— Что же ты ей сказала? — прошептала я. — Что ты сказала Саре Курт?
— Я сказала, что уверена, что эта картина находится в доме у Макса. Сказала, что он, наверное, прячет ее, что он даже не знает, что у него есть… — она замолчала и посмотрела на закрытую дверь кухни. — Сара сразу поняла, что плывет к ней в руки, и предложила мне обратиться к Максу, но он… Я для него… Ну, ты знаешь…
Макс, мой дедушка-сноб, который считал себя отпрыском венских аристократов, так и не смог примириться с выбором сына. Красивая женщина со смуглой кожей, отец которой был зеленщиком, а мать гладила простыни соседям по кварталу, была в его глазах неподходящей партией. До самой смерти Лиора он обращался с ней с холодной учтивостью, но после Лиора и после того, как она сорвалась и уехала, говорил о ней со злобой. Он во всем обвинял ее, а я, охваченная болью, с ним соглашалась. У нас с ним образовалась коалиция боли и ненависти.
— Помню, как странно посмотрела на меня Сара. Она сказала, что нужно всё выяснить. Что она поговорит с организатором выставки. Его звали Алексей Лев Левински. Я была так взволнована, что не возражала. И действительно, два дня спустя он сам пришел к нам в гостиницу и задал мне несколько вопросов. Мне нездоровилось, но он настоял, чтобы мы вместе пообедали…
Мама замолчала и подняла руки, прося сделать перерыв. Мы молча ждали, пока она соберется с силами и продолжит.
— Я рассказала ему о Максе, который приехал из Вены, и о коллекции, и о моем сыне, который говорил о трех голых девушках. Он всё записывал. На следующий день мы должны были возвращаться в Штаты, но Сара осталась в Берлине. Сослалась на какое-то срочное дело.
— И ты ее не подозревала?
— Он говорила о бизнесе. Я знала, что она планирует заняться недвижимостью и хочет сама находить сделки. У нее было деловое чутье…
— И тогда она поехала в Израиль?
— Может быть… Я не помню. Я уже была больна, я заболела за несколько месяцев до того. Я ждала этой болезни, ждала наказания… — и она печально улыбнулась.
— Вернувшись из своей деловой поездки, Сара часто навещала меня, и каждый раз просила связаться с Максом, уговорить его с ней встретиться. Она просила послать ему снимок картины, чтобы освежить память… Несколько дней назад она появилась в доме моих родителей в Хайфе, и снова спрашивала, говорила ли я с Максом… — ее сотряс новый приступ кашля.
— Хватит! — испугалась я. — Мы договорим завтра. Тебе нужно выспаться.
Она нежно гладила меня по щеке, и на том месте, которого касалась ее рука, расцветали белые лилии. Я положила руку ей на грудь. Я снова теряю ее… Она захрипела, и папа положил ей на язык синюю таблетку. Она закрыла глаза, улыбнулась и постепенно затихла.
Подожди, хотелось мне закричать, мы еще о многом не говорили — о ненависти, о любви. О злости. Мы не договорили, мама, мама…
Но она уже не слышала… Я погладила ее ступни. Они остались такими же, какими я запомнила их, — сильными, удлиненными, готовыми в путь.
Шамир открыл дверь кухни и смущенно посмотрел на меня.
— Не сейчас, капитан.
— Прошу прощения, Габи, но нам нужно продолжить разговор. Я должен задать вам с Максом несколько вопросов…
Папа укрыл спящую маму красным пледом, и мы пошли на кухню.
Но, прежде чем я успела сесть на стул, галантно предложенный мне Шамиром, зазвонил мой телефон. Из трубки донесся хриплый женский голос.
— Габи, золотко, это Кларисса! Помнишь?
— Помню, конечно помню! — как можно забыть работающую девушку по имени Кларисса.
— Слышишь? Не спрашивай. Быстро приезжай. У вас тут страсть что творится!
— Что случилось?
— У твоего деда стреляют. Это началось час назад. Мы беспокоимся за дедушку. Приезжай быстрее.
— Дедушка здесь, со мной.
— Золотко, откуда мне знать! У него во дворе так стреляют, что просто жуть…
За забором дедушкиного двора, прислонясь к полицейской машине, стоял Джейми Раанана. Завидев нас, он помахал рукой с радостью героя, сумевшего уберечь полицию от очередной оплошности. Своим пистолетом он указал на сидящего на земле человека в наручниках. Сомнений быть не могло — кто, кроме Газеты, мог с таким спокойствием сидеть на холодной земле со связанными руками?
— Так, значит? — повернулась я к капитану. — И вы мне ничего не сказали?
— Я удивлен не меньше вас.
— Не стреляйте! — попросил дедушка.
— Никто не собирается стрелять, — заверил его Шамир, выходя из машины. — Если только он не сделает чего-то, что будет представлять для нас опасность.
