Невероятным усилием Берте удалось побороть чудовищное смятение, даже удалось изобразить нечто вроде улыбки. Она ходила взад-вперед по спальне, внешне спокойная, но сердце ее разрывалось от страшнейшей тоски, какую только может вынести женщина. И нет никакой возможности побежать к Эктору, услышать из его уст, правда ли это?
Нет, Соврези, наверно, лжет, обманывает ее. Зачем? Непонятно. Да и какое это имеет значение? Она чувствовала, как ее неприязнь к Соврези превращается в ненависть. Любовника она извиняла, прощала и винила во всем одного только мужа. Кому пришла в голову мысль об этом браке? Ему. Кто вселил надежды в Эктора и поддерживал их? Он, он один.
Ах, если бы он не вмешивался, куда не надо, она бы даже смогла простить ему то, что он женился на ней, принудила бы себя относиться к нему терпимо, покорилась бы необходимости изображать любовь, которой нет в ее сердце. Но теперь он вредит ей. Так неужто она позволит, чтобы из-за его дурацкой прихоти порвалась связь, ставшая для нее смыслом жизни? Неужто она допустит, чтобы он, бывший для нее тем же, чем ядро для каторжника, разрушил ее счастье?
Берта не сомкнула глаз. Для нее это была одна из тех ужасных ночей, в какие задумываются преступления.
Только после завтрака удалось ей оказаться в бильярдной наедине с Эктором.
— Это правда? — спросила Берта.
У нее было такое страшное лицо, что он испугался.
— Что правда? — пробормотал он.
— То, что вы женитесь.
Эктор ответил не сразу. Он раздумывал, пойти ли на объяснение или попытаться избегнуть его. И все-таки, задетый властным тоном Берты, ответил:
— Да! -
Ответ сразил ее. До сих пор у нее была тень надежды. Она-то думала, что в любом случае он попробует разубедить ее, примется врать. Бывают обстоятельства, когда ложь оказывается вернейшим доказательством любви. Но он признался. И это её раздавило; ей не хватало слов, чтобы выразить все, что она чувствует.
Де Треморель незамедлительно стал приводить оправдания своему поведению. Не может же он вечно жить в «Тенистом доле»! Что значат при его вкусах и привычках пятнадцать тысяч ренты? Тридцать лет — самое время подумать о будущем. Куртуа дает за дочерью миллион, а после его смерти они получат сумму куда значительней. Неужели он упустит этот единственный в своем роде случай! Само собой, Лоранс его совершенно не интересует, главное — приданое. Самым гнусным и низким образом он возводил напраслину на себя, клялся, что для него этот брак — всего лишь сделка: он продает за деньги свое имя и титул.
Берта остановила его взглядом, исполненным невыразимого презрения.
— Перестаньте трусить и лгать, вы же любите Лоранс.
Де Треморель возмутился, попытался протестовать.
— Хватит, — прервала его Берта. — Другая женщина стала бы упрекать вас, я же открыто заявляю: этот брак не состоится, я против него. Советую: откажитесь от своего намерения, не вынуждайте меня идти на крайности.
Яростно хлопнув дверью, она вышла. Взбешенный Треморель не мог прийти в себя.
«Как она со мной разговаривала! Точно она королева, а я мужлан, которого она возвысила до себя. Она, видите ли, не желает, чтобы я женился!»
Однако, несколько поостынув, граф забеспокоился. Если он станет упорствовать, не приведет ли Берта свои угрозы в исполнение? Да, тут можно не сомневаться. Эктор чувствовал: она из тех женщин, которые никогда не отступают; ни страх, ни обычная осмотрительность не способны ее остановить.
Он догадывался, а вернее, даже знал, что она сделает. Однажды во время грандиозного скандала из-за мисс Фэнси Берта заявила: «Я признаюсь во всем Соврези, и бесчестье свяжет нас сильней, чем церковный обряд и запись в мэрии».
Вот оно, средство, которое она собирается использовать, чтобы воспрепятствовать столь ненавистному для нее браку!
При мысли, что друг обо всем узнает, де Треморель содрогнулся.
«Что сделает Соврези, если Берта все расскажет ему? — думал граф. — Попытается меня убить. На его месте я действовал бы точно так же. Нам придется драться на дуэли. Предположим, он промахнется. Тогда я, если застрелю его, буду вынужден бежать из Франции. Но в любом случае мой брак расстроится, и я навсегда останусь в объятиях Берты».
Сколько ни ломал он голову, но выхода из этой чудовищной западни не видел. И тогда Эктор решил выждать.
Он выжидал и тайком ходил к г-ну Куртуа, потому что действительно влюбился в Лоранс. Выжидал, снедаемый тревогой, разрываясь между настояниями Соврези и угрозами Берты.
