С минуту он помолчал, как бы собираясь с мыслями, потом негромко задал свой вопрос:
– Вы ведь раньше жили в Витсбург-Сити, миссис Бурр? Не так ли?
– Да, – коротко ответила она.
– Именно там вы и познакомились со своим мужем?
– Да.
– Сколько вам сейчас лет?
Она заколебалась, но все же ответила:
– Сейчас мне тридцать девять лет.
– В свое время вы были знакомы с некоей Кориной Хассен, которая тоже проживала в Витсбург-Сити?
– Нет, с этой женщиной я не была знакома.
– Ваш муж когда-нибудь говорил о Корине Хассен?
Она внимательно смотрела в глаза Мейсону и молчала.
– В чем смысл ваших вопросов? – вмешался окружной прокурор. – Почему вы задаете эти нелепые вопросы, вместо того чтобы спрашивать об утенке?!
Мейсон проигнорировал его реплику и повторил свой вопрос, слегка возвысив при этом голос:
– Говорил ли ваш муж когда-нибудь о мисс Корине Хассен?
– Ну… да, но это было много лет назад…
Мейсон сел на свое место и задумался.
– У вас есть еще вопросы к свидетельнице, защитник? – поинтересовался судья.
– Нет, ваша честь.
Окружной прокурор Коупленд насмешливо заметил при этом:
– Я надеялся, Мейсон, что вы заинтересуетесь необычным явлением и зададите несколько вопросов, которые прольют свет на тонущих утят.
Мейсон с иронией парировал:
– Меня совершенно не интересует проблема тонущих утят, можете заниматься ею самостоятельно, без моей помощи и подсказки. У меня нет других вопросов к свидетельнице.
Коупленд нахмурился:
– Прекрасно. В таком случае я вызову своего следующего свидетеля – мистера Марвина Эйдамса. Я считаю своим долгом заявить вам, ваша честь, что раньше вызов этих свидетелей не входил в мои намерения. Но теперь я стараюсь всеми возможными способами докопаться до истины. Учитывая показания предыдущей свидетельницы, я считаю, что…
– Окружной прокурор не обязан объяснять мотивы своих действий, – сухо прервал его судья. – Вызывайте вашего следующего свидетеля.
– Марвин Эйдамс, пройдите сюда! – возгласил окружной прокурор.
Марвин Эйдамс неохотно прошел к месту для свидетелей и был приведен к присяге.
– Вы слышали, что говорила предыдущая свидетельница о тонущих утятах?
– Да, сэр.
Прокурор поднялся со своего места и с угрожающим видом приблизился к Марвину.
– А теперь скажите, не вы ли производили подобный же эксперимент на квартире Лесли Милтера в тот вечер, когда он был убит?
– Нет, сэр, я там не был.
– Вы знали Лесли Милтера?
– Нет, сэр, я его не знал.
– И вы никогда с ним не встречались?
– Никогда, сэр.
– Бывали ли вы когда-нибудь у Милтера на квартире?
– Нет, сэр.
– Но вы проводили эксперимент с тонущим утенком в присутствии гостей, собравшихся в доме мистера Визерспуна, и давали объяснения этому явлению?
– Да, сэр.
– Ага! – В голосе окружного прокурора снова послышались злорадные нотки. – Среди присутствовавших при этом опыте был и сам мистер Визерспун?
– Нет, мистера Визерспуна при этом не было.
На какое-то мгновение Коупленд растерялся, и это было ясно даже по голосу, когда он спросил:
– Что именно вы делали? Каким образом вы заставили тонуть водоплавающую птицу?
– Я использовал для проведения опыта детергент.
– Что такое детергент?
– Это сравнительно недавно изобретенное вещество, которое способствует устранению естественной антипатии между жиром и водой.
– Как это делается?
Пока Марвин весьма подробно объяснял принцип действия детергента, зрители сидели не шелохнувшись. Даже судья Миханн подался вперед, чтобы лучше слышать молодого человека, при этом лицо его выражало живейший интерес.
– И вы хотите сказать, что при помощи этого детергента можете заставить утку утонуть? – все еще недоумевал Коупленд.
– Да. Несколько тысячных долей процента сильно действующего детергента вызовут погружение птицы под воду, и, если ее вовремя не убрать из сосуда, она может утонуть.
Окружной прокурор обдумал ситуацию, а потом задал следующий вопрос:
– Скажите, не являетесь ли вы родственником обвиняемого?
– Да, сэр.
– Что? Кем же вы ему приходитесь?
– Я его зять.
– Вы хотите сказать… что вы хотите сказать? – беспомощно пролепетал окружной прокурор, совершенно обескураженный заявлением молодого человека.
– Я хотел сказать, что женат на Лоис Визерспун. Что моя жена…
– Когда же вы на ней женились?
