Хотя Ронни умел действовать быстро, его было невозможно удержать от болтовни.
— Дважды я пытался объяснить тебе по телефону мою идею, но ты каждый раз клал трубку. Я хочу сделать несколько фотографий….
Билл снова прервал его, направив луч фонаря ему в лицо:
— Рон, это вопрос жизни и смерти. Правда, что деревянная перегородка с узеньким входом с одной стороны и выходом с другой полностью скрывает гостиную Холмса? И что там такие плотные занавеси, что снаружи не видна даже имитация газового освещения? Я должен спрятаться в этой гостиной, Рон, возможно, до утра. Меня объявили в розыск.
— Клянусь тенью Блессингтона![69] — воскликнул Ронни. — Что ты натворил?
— Ничего. Но так как у тебя могут возникнуть неприятности, ты должен знать, что меня обвиняют в убийстве.
При свете фонаря Ронни не выглядел расстроенным. Блеск в его глазах выдавал прирожденного журналиста.
— Какая находка для прессы! Господи, вот это история! Я знаю, что ты ни в чем не виновен, Билл, но убийца, схваченный в гостиной Шерлока Холмса, — это подлинная сенсация!
— Понимаю, Ронни. Если меня здесь прищучат — Марджори тоже хочет остаться, — можешь фотографировать сколько душе угодно. Но я держу пари, что это единственное место в Лондоне, которое не придет в голову полиции. Ты позволишь нам спрятаться там?
— Еще бы, старина! Позволю тысячу раз, даже если никто не хочет тебя прищучить. Приключение все еще рыщет на Бейкер-стрит! Ну, пошли наверх!
Поднявшись по лестнице, Ронни остановился у темной двери со стеклянной панелью.
— Эта дверь, — сказал он, — ведет в большой офис, тянущийся вдоль задней стены здания. Параллельно ему, в передней части — не такой длинной и снабженной несколькими перегородками, — расположена выставка Шерлока Холмса. Понятно?
— Да. Ну и что?
— Следуйте за светом моего фонарика. А свой лучше опусти, хотя вряд ли полицейский его заметит. Вперед, во имя черной жемчужины Борджа![70]
Портьеры на окнах большого офиса казались черными. Повсюду стояли маленькие письменные столы, некоторые — с зачехленными пишущими машинками. У Билла разыгралось воображение. Ему чудились звуки скрипки за освещенным окном и скрежет колес кеба по булыжникам мостовой.
Ронни остановился и взмахнул фонариком. Все трое свернули направо, в длинную арку. Сняв с крючка бархатный канат, Ронни шагнул в главное помещение выставки и скользнул лучом фонаря по стеклянным витринам, фотографиям, картинам и рисункам.
— Осторожнее со светом! — предупредил Билл.
Ронни опустил фонарик.
— Теперь идите за мной налево по проходу до гостиной.
Они двинулись дальше.
— Ронни, — шепнула Марджори.
— Да?
— Какая история связана с той восковой фигурой в инвалидном кресле?
Ронни повернулся к ней:
— Марджори, у нас имеются всевозможные реликвии дел Холмса — от велосипеда мисс Вайолет Смит[71] до гигантской крысы из Суматры,[72] но нет никакой фигуры в инвалидном кресле! Где ты ее видела?
— Я не уверена. Может быть, мне показалось…
— Как бы то ни было, мы пришли.
Фонарь осветил маленькую узкую дверь, почти незаметную на фоне стены.
— Сейчас мы пройдем за кулисы, — продолжал Ронни. — Справа от вас длинная перегородка, скрывающая гостиную. Но не пытайтесь что-нибудь рассмотреть — в комнате темно.
Вставив тонкий ключ в замочную скважину, Ронни открыл дверь. Билл и Марджори последовали за ним в комнату.
— Как видите, места здесь немного. Гостиная — вроде декорации во внешней стене здания. Большое окно слева — для воздушной тяги, а дверь справа ведет прямо в гостиную.
— Я боюсь, что если открою эту дверь… — шепнула Марджори.
— То увидишь старину Холмса, сидящего в кресле и смотрящего на тебя? — усмехнулся Ронни. — Но Холмс и Ватсон — только литературные герои. Нельзя увидеть призрак никогда не существовавшего человека!..
— Не отвлекайся! — прервал его Билл.
— Пришлось провести сюда электрический свет, — продолжал Ронни. — Нам не позволили использовать настоящий газ. Но эффект тот же самый. Я не буду включать запись уличных шумов, но свет можно зажечь.
Под дверью появилась тонкая желтая полоса.
— Прошу! — пригласил Ронни. — Ты первый, Билл.
Приоткрыв дверь, Билл вдохнул затхлый запах ковров и мебели, переносящий в поздневикторианскую эпоху. Мягкое освещение отлично имитировало газовое. Гостиная выглядела вполне реалистично. Билл шагнул внутрь.
Напротив него были два окна с портьерами и шторами. Возле левого окна стоял раскрашенный бюст Шерлока Холмса, а возле правого — его письменный стол. Коричневое мягкое кресло было повернуто лицом к Биллу.
