– Но, ваша честь…
– Садитесь и замолчите! У вас еще будет возможность высказаться.
– Хорошо, ваша честь, я подожду, – великодушно согласилась наконец-то Лоис.
Мейсон продолжал настаивать:
– Беру на себя смелость… напомнить вам, ваша честь, чтобы вы также дали указание окружному прокурору не уничтожать важное вещественное доказательство, а именно – полученную им из зала записку.
– На каком основании? – поинтересовался судья Миханн. – Я склонен согласиться с окружным прокурором и считать, что он получил лишь конфиденциальное сообщение.
– Лично я продолжаю утверждать, что это наиболее существенное вещественное доказательство. Давайте перечислим людей, которые знали, что Марвин Эйдамс показывал эксперимент с тонущим утенком, ибо эту записку мог написать только человек, присутствовавший при эксперименте. Как я полагаю, он советует окружному прокурору вызвать миссис Бурр в качестве свидетельницы по этому поводу… Обвиняемый не знал об эксперименте, да и не мог написать эту записку. Миссис Бурр ее не писала. Лоис Визерспун – тоже. Очевидно, что и Марвин Эйдамс не писал ее. И, однако же, она была написана лицом, знавшим, где, когда и как был произведен эксперимент! Поэтому суд должен со мной согласиться, что эта записка – в высшей степени важная улика.
Коупленд возразил:
– С разрешения суда я хочу сказать, что и прокуратура и полиция очень часто получают анонимные послания, содержащие различную полезную информацию. Если… если мы не будем соблюдать конфиденциальность, мы лишимся в дальнейшем подобной неофициальной помощи.
Мейсон отреагировал на это по-своему:
– Я думаю, время приближается к полуденному перерыву. Мы обсудим данный вопрос вместе с окружным прокурором спокойно и не в ходе заседания. Возможно, я сумею убедить вас, что данная записка является ценнейшей уликой.
Судья, однако, не поддержал Мейсона.
– Пока я не вижу основания для того, чтобы окружной прокурор представил для всеобщего рассмотрения данную записку, ибо он прав, считая ее конфиденциальной.
– Благодарю вас, ваша честь, – обрадовался Коупленд.
– С другой стороны, – продолжал судья, – поскольку все же не исключено, что записка действительно может оказаться важным свидетельством по делу, ее следует сохранить.
Коупленд с достоинством заверил:
– Я и не собирался ее уничтожать, ваша честь.
– А мне показалось, что окружной прокурор успел ее скомкать и собирался выбросить, – заметил Мейсон.
Коупленд огрызнулся:
– Это не первая ваша ошибка на этом процессе.
Мейсон спокойно парировал:
– Поскольку я являюсь всего лишь частным лицом, не облеченным властью, мои ошибки не таят в себе какой-либо угрозы невиновным лицам.
– Достаточно, джентльмены! – распорядился судья. – Суд объявляет перерыв до двух часов… Я прошу советников собраться у меня в кабинете в половине второго. Прошу окружного прокурора не уничтожать полученную им записку до тех пор, пока мы не придем к согласию по всем вопросам. Итак, перерыв!
Перри Мейсон лукаво взглянул на Деллу Стрит, выходившую из зала, и воскликнул:
– Черт возьми, вот это была работенка!
– Вы хотите сказать, что специально затягивали заседание?
– И еще как затягивал! Я боролся за каждую минуту. Эта дуреха, Лоис Визерспун, собиралась все выложить прямо здесь.
– После перерыва все равно это сделает… Я не знаю, чего в ней больше – честности… или упрямства?
– Желания поступить по-своему, разумеется. Ее никак не переубедишь.
– Ну и как же вы решили поступить?
Мейсон подмигнул:
– У меня впереди целых два часа. За это время я обдумаю, как мне действовать, или же… Или же закончу дело, разумеется!
Они увидели Лоис Визерспун, энергично протискивающуюся сквозь толпу к ним. Еще издали она закричала:
– Это очень-очень умно, мистер Мейсон, но это меня все равно не остановит!
– Хорошо, только обещайте мне ничего не говорить до двух часов.
– Я хочу все рассказать Марвину.
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Для чего? Чтобы эти два часа он не находил себе места? Успеете рассказать непосредственно перед тем, как ему надо будет снова давать свидетельские показания. Для вас же это ничего не меняет.
– Нет, я расскажу ему немедленно.
– Что ты мне расскажешь? – спросил появившийся вдруг у нее за спиной Марвин Эйдамс, нежно беря ее под руку.
В это мгновение к ним подошел бейлиф.
– Джон Визерспун желает поговорить с вами, мистер Мейсон. И он также хотел бы видеть свою дочь и, – тут бейлиф во весь рот улыбнулся, – своего молодого зятя.