Дедушка выпрыгнул вслед за ним и побежал к своему питомцу.
— Снимите с него наручники! — кричал он. — Это же Якоб! Он как ребенок — не понимает, что хорошо, а что плохо…
В отличие от дедушки, Газета был абсолютно спокоен. Он мурлыкал под нос детскую песенку, которую не раз пел мне в подвале на улице Ахад а-Ам. Время от времени он поднимал скованные наручниками руки и приглаживал волосы. Он был похож на ребенка, забытого в детском саду.
— Что тут происходит? — спросил Шамир.
— Он еще там, — провозгласил Газета так, словно сообщал о выигрыше на тотализаторе. — Я его не трогал. Как он был — так и остался. Мертвее мертвого, — и он попытался встать.
— О чем это он? Кто мертвый? — спросил Шамир у Джейми.
- Понятия не имею, — смутился Джейми. — Я получил от тебя сообщение, что тут стреляют, приехал, нашел во дворе этого психа, который угрожал игрушечным ружьем своим фашистам, и арестовал его. Это же тот самый, который от нас сбежал, верно? Кроме него тут никого не было. Я ждал тебя…
— Он лежал мертвый, — повторил Газета. — Там есть фашист, зеер шлехтер ман (очень плохой человек).
Шамир безнадежно посмотрел на Джейми:
— Ты просто надел на него наручники и ждал? — нервно процедил он и кенгуриными прыжками рванулся к дому. Джейми побежал за ним.
— Там стреляли, и он сказал… Так я подумал… — бормотал он в отчаянии.
— А если окажется, что стрелял совсем не этот псих? И что стреляли совсем не из игрушечного ружья? — вскипел Шамир. — Ты об этом подумал? Убийца может быть уже на Аляске!
Мы с дедушкой помогли Якобу подняться, и он радостно прильнул к дедушке. Мы пошли за сыщиками. Я вошла вслед за ними в лабораторию и ощутила сильный запах пороха.
— Сюда, сюда! — закричал Джейми, будто между ящиками с дедушкиными порошками обнаружил самого Усаму Бен Ладена. Мы с Шамиром подбежали к нему, и там на полу впрямь увидели труп. Он действительно был мертвее мертвого. Щеки усопшего покрывала тонкая суточная щетина, а открытые глаза смотрели сквозь очки в роговой оправе. Его светлая льняная рубашка пропиталась кровью, на полу и стенах виднелись пятна…
Для такой чувствительной девушки, как я, второй труп за неделю — это уже слишком. Тем более, что на этот раз лицо трупа было мне знакомо, очень знакомо.
— Господи… — выдохнула я. — Я знаю покойника. Это Топаз.
— Простите? — Шамир в удивлении уставился на меня.
— Мики-Михаэль Топаз, друг тети Рут.
— Проверь, что у нас тут, — сказал Шамир. — А вы, — обратился он ко мне, — ничего здесь не трогайте и постарайтесь поменьше двигаться.
Джейми надел белые перчатки и опустился на колени рядом с трупом. Шамир выкрикивал в свой телефон короткие фразы:
— Мужчина. Ашкеназ? Не знаю. Лет тридцати пяти. Мертв уже несколько часов. Есть подозрение, что это некто по имени Михаэль Топаз. Застрелен в спину. Три пули. Одна пуля попала в плечо, одна в грудь, а третья в шею. Основательная работа, — он вздохнул.
Джейми снял с покойного очки и очистил его лицо от крови, затем выпрямился и опасливо покосился на Шамира:
— Капитан, я знаю покойного.
— И ты тоже?
— Шамир, это никакой не Топаз. Это Юда Магнук.
— Сыщик?
Джейми кивнул:
— Магнук, частный сыщик. Человек довольно мерзкий.
Шамир укоризненно посмотрел на меня, как будто я пыталась запутать следствию.
— Это Топаз, поверьте! Или его брат-близнец…
— Господин Магнук специалист по спекулянтам, — пояснил Джейми. — Слуга всех господ, которые скупают по дешевке.
— Позови стариков, — сказал Шамир. — Может быть, им что-нибудь известно. Вызови скорую и криминалистов. И найди мне двух шлюх, которые сообщили о выстрелах. Я хочу с ними поговорить. А вы, — обратился он ко мне, — вы не обязаны тут стоять. Это не для вас.
Я не сдвинулась с места.
В комнату вошли дедушка и Якоб.
— Будьте добры, господин Райхенштейн, посмотрите сюда, — попросил Шамир. — Понимаю, что это нелегко, но это необходимо. Может быть, вы тоже знаете этого человека?
— Он с ним не встречался! — я поспешила к Максу на выручку, но дедушка посмотрел на тело и кивнул.
— Йа, йа. Конечно, я видел его. Это Амир, сын Левина, который лежал рядом со мной в больнице. Хороший парень!
