это та самая марка, что покупал у вас бедняга мистер Медоуз, да? Помните того священника, что жил в соседнем доме и умер на прошлой неделе?
— О да, сэр, — ответил лавочник, — мы все его хорошо знали, но он покупал не этот табак, сэр. Он всегда брал «Коронный» или «Якорный» крупной резки.
— Неужели? А мне помнится, будто он говорил, что курит именно этот. Но вообще-то он не очень много курил?
— Верно, сэр. Примерно унцию в неделю выкуривал, не больше.
— И наверное, каждую неделю покупал очередную порцию?
— Э, нет. Он обычно покупал сразу четверть фунта, но оно так на так и выходит, по унции в неделю.
— Да, действительно, — слегка удивился Роджер. — Итак, Энтони, — сказал он доверительно молодому человеку, когда они вышли из лавки, — мы знаем, что курил Сэмюел Медоуз, как он обращался со своими трубками, сколько табаку покупал за один раз и так далее. Фактически мы, очевидно, не знаем только одного, как зовут кошку двоюродной бабушки табачника, у которого Сэмюел покупал табак.
— И какой вывод, черт возьми, ты собираешься сделать из всего этого?
— Ну, это лишь небу известно! — ответил богобоязненный агностик Роджер.
И они вернулись в гостиницу, где их ожидал ленч.
Глава 23
Колин смешал карты
Наверное, день у инспектора Морсби был очень деловым. Он не появился к ленчу, и когда Роджер и Энтони отправились на берег морской выкурить по трубочке, инспектора по-прежнему было не видать, из чего Энтони заключил, что его поиски были обширнее, чем их с Роджером.
У Энтони вообще было достаточно времени для подобных умозаключений, потому что сразу после их возвращения в гостиницу Роджер погрузился в непривычное для него состояние молчаливости. На все попытки двоюродного брата завязать разговор или обсудить новые сведения, он отвечал односложно или просто что-то нечленораздельно ворчал. Энтони, который не всегда был так бестактен, как могло показаться, понял, что ум Роджера занят распутыванием каких-то сложных проблем, связанных с Ладмутским убийством, и предоставил кузена его собственным размышлениям. Мужчины вскарабкались на свою привычную скалу и продолжали в молчании курить.
Прошло сорок пять минут, прежде чем Роджер предложил нечто вроде ключа к занимавшей его загадке.
— Уверен, — сказал он внезапно, — что в информации, полученной от хозяйки дома, есть указание на суть проблемы, если мы только сумеем правильно истолковать полученные сведения.
— Ты имеешь в виду визит миссис Вэйн к Медоузу и их ссору? — спросил Энтони.
— Да нет же, — с внезапным раздражением ответил Роджер, — это как раз не дает нам ничего нового. То, что она пришла к Медоузу, — совершенно естественно, и мы уже достаточно осведомлены, что у них были плохие отношения. Нет, я думаю об его трубках.
— Не понимаю, причем тут трубки?
— Но ведь трубка сыграла весьма важную роль в том, что произошло, не так ли? — саркастически спросил Роджер.
— Да что ты этим хочешь сказать? — ничего не понимая, спросил Энтони.
Роджер с минуту молча смотрел на него, а потом разразился смехом.
— Ой, извини. Я совершенно забыл, что ты ничего не знаешь. Но ты не должен задавать такие вопросы, потому что я дал страшную клятву никому о том не рассказывать. Однако трубка играет здесь ведущую роль, только не говори Морсби, что я тебе об этом сказал.
— Даю честное слово, мамочка, — весело согласился Энтони. — Очень хорошо, продолжай и дальше действовать в том же духе. Ты, конечно, докопаешься до самой сути, Роджер, если пустишь в ход все свои серые клеточки.
— Спасибо, Энтони, — миролюбиво промурлыкал Роджер. — Мне, знаешь, и вправду необходима небольшая похвала, — и он погрузился в размышления.
Энтони молча сидел на камне, пока не стало слишком жестко сидеть. Тогда он снял ботинки, носки, подтянул повыше брюки и пошел бродить по берегу. Энтони явно взрослел на глазах.
Высоко в небе появился самолет и прочертил широкий круг в ясном, голубом небе. Их ушей достиг приглушенный шум мотора.
