– Тронут до глубины души! – ответил я. – И что мне остается? Если я скажу «нет», вы будете попрекать меня этим многие годы. Поэтому, идя навстречу вашим пожеланиям, говорю «да». Я принимаю это поручение!
– Очень хорошо. Мы обсудим подробности после ужина, а утром ты сможешь…
Молодые люди запротестовали. Нет, они не могли ждать до завтрашнего дня. Они должны получить ответ сегодня же. Зачем откладывать? Почему не сейчас?
Я не могу реагировать на подобные просьбы с равнодушием Вульфа, поэтому успокоил их, изъявив согласие.
– Ну, хорошо, – пробормотал Вульф, что было с его стороны весьма благородно. – Но мы должны иметь ваши предложения в письменной форме. Два экземпляра, подписанные мистером Обри и э-э… вами, мадам. Бумаги вы должны подписать своим именем, Кэролайн Карноу. Арчи, внизу слева напечатай слово «принял» и поставь двоеточие. Лишь совершенно безмозглый глупец не согласился бы с условиями, предлагаемыми этой парой. Но, очевидно, заявить ему об этом в лоб было бы неблагоразумно. Где твой блокнот, Арчи?
Я крутанулся в кресле и достал блокнот из ящика стола.
Уверенно, но не агрессивно я постучал в дверь номера 2318 на двадцать третьем этаже отеля «Черчилль».
Наши клиенты решили разбить лагерь в кабинете Вульфа в ожидании известий от меня, но я настоял на том, чтобы они все время были у меня под рукой. Поэтому они устроились внизу, в баре «Тюльпан», и, как я надеялся, не собирались напиваться. Люди, попавшие в беду, либо мало едят, либо много пьют, либо, что бывает реже, ударяются в обе эти крайности.
Не получив ответа, я снова постучал, погромче и подольше.
По дороге, в такси, я выудил дополнительные сведения о Сидни Карноу. Правда, трехлетней давности. На деньги он смотрел свысока, но не проявлял склонности сорить ими налево и направо. Насколько было известно Кэролайн, он вообще деньгами не бросался. Однако на скромные просьбы жены откликался охотно и не скупился, а иногда даже предвосхищал ее желания.
Это мне ничего не давало, но кое-какие другие ее высказывания я посчитал обнадеживающими. Слово «эгоист» мне не понравилось, а вот «гордый» было ничего себе.
Если он на самом деле горд, а не скрывает за фасадом гордости нечто иное, чем нельзя похвастать перед людьми, это прекрасно. Гордый мужчина не сядет завтракать с женщиной, которая готова выложить миллион долларов за право завтракать в обществе другого.
Именно этой линии я и решил придерживаться. Вряд ли стоило придумывать фразы, с которыми я собираюсь обратиться к Карноу. Это пустая затея, пока я не составлю о нем определенного мнения.
Но, очевидно, наше свидание откладывалось, поскольку на мой стук в дверь никто не отвечал. Не желая нарваться по телефону на безапелляционный отказ, я, как и Обри, решил не предуведомлять Карноу о своем визите. И теперь мне пришло в голову, что стоит спуститься бар, чтобы призвать клиентов к терпению. Пусть погодят еще минут десять – или часиков десять. Закажу себе пару сэндвичей и стакан молока, а после предприму новую попытку.
Но, прежде чем я ушел, рука моя машинально потянулась к дверной ручке. Я нажал на нее и толкнул дверь. Она отворилась. Я тихо постоял с секунду, затем приоткрыл дверь пошире, просунул внутрь голову и громко позвал: «Мистер Карноу!» Никакого ответа.
Тогда я распахнул дверь настежь и переступил через порог. В номере было темно, если не считать света, падающего из двери. Возможно, я попятился бы назад и скромно удалился, если бы не мой превосходный нюх. Он подсказал, что в комнате попахивает чем-то знакомым. Я пару раз втянул в себя воздух и убедился, что не фантазирую. Тогда я нащупал на стене выключатель, включил свет и двинулся дальше.
Близ двери на полу лежал распростертый на спине человек.
Я машинально сделал шаг вперед, но тут же вернулся, чтобы закрыть дверь, и только после этого снова подошел к лежащему.
Судя по описанию Кэролайн, это был Сидни Карноу. В рубашке, но без пиджака и без галстука.
Наклонившись, я сунул руку ему под рубашку. Потом вырвал несколько волокон шерсти из ковра и поднес к его ноздрям – шерстинки не шевельнулись. Тогда я зажал ресницы правого глаза между большим и указательным пальцами и слегка потянул вниз – веко осталось на месте, не желая возвращаться в прежнее положение. Я поднял его руку, сильно нажал на ногти и тут же отпустил – ногти остались белыми.