Как он ненавидел эту женщину, подавившую его, женщину, чья воля заставляла его гнуться, как лозу! Ничто не могло поколебать ее безжалостную решимость. Для нее существовала только ее навязчивая идея. Эктор думал, что ее обрадует разрыв с Дженни. Но когда на другой день после разрыва с нею он сказал: «Берта, я больше никогда в жизни не увижусь с мисс Фэнси», она насмешливо бросила: «Мадемуазель Куртуа будет вам искренне признательна».
В тот же вечер Соврези. проходя но двору, увидел у калитки посыльного, который делал ему таинственные знаки. Соврези подошел и поинтересовался:
— Что вам угодно, милейший?
Посыльный осмотрелся, проверяя, не следит ли кто за ними.
— Сударь, мне велено передать вам записку, — поспешно и чуть ли не шепотом отвечал он. — И еще мне велели отдать ее только вам в собственные руки и попросить, чтобы вы прочли ее без свидетелей.
С этими словами посыльный сунул Соврези запечатанный конверт и, подмигнув, добавил:
— Это от дамы, так что сами понимаете.
Повернувшись спиной к дому, Соврези вскрыл конверт и прочитал:
«Милостивый государь!
Вы окажете безмерную услугу несчастной девушке, если соблаговолите прийти завтра в Корбейль в гостиницу «Бель имаж», где Вас будут ждать в любое время дня.
Ваша покорная слуга
Дженни Фэнси».
У записки был постскриптум:
«Умоляю, заклинаю вас: только не проговоритесь господину графу де Треморелю».
«Ну, ну, — подумал Соврези. — Похоже, наш дорогой Эктор рассорился с любовницей. Значит, у этого брака неплохая перспектива».
— Сударь, — прервал его мысли посыльный, — мне велели принести от вас ответ.
— Передайте, — бросив ему монету в сорок су, ответил Соврези, — я приду.
Погода на следующий день стояла холодная и сырая. Висел туман, такой густой, что в десяти шагах ничего не было видно. Тем не менее после завтрака Соврези взял ружье и свистнул собак.
— Пройдусь по лесу Мопревуар, — сказал он.
— Превосходная мысль, — заметил Эктор. — Будем надеяться, что в лесу тебе удастся увидеть мушку своего ружья.
— Ничего, мне бы только фазана увидеть…
Но охота была лишь предлогом. Выйдя из «Тенистого дола», Соврези свернул направо, на корбейльскую дорогу, и уже через полчаса был, как и обещал, в гостинице «Бель имаж».
Мисс Фэнси ждала его в большом номере с двумя кроватями, который ей предоставляли всякий раз, поскольку она была одной из лучших клиенток гостиницы. Глаза ее покраснели от недавних слез, а мраморная бледность лица свидетельствовала о бессонной ночи. На столе у камина, где пылал огонь, стоял завтрак, но она к нему не притронулась.
Когда вошел Соврези, Дженни поднялась ему навстречу и дружески протянула руку.
— Спасибо, большое спасибо, что пришли, — сказала она. — Вы очень добры.
Дженни была всего лишь девица легкого поведения, а Соврези презирал подобных женщин, но скорбь ее была так очевидна и казалась такой глубокой, что он искренне посочувствовал ей.
— Вы страдаете, сударыня? — спросил Соврези.
— Да, сударь, ужасно!
Захлебнувшись слезами, она спрятала лицо в носовой платок.
«Понятно, — подумал Соврези. — Эктор дал ей отставку. А мне предстоит деликатно залечить рану, внушив, что примирение невозможно».
Мисс Фэнси продолжала плакать; он взял ее руку и осторожно, преодолевая сопротивление, отвел от лица.
— Не надо огорчаться, — промолвил Соврези.
Она подняла на него огромные заплаканные глаза и спросила:
— Вы уже знаете?
— Я ничего не знаю, поскольку вы просили меня ни о чем не спрашивать Тремореля, но догадываюсь.
— Он больше не хочет меня видеть. Он прогнал меня, — печально сообщила мисс Фэнси.
Соврези призвал на помощь все свое красноречие. Сейчас ему нужно быть убедительным и банальным, добрым, но твердым. Придвинув стул, он сел рядом с мисс Фэнси.
— Дитя мое, — начал он, — соберитесь с силами и попытайтесь смириться. Увы, ваша связь, как и все подобные связи, начинающиеся с каприза и разрываемые по необходимости, не имеет будущего. Молодость не вечна. Приходит в жизни час, когда, хочешь не хочешь, приходится прислушиваться к властному голосу рассудка. Эктор не бросает вас, и вы это прекрасно знаете. Просто он понимает, что ему необходимо обеспечить свое будущее, построить жизнь на прочной семейной основе, он испытывает потребность в домашнем уюте…
