— Какие условия?
— За первое дельце я получил пятьдесят тысяч фунтов, из которых половину взял себе Рокко. Рокко также должен был стать членом одного из известных европейских обществ, если бы дело прошло успешно. Это его прельщало гораздо больше, чем деньги, — тщеславный человек! За второе дело мне предлагали сто тысяч фунтов, сумма довольно значительная. Я сожалею, что мне не пришлось получить ее.
— Вы хотите сказать, — спросил Раксоль, охваченный ужасом при этом хладнокровном признании, несмотря на то что он уже знал раньше, — что вам обещали сто тысяч фунтов за отравление принца Евгения?
— Вы уж слишком откровенно называете вещи своими именами, — возразил Жюль. — Я предпочитаю сказать, что мне обещали сто тысяч фунтов, если бы принц Евгений умер в непродолжительном времени.
— А кем же были ваши проклятые патроны?
— Этого я, честно говоря, и сам не знаю.
— Но, полагаю, вы знаете, кто уплатил вам первые пятьдесят тысяч фунтов и кто обещал вам сто?
— Очень смутно. Я знаю, что этот человек приехал через Вену… гм… из Боснии. Мне сдавалось, что дело это, прямо или косвенно, касалось предполагавшегося брака боснийского короля. Он еще юный король, в политике ступающий на помочах, и, без сомнения, его министры хотели за него устроить его брак. В прошлом году они сделали попытку, но потерпели неудачу, так как принцесса, на которую они метили, обратила свои взоры на другого принца. Министры боснийского короля доподлинно разузнали о денежных обстоятельствах принца Евгения. Они узнали, что он не мог жениться, не ликвидировав своих долгов, а также и то, что ликвидировать их он мог только с помощью этого еврея, Симпсона Леви. К несчастью для меня, им захотелось полностью обезопасить себя от принца Евгения. Они боялись, что ему все-таки и без помощи Симпсона Леви удастся устроить свой брак с принцессой Анной, и вот… ну да остальное вам известно!.. Жалко, что молодой король Боснии не получит принцессу по желанию своих министров…
— Так вы думаете, что сам король не принимал участия в этом отвратительном преступлении?
— Я совершенно уверен, что нет.
— Я рад этому, — просто сказал Раксоль. — Ну, а теперь назовите имя вашего отвратительного патрона.
— Он был просто агентом. Сам себя он называл Слешаком. Но я думаю, что это ненастоящее его имя. А настоящего я не знаю. Старый человек, его часто можно было видеть в отеле «Ритц», в Париже.
— Мы еще увидимся с господином Слешаком, — сказал Раксоль.
— Только не на этом свете, — быстро возразил Жюль. — Он умер. Я узнал об этом вчера, как раз перед нашей маленькой стычкой.
Наступило молчание.
— Ну хорошо, — произнес наконец Раксоль. — Принц Евгений жив вопреки всем заговорам. В конце концов суд свершен.
— Мистер Раксоль здесь, но он никого не желает видеть, мисс.
Эти слова рассыльного долетели из коридора. Раксоль встал и направился к двери.
— Пустяки! — ответил женский голос. — Сейчас же пропустите.
Дверь отворилась, и на пороге появилась Нелла. В глазах ее стояли слезы.
— О, папочка! — воскликнула она. — Я только что узнала, что ты в гостинице. Мы всюду искали тебя. Идем сейчас же: принц Евгений умирает!..
Тут она увидела сидевшего на кровати человека и остановилась. Несколько секунд спустя, оставшись снова один, Жюль проговорил:
— А я все-таки могу получить эти сто тысяч!
Глава XXVIII
И снова королевские покои
Когда вслед за происшедшим в королевской столовой эпизодом с бутылкой вина принц Ариберт и старый Ганс увидели, что принц Евгений лишился чувств и как подкошенный упал с кресла, то первой мыслью обоих было, что несчастный уже успел сделать глоток отравленного вина. Но после минутного размышления они пришли к заключению, что это было невозможно, и если владетельный герцог Познанский был теперь близок к смерти, то объяснения этого обстоятельства надо было искать не в вине, а в чем-нибудь другом. Вдруг нагнувшийся над племянником Ариберт почувствовал сильный запах, сразу открывший ему причину несчастья: то был запах опиума. И действительно, удушливые пары этого рокового снадобья постепенно распространялись по всей комнате.