В действительности все это было излишним. Достаточно определить на ощупь температуру тела, чтобы прийти к определенным выводам.
Я выпрямился и принялся внимательно разглядывать труп. Безусловно, это был Карноу. По своим часам я заметил время: 7.22. В проеме распахнутой двери позади лежащего поблескивали металлические трубы и краны в ванной комнате.
Обойдя отброшенную в сторону руку покойника, я снова наклонился, чтобы получше рассмотреть два лежащих на полу предмета – револьвер сорок пятого калибра, который я не тронул, и большой комок банного полотенца.
Последний я внимательно оглядел и обнаружил в нем сквозное отверстие с обгоревшими краями и черными следами пороховой гари. Видимо, полотенце использовали, чтобы заглушить звук выстрела.
На теле я не нашел ни входного, ни выходного пулевого отверстия, а переворачивать труп не хотел, тем более что мне это ничего не давало.
Я встал и закрыл глаза, чтобы подумать.
У меня давно выработалась привычка не дотрагиваться кончиками пальцев до дверной ручки, когда я отворяю дверь комнаты, в которую меня не приглашали. Действовал ли я так же и на этот раз? Нажал ли на кнопку выключателя костяшками пальцев? Пожалуй, на эти вопросы можно было ответить положительно. Не осталось ли моих следов в других местах? Нет.
Я подошел к выключателю, с такими же предосторожностями потушил свет, достал носовой платок, чтобы, обмотав им руку, отворить и затворить входную дверь, спустился на лифте вниз, нашел телефонную будку и набрал номер.
Ответил мне Фриц. Я сказал, что мне срочно нужен Вульф. Фриц был потрясен:
– Но, Арчи, он же ужинает!
– Знаю. Скажи ему, что меня захватили в плен каннибалы и изрезали на куски. Да поспеши!
Прошло не менее двух минут, прежде чем я услышал разъяренный голос Вульфа:
– Ладно, Арчи, в чем дело?
– Вот и не ладно, сэр. Ничего хорошего. Я звоню из автомата в вестибюле «Черчилля». Наших клиентов я оставил в баре, а сам поднялся в номер Карноу. Дверь была не заперта, и я вошел. Карноу лежит на полу, застреленный из армейского револьвера. Пушка валяется рядом. Но это не самоубийство, потому что стреляли, используя вместо глушителя банное полотенце. Как мне теперь заработать эти пять тысчонок?
– Будь ты неладен! Посреди ужина…
Если вы воображаете, что он иронизирует, то сильно ошибаетесь. Я-то хорошо изучил этого толстого гения. Именно такова была его обычная реакция, вот он и высказал ее вслух. Я проигнорировал его слова.
– Я не наследил в номере, – продолжал я ровным голосом. – И меня никто не видел. Так что мы не особенно и вляпались. Я понимаю, что вам трудно разговаривать с набитым ртом…
– Заткнись! – Несколько секунд трубка молчала, потом раздался сердитый голос: – Смерть наступила в последние полтора часа?
– Нет, уже началось трупное окоченение.
– Заметил ли ты что-нибудь заслуживающее внимания?
– Нет, я находился там самое большое три минуты. Мне не терпелось прервать ваш ужин. Если желаете, я могу вернуться назад и позвонить в полицию.
– Нет. – Он был удивительно вежлив. – Конечно, мы ничего не выиграем, если пока помолчим. Так что я велю Фрицу анонимно известить полицию. Далее: привези-ка сюда мистера Обри и миссис Карноу. Они поели?
– Возможно, сейчас едят. Я посоветовал им это сделать.
– Проверь, чтобы они не остались голодными. А потом доставь их сюда под каким-нибудь предлогом. Изобрети что-нибудь.
– Им ничего не говорить?
– Нет. Я сам скажу. Приезжайте сюда не ранее чем через час десять. Я только-только сел за стол, и теперь вот это…
Он повесил трубку.
Когда я шел вдоль роскошного длинного и широкого коридора к бару «Тюльпан», меня остановил старый знакомый, Тим Эвартс, первый помощник штатного детектива отеля «Черчилль». Правда, официально такой должности не существует. Но администрация отелей держит подобных людей на всякий случай.
Эвартсу хотелось со мной поболтать, но я его быстро спровадил. Если бы он мог догадаться, что я обнаружил труп в одном из номеров и «позабыл» ему об этом сказать, то разговаривал бы со мной не так дружелюбно.
В этот час огромный бар был лишь наполовину заполнен посетителями. Наши клиенты заняли столик в углу. Когда я приблизился, Обри поднялся, чтобы придвинуть для меня стул.
Я мысленно поставил им высокие оценки за безукоризненное поведение. Вне всякого сомнения, им не терпелось услышать, какие новости я принес, но они не набросились на меня с расспросами.