– Это произошло примерно в час дня сегодня в городе Юма, штат Аризона.
Окружному прокурору снова потребовалось какое-то время, чтобы переварить это сообщение. Зрители же тем временем принялись оживленно шептаться между собой.
Через пару минут, кое-как собравшись с мыслями, Коупленд возобновил допрос. Теперь он задавал вопросы крайне осторожно:
– Вполне возможно, что кто-то из видевших данный эксперимент рассказал о нем обвиняемому?
– Возражаю, – заявил Мейсон, – поскольку это вопрос спорный.
– Возражение поддерживаю, – сказал судья.
Окружной прокурор решил зайти с другого конца:
– Вы когда-либо обсуждали с обвиняемым свой эксперимент с тонущим утенком?
– Нет, сэр, никогда не обсуждал.
– А с дочерью?
– Возражаю, – снова вмешался Мейсон, – этот вопрос не относится к разбираемому делу.
– Поддерживаю возражение, – согласился судья.
Коупленд заглянул в какие-то бумажки, перевел взгляд на часы, висящие на стене в зале заседаний, а потом неожиданно обратился вновь к Марвину:
– Вы уехали из дома обвиняемого вечером в тот день, когда произошло убийство, прихватив с собой маленького утенка, не так ли?
– Да, сэр.
– Этот утенок принадлежал обвиняемому?
– Да, сэр. Но мне разрешила его взять дочь обвиняемого мистера Визерспуна.
– Совершенно верно. Вы ведь взяли этого утенка с определенной целью, не так ли, мистер Эйдамс?
– Да, сэр.
– Вы хотели произвести с ним эксперимент?
– Да, сэр.
– Вы утверждаете, что не поехали на квартиру к Лесли Милтеру после того, как уехали с ранчо мистера Визерспуна?
– Я никогда не бывал на квартире Лесли Милтера и не знаю его.
– Готовы ли вы присягнуть, что утенок, которого офицер Хеггерти нашел на квартире у Милтера, не был тем самым утенком, которого вы взяли с собой у Визерспуна?
Прежде чем Эйдамс успел открыть рот, раздался ясный и твердый голос Лоис Визерспун:
– Он не сможет ответить на вопрос… Только я смогу это сделать… Если этот факт необходимо установить.
В зале снова поднялся шум. Судья Миханн постучал по столу, требуя тишины, и в то же время с любопытством поглядывал на девушку. Воспользовавшись ситуацией, Мейсон решительно перехватил инициативу:
– Я все равно собирался возразить против такого нелепого, неправомерного вопроса. Действительно, свидетель не может знать, является ли этот утенок тем самым, который был до этого у него, если, конечно, у данного утенка не было каких-то особых примет, отличающих его от других утят подобного возраста и такой же породы. Всем известно, что маленькие утята похожи друг на друга как две капли воды.
– Вы правы. Но ведь если свидетель этого не знает, он может так и заявить.
Лоис Визерспун снова вскочила на ноги.
– Боже мой, я же говорила, что он не может ответить на данный вопрос. Почему вы не спросите меня об этом?
На этот раз судья Миханн, не терпевший никаких отступлений от установленного порядка, рассердился.
– Призываю вас к порядку, – он невольно запнулся, – миссис Эйдамс, сядьте, если вы не желаете, чтобы вас вывели из зала суда за нарушение порядка.
– Но как вы не понимаете, ваша честь! Я же…
– Достаточно! – рявкнул судья. – Свидетелю был задан вопрос… Правда, я предпочел бы, чтобы окружной прокурор сформулировал его несколько иначе, ибо в таком виде он является, по справедливому замечанию защитника, неправомерным.
– Очень хорошо, ваша честь, – сказал Мейсон. – Извините меня, но я хотел бы просить суд указать окружному прокурору на недопустимость игнорирования важной улики по данному делу.
Коупленд вздрогнул от удивления и резко повернулся к Мейсону:
– О чем это вы толкуете, мистер Мейсон?
Мейсон, отвечая, был сама вежливость:
– Я имею в виду тот клочок бумаги, который был передан вам несколько минут назад и о котором вы умолчали.
– А что тут особенного?
– Но… это же улика!
Окружной прокурор обратился к судье:
– Ваша честь, заверяю вас, что это не улика. Это было всего лишь частное конфиденциальное сообщение, переданное мне кем-то из граждан, сидящих в зале.
– Кем? – строго спросил Мейсон.
– Не ваше дело! – резко отрезал Коупленд.
Судья Миханн нахмурился:
– Достаточно, джентльмены, вы переходите границы дозволенного. Суд по вашей вине никак не может установить даже подобие порядка. Миссис Эйдамс, будьте любезны, садитесь!