В кресле, укрытый до пояса голубым шелковым одеялом, сидел Гейлорд Херст. По крайней мере, это был человек, которого Билл знал при его жизни как Гейлорда.
Вошедшая вслед за Биллом Марджори издала сдавленный крик.
— Это же… — прошептала она.
— О нет! — прервал человек в кресле голосом, от которого они оба вздрогнули. — Вы никогда не видели настоящего Гейлорда Херста и не говорили с ним. Я занял его место, а он даже не подозревал о моем пребывании в Лондоне. Впервые вы увидели его только мертвым. Вы это знаете?
— Знаю, — с горечью ответил Билл. — Это лучший маскарад, какой я когда-либо видел. Но почему бы вам не снять его?
Руки человека в кресле метнулись за голову, и парик свалился ему на колени вместе с очками. Потом он поднес руки к глазам, и что-то упало ему на колени. Из-под одеяла появились длинные ноги.
— Но ведь это… это же Лэрри Херст! — воскликнула Марджори.
Глава 22
ДЕВЯТЬ ПРАВИЛЬНЫХ ОТВЕТОВ
Позади Лэрри Херста горела настольная лампа, превращая его каштановые волосы в почти светлые. Продолговатое лицо Лэрри выглядело старше своего возраста — морщины на лбу и в уголках рта заметно углубились.
— Черт бы вас побрал! — тихо произнес он.
Билла обуревала жажда крови. Но он весь вечер сдерживал это чувство и сейчас постарался не поддаться ему.
— Не должен ли я сказать это вам?
— Почему? — Взгляд карих глаз Лэрри устремился ему в лицо.
— Вы мне нравились, — спокойно отозвался Билл. — Я доверял вам. Когда вы умоляли меня свести счеты с Геем, я поклялся, что сделаю это, и выполнял обещание. А тем временем мне приходилось отражать удары, которые наносили вы — с помощью бритвенных лезвий, где не было яда, пистолета в фотокамере, который должен был выстрелить мимо цели, наполовину отравленных клавиш пишущей машинки и безобидного тарантула!
— Да, — кивнул Лэрри. — Это весьма оригинально. — Внезапно его голос стал почти жалобным. — Но мне нужно было получить состояние Гея. — Лэрри выпрямился в кресле с вызовом на лице, столь привлекательным, когда он изображал славного парня, и столь же отталкивающим, когда он играл роль Гейлорда. — Я знаю, что вы меня одурачили, Досон. Но я до сих пор не верю, что вы разгадали мое перевоплощение в Гея или мои намерения. Если вам это удалось… — Верхний левый ящик письменного стола был приоткрыт, демонстрируя крупнокалиберный пистолет Холмса. Но Лэрри пошарил у себя за спиной и извлек оттуда пневматический «шпандау». — …то вы объясните мне, каким образом. Вот почему я сознательно клюнул на вашу приманку с телефонным звонком Таффри. Никто не наносил мне поражение, старина. И если я не узнаю, как…
— Пожалуй, — задумчиво промолвил Билл, — я мог бы нанести вам самый жестокий удар, рассказав об этом.
— Что вы имеете в виду?
— Объяснив по порядку все ваши ошибки, доказавшие, кто вы на самом деле и какую ведете игру. — Отодвинув от стола белое плетеное кресло, Билл повернул его лицом к Лэрри. — Садись, Марджори. Это не займет много времени.
Карие глаза Лэрри смотрели на Марджори так же похотливо, как фальшивые голубые глаза фальшивого Гейлорда.
— Да, дорогая моя, — сказал он, подражая негромкому педантичному голосу Гея. — Мы с вами могли бы неплохо провести время.
Билл стоял спиной к знаменитому камину. У медной решетки находился табурет с мягким сиденьем. Он опустился на него. «Шпандау» в руке Лэрри следовал за каждым его движением.
— Существует игра в девять неправильных ответов, — начал Билл. — Но я знаю девять правильных, дающих много ключей к разгадке. Уже первый из них мог отпереть ларчик. Но все происходило в такой спешке, что я не мог даже толком считать дни недели. Я потерял ключ, но нашел его сегодня вечером, глядя на настольный календарь Гея.
— Настольный календарь? — эхом отозвалась Марджори, переводя испуганный взгляд с Лэрри на Билла.
— Правильный ответ номер один! Вернемся к тому вечеру, когда я пришел в нью-йоркский офис Джорджа Эмберли и услышал голоса сквозь открытую фрамугу. На столе был большой календарь. Я дважды посмотрел на него. Был вторник, 12 июня. Вечером в среду, 13 июня, я вылетел из Нью-Йорка и провел ночь в авиалайнере. Таким образом, наша первая встреча с человеком, которого мы считали Гейлордом Херстом, состоялась в четверг вечером, 14-го числа. Тем же вечером так называемый Гейлорд договорился со мной о встрече через неделю, в четверг, 21-го. Что здесь неправильно?
