Ките говорит правду, то ясно, что убила Карлотта, затем она пошла домой и рассказала матери. Мать пришла на место, чтобы уничтожить все улики, и это делает ее соучастницей… Так что одно из двух.
— Нет, — возразил Мейсон, улыбнувшись при виде вспыхнувшего лица судьи Норвуда. — Взгляните на улики, — продолжал Мейсон. — Ясно, что с какой бы целью Белл Эдриан ни пришла в тот дом, войдя туда, она начала все прибирать. И Сэм Баррис, и его жена видели, как она ходила по дому, убираясь там. Она подобрала пудреницу, зная, что это пудреница Карлотты, принесла домой и спрятала в сапоге.
— Об этом я вам и говорил, — сказал судья Норвуд. — Чего вы хотите? Обвинить свою собственную клиентку?
— Я хочу лишь подчеркнуть, что поскольку Артур Кашинг не мог стоять и поскольку у него была прислуга, то он, ясно, не мыл посуду.
— Да о чем вы говорите? — спросил Дарвин Хейл.
— О том, что когда миссис Эдриан вошла, обнаружила мертвого Кашинга и увидела стакан с пятном губной помады, она, естественно, подумала, что на нем были отпечатки пальцев дочери. Поэтому она как следует вымыла и протерла стакан и поставила его в буфет.
Судья Норвуд нахмурился:
— Я не уверен, что могу уследить за вашей мыслью, мистер Мейсон.
— Неужели непонятно? На полу среди осколков был один разбитый стакан, только один. Второй вымыла и вытерла миссис Эдриан.
— Ну и что? — сказал Хейл. — В самый ответственный момент вы отнимаете у нас время посторонними комментариями.
Мейсон взглянул на него.
— Если вы считаете, что посторонними, то начинайте-ка соображать. Может быть, вы захотите почитать стенографическую запись показаний свидетелей. Вы, ребята, набросились на меня, обвиняя в злоупотреблении судом. Поэтому будь я проклят, если буду всю умственную работу делать за вас.
Судья Норвуд резко подскочил со стула.
— Боже, мистер Мейсон, не хотите ли вы сказать, что тот стакан означает?..
— Хочу.
Хейл взглянул на Лэнсинга, потом на Ивса, на судью Норвуда.
— Я не понимаю.
— Поймете, — заверил Мейсон, — со временем.
С этими словами адвокат вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Вернувшись в отель, Пол Дрейк и Делла Стрит вошли в номер вслед за Перри Мейсоном.
— Черт возьми, — говорил Мейсон, вытирая лоб, — я уже думал, что не пробьюсь через эту толпу журналистов, жаждущих узнать, что происходит.
— Ну и что же происходит? — спросила Делла Стрит.
— Я не могу сказать, — ответил Мейсон, глядя на свои часы, — но думаю, минут через пятнадцать — двадцать эти ребята справятся с головоломкой.
— Ты хочешь сказать, что ничего им не объяснил? — спросил Дрейк.
— Нет, конечно. Я им только намекнул и ушел.
— А почему ты все им не раскрыл?
— Тогда я выглядел бы эдаким высокооплачиваемым адвокатом из города, пытающимся им все это запродать, а они что-нибудь заподозрили бы. Раз так, пусть сами подумают и купятся на это как на собственную идею. Это будет их детище.
— Вы уверены, что дали им достаточно, за что ухватиться? — спросила Делла Стрит.
— Судья Норвуд ухватился.
— За что же он ухватился?
— К коттеджу Кашинга вели три цепочки следов, и одна цепочка — от коттеджа.
— Следы Карлотты.
— Правильно.
— Конечно, убить могла Карлотта. По логике, сейчас подозрение падет на нее…
— Нет, это не она убила. Давайте посмотрим и тогда заметим преднамеренность и взвешенность действий. Стекло разбили нарочно, с какой-то целью. Никто не бросал зеркало в Артура Кашинга, и тот ни в кого его не бросал.
— Зачем же его разбили?
— С двойной целью. Во-первых, чтобы был осколок, который можно воткнуть в шину автомобиля Карлотты, будто бы она уехала после того, как стекло было разбито. Во-вторых, для шума, чтобы Сэм Баррис мог рассказать, как его разбудил звон стекла и выстрел.
— О чем это ты? — спросил Дрейк. — Сэм Баррис?
— Да, убийца.
— Ты не сошел с ума? Он не мог там побывать, не оставив следов.
— А он их оставил, не так ли?
— Когда он пошел туда после звука выстрела, после женского крика, после…
— Откуда известно, что он был там после выстрела?
— Его жена говорит. Должно быть, так.
Мейсон покачал головой.
— Где-то в субботу вечером Сэм Баррис взял старинное зеркало из гаража и разбил его. Пока Карлотта Эдриан ужинала с Артуром Кашингом, Баррис отвинтил колпачок на шине, выпустил две трети воздуха из передней шины, проделал ножом дырку, и вставил туда осколок таким образом, чтобы при спущенной шине он наверняка проколол бы камеру. Затем он достал револьвер из бардачка машины и стал ждать на безопасном расстоянии.
Он проделал все это ранним вечером.
К тому времени, когда Карлотта уехала, образовался иней. Баррис вошел в дом, неся мешок с битым стеклом. Он убил Кашинга, выбил окно, расколотил стакан, из которого пил Кашинг, разбросал битое стекло по полу, затем пошел домой, подождал примерно полчаса и разбудил жену, рассказав ей, что только что слышал звон стекла. И здесь у него все пошло не так, как было задумано. Раздался женский крик. Потом появилась миссис Эдриан… Сэму Баррису ничего не оставалось, как объявить, что он идет посмотреть, в чем дело. Он вышел из дому и подождал в гараже десять минут. Затем он вернулся и сказал жене, что едет за шерифом. Сев в машину, он поехал по дороге, где нашел брошенный Карлоттой автомобиль. Не выходя, он выбросил револьвер в кусты, и поехал к шерифу.
— Но как ты сможешь все это доказать? — спросил Дрейк.
— Все дело в том, что Сэм Баррис, описывая комнату в момент, когда он туда вошел, упомянул стакан с пятном губной помады. Только сказав это, он тут же понял свой промах и постарался так все объяснить, будто он имел в виду окровавленные осколки стакана на полу. Когда вам придется опросить столько же свидетелей, сколько мне, вы научитесь распознавать попытки скрыть собственную ошибку.
Когда я понял, что Сэм Баррис начал сам себя прикрывать, я навострил уши и принялся думать как следует.
Действительно, когда Сэм Баррис покинул дом, на столе был стакан, но этот стакан в губной помаде миссис Эдриан вымыла, протерла и поставила в буфет. Если бы Баррис рассказывал правду, он сказал бы, что не видел на столе никакого стакана. Он думал, что стакан должен был быть там, и у него это слетело с языка. Тут