Тут в уме Ариберта мелькнуло истинное объяснение происшедшего. Подавленный внезапным приливом отчаяния, принц Евгений решил отравиться и, воспользовавшись минутой, когда внимание Ариберта было отвлечено от него, моментально привел в исполнение свое намерение. Опиум, очевидно, уже заранее находился у него в кармане — это показывало, что несчастный принц еще раньше задумал покончить с собой, несмотря на данное обещание. Ариберту вспомнились слова племянника: «Я беру назад свое обещание». Вероятно, непосредственно вслед за этим формальным отречением от данного слова Евгений и совершил попытку самоубийства.
— Это опиум, Ганс! — в отчаянии вскрикнул Ариберт.
— Неужели его высочество принял яд?! Это невозможно!
— Боюсь, что возможно. Это опиум. Что нам делать? Скажи скорее!
— Его высочество нужно разбудить, принц. Нужно дать рвотное. Его самого перенести в спальню.
Они положили Евгения на постель. Ариберт приготовил рвотное из воды с горчицей и влил его в рот больному, однако результатов не последовало: Евгений лежал без движения, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он был бледен, а из-под полуопущенных век виднелись ненормально суженные зрачки.
— Скорее пошли за доктором, Ганс. Скажи, что принц внезапно почувствовал себя дурно, но что нет ничего серьезного. Правды никто не должен знать.
— Его нужно растормошить, ваше высочество, — повторил Ганс и поспешно вышел из комнаты.
Ариберт поднял племянника с кровати, сильно встряхнул, потом принялся щипать его, теребить, звать, таскать по комнате — все было напрасно. Наконец, почувствовав страшную усталость, Ариберт бросил свои попытки и снова положил принца на кровать. Минуты казались часами. В тишине этой торжественной комнаты, залитой холодным светом электричества, с глазу на глаз с этим безжизненным телом, Ариберт предался самым черным мыслям. Жизненная драма его племянника невольно завладевала им, и ему казалось, что именно такая безвременная и позорная смерть и должна была неизбежно завершить жизнь этого добродушного, но слабохарактерного, несчастного юноши, наследника исторического трона. При благоприятных обстоятельствах характер его, постоянно колебавшийся между добром и злом, мог бы уравновеситься, Евгений мог бы пойти по хорошему пути и, во всяком случае, с достоинством фигурировать на политической арене Европы.
Но теперь уже все, по-видимому, было кончено, последняя сцена драмы разыграна. И в этом несчастье Ариберт видел также и крушение своих собственных надежд. Ему предстояло занять трон своего племянника, а между тем он инстинктивно чувствовал, что природа вовсе не создала его для трона, и в глубине души возмущался предстоявшей ему перспективой. Трон заключал в себе так много того, к чему он был решительно не готов: он прежде всего обязывал его к политическому браку, то есть к браку насильственному, к союзу не по взаимной любви. А что же будет с Неллой? Ах, Нелла!..
Ганс возвратился.
— Я послал за ближайшим доктором, а также за одним известным специалистом, — сказал он.
— Хорошо. Надеюсь, что они не замедлят явиться.
Ариберт сел к столу и написал записку.
— Передай это лично мисс Раксоль. Если ее нет в гостинице, узнай, где она, и постарайся разыскать ее. Понимаешь? Это очень важно.
Ганс поклонился и вышел, а Ариберт опять остался один. Вернувшись к Евгению, он снова приложил самые отчаянные усилия, чтобы вернуть его к жизни. Все было тщетно. Ариберт отошел от больного и стал смотреть в открытое окно. С улицы до него долетало позвякивание бубенчиков проезжавших по набережной кебов, свистки швейцаров и пыхтение буксирных пароходов на реке. Мир, казалось, продолжал жить своей жизнью. Жизнь! Что это за бессмыслица! Он, Ариберт, желал лишь одного — отречься от своего титула, жить, как живут простые смертные, быть мужем очаровательнейшей в мире женщины… Однако как эгоистично с его стороны думать о себе, когда Евгений при смерти. Но ведь Нелла!..
Дверь отворилась, и на пороге появился человек — очевидно, доктор. Несколько лаконичных вопросов, и он уже знал, в чем дело.
— Будьте добры, позвоните, принц. Мне необходима горячая вода, сильный человек и сиделка.
— Кому нужна сиделка? — спросила Нелла, входя в комнату. — Я сиделка, и я к вашим услугам, — обратилась она к доктору.
В течение целых двух часов шла борьба между жизнью и смертью. Доктор, пришедший вслед за ним знаменитый специалист, Нелла, принц Ариберт и старый Ганс объединили усилия, чтобы спасти умирающего. Кроме них, в гостинице никто не подозревал о серьезности положения. Когда заболевает принц, в особенности когда он сам оказывается виновным в своей болезни, тогда истинная правда не распространяется по свету, и официально принцы не бывают серьезно больны до тех пор, пока не умрут — такова сила государственного постановления.