Мейсон обратился к Эйдамсу:
– Сейчас самое время пойти к нему и все объяснить. Передайте ему, что сейчас я занят, но непременно увижусь с ним до того, как начнется вечернее заседание. Пусть не волнуется. Пока все идет прекрасно, если только дело не испортит ваша жена.
Он круто повернулся и поспешил к Полу Дрейку, который жестами давал ему понять, что им необходимо поговорить.
– Тебе удалось что-нибудь выяснить в отношении того письма, Пол? – спросил Мейсон, понизив голос.
– Какого?
– Которое я передал тебе… В нем Марвину Эйдамсу предлагали сто долларов, чтобы он научил автора топить утку.
– К сожалению, Перри, мне тут ничего не удалось выяснить. Названный в нем телефон, как ты и предполагал, принадлежит большому универмагу, в котором никто не слыхал ни про какого Гридли Лайхи.
– А само письмо?
– Тоже ничего. Оно было отправлено в самом обычном стандартном конверте с маркой, написано на клочке бумаги, вырванном из блокнота, которые продаются в любом газетном киоске, так что напасть на след его владельца немыслимо. У нас остался только почерк. Ты сам понимаешь, это тоже нереальный след.
– Позднее почерком мы еще займемся, Пол. Попробуй-ка разыскать женщину, которая была нанята в качестве сиделки к мистеру Бурру и которую он прогнал в припадке ярости. Она…
– Она присутствовала здесь, в суде, – прервал его Дрейк. – Одну минуточку, Перри. Мне кажется, что я сумею ее перехватить.
Он стремительно бросился к выходу, энергично работая локтями, чтобы пробраться сквозь толпу, покидавшую зал заседаний. Уже через несколько минут вернулся с довольно привлекательной особой.
– Это мисс Филд, – представил он, – медсестра, дежурившая возле Бурра в тот день, когда его убили.
Мисс Филд протянула Мейсону руку, говоря:
– Я с большим интересом наблюдала за ходом процесса. Полагаю, что мне не следует с вами разговаривать, потому что окружной прокурор вызвал меня повесткой в качестве свидетельницы обвинения…
– Чтобы доказать, что Бурр при вас просил мистера Визерспуна принести ему удочку, да?
– Да, думаю, что именно этого он хочет.
– Сами вы не увлекаетесь рыбной ловлей, мисс Филд? – рассмеялся Мейсон.
– У меня нет времени.
– А если бы было, вы сидели бы на берегу реки с удочкой?
– Боже упаси, нет!
– Ну а в удочках вы знаете толк?
– Нет, разумеется.
– Была ли у Бурра возможность подняться с постели?
– Никакой. Прежде всего ему понадобилось бы перерезать веревку, к которой был привязан груз. Вы же знаете, что нога у него находилась на вытяжении. Я сомневаюсь, чтобы ему удалось это сделать. Но если бы он решился на такую глупость, у него непременно вновь сместились бы осколки кости.
– Веревка у него была в полном порядке?
– Да.
– Я слышал, он заявил, чтобы вы не притрагивались к его чемодану. Именно этим и обусловлен ваш поспешный отъезд?
– Скандал действительно возник по этой причине. Но все уладилось бы, я бы просто сообщила обо всем доктору и осталась на месте, но Бурр приказал мне немедленно убираться из комнаты и пригрозил запустить в меня чем-нибудь тяжелым, что попадет ему под руку, если я только осмелюсь снова переступить порог его комнаты. Он даже пытался ударить меня металлической трубкой.
– Где он ее взял?
– Я сама дала ему ее накануне вечером, он сказал, что в ней нужные ему синьки. Да вы знаете такие трубки для хранения карт и чертежей!
– Вы видели эту трубку в день убийства?
– Видела.
– Где?
– Она лежала на полу рядом с чемоданом, у кровати.
– Что он с ней сделал после того, как попытался вас ею ударить?
– Положил ее… дайте вспомнить… мне кажется, он сунул ее к себе под одеяло… Я была настолько испугана, что толком не заметила. Честное слово, до этого мне не приходилось видеть человека в такой ярости… да, ярости. Иногда у нас бывают недоразумения с пациентами, попадаются среди них весьма капризные, но это было нечто из ряда вон выходящее. Он был вне себя!
– Вы позвонили доктору?
– Позвонила, предупредила, что он разбушевался, не слушает уговоров и настаивает на замене сиделки. Я добавила от себя, что не желаю обслуживать мистера Бурра.
– Но доктор приехал один, без новой медсестры?
– Да, доктор Ранкин подумал, что ему удастся все уладить, он просто не мог себе представить в полной мере, что такое возможно.
