Веки на глазах Нортона задёргались, и казалось, что он начал потихоньку приходить в себя. Теперь он снова переживал момент своего ужасающего падения.
– Почему они не прекращаются? Искры, искры! Я не могу отключить... Искры так и не...
Слышать его бормотание было невыносимо.
Теперь, когда Кеннеди удостоверился в том, что Нортон в безопасности и в хороших руках, он поспешил обратно к трибунам. Я последовал за ним. Полёты на этот день были закончены, и люди медленно шли в сторону железнодорожной станции, где стояли специальные поезда. На мгновение мы остановились около станции беспроводной связи.
– Правда, что Нортон поправится? – поинтересовался оператор.
– Да. К счастью, у него просто шок! Вы вели записи о работе вашего приёмника с тех пор, как мы виделись в последний раз?
– Да, сэр. Я сделал для вас копию. Кстати, сейчас всё работает великолепно, только теперь это уже не нужно. Если бы Уильям сейчас поднимался в воздух, я бы вам продемонстрировал превосходный процесс сообщения с аэропланом.
Кеннеди поблагодарил оператора за копию записей и аккуратно сложил её. Присоединившись к толпе, мы вышли с поля, но вместо того, чтобы идти на станцию, Кеннеди повернул к сараю и к жёлтому дому. Какое-то время мы просто стояли рядом и ждали, но ничего не происходило. Наконец Кеннеди подошёл к сараю. Дверь была закрыта и заперта на замок. Он постучал, но никто не ответил.
В этот момент на крыльцо жёлтого дома вышел мужчина. Увидев нас, он жестом подозвал нас. Когда мы подошли, он крикнул:
– Он уехал на весь день!
– Есть какой-нибудь адрес в городе, место, где я мог бы застать его сегодня вечером? – спросил Крейг.
– Не знаю. Он арендовал у меня сарай на две недели и заплатил вперёд. Сказал, что если мне нужно будет с ним связаться, писать на имя доктора К. Ламара, до востребования, Нью-Йорк.
– Ага, в таком случае, думаю, мне лучше написать ему, – сказал Кеннеди, очень довольный тем, что узнал имя нужного нам человека. – Полагаю, он скоро заберёт свой аппарат?
– Не могу сказать. Достаточно и того, что я уже назвал. Сай Смит работает в электрической кампании в деревне недалеко отсюда. Говорит, этот доктор расходует много электроэнергии. Он хорошо заплатил, но этот Ламар ужасно неразговорчивый. На сегодня с полётами закончили, да? Тот малый сильно повредился?
– Нет, завтра он будет в порядке. Думаю, он снова полетит. Аэроплан в довольно хорошем состоянии. Он обязан выиграть этот приз. До свидания.
Когда мы отошли, я спросил:
– Откуда ты знаешь, что Нортон снова полетит?
– Я не знаю, но думаю, что полетит либо он, либо Хамфрис. Я хотел удостовериться, что этот Ламар поверит в это. Кстати, Уолтер, как думаешь, ты можешь отправить в «Стар» телеграмму с сообщением о том, что Нортон не поранился и, вероятно, полетит завтра? Я бы попросил оповестить и Ассоциацию городских новостных агентств, чтобы эта новость была напечатана во всех газетах. Не думаю, что стоит писать до востребования, вполне вероятно, что Ламар не станет заходить на почту, но он обязательно прочтёт хоть одну из газет. Оформи это как интервью с Нортоном – думаю, в этом не будет ничего страшного, и мы больше не будем прибегать к такому. Нортон не будет против, особенно когда я расскажу ему о своём плане.
Я связался с редакцией как раз к выходу вечернего выпуска, и ещё пара газет, публиковавшихся в такое позднее время, тоже напечатала этот материал. Все утренние газеты, конечно, перепечатали интервью на следующий день.
Нортон провёл ночь в госпитале Минеола. На самом деле, ему не было нужды оставаться там, но врач настоял, объяснив это возможными внутренними травмами, которые могли не заметить при первичном осмотре. Кеннеди тем временем занялся ангаром, в который отвезли повреждённый биплан. Хамфриса нигде не могли найти, механики были в своего рода панике, и единственной причиной, почему они до сих пор не ушли, как мне казалось, было то, что им ещё не заплатили за работу.
Кеннеди выписал им личные чеки на соответствующие суммы, но указал дату двумя днями позже, чтобы быть уверенным, что они не уйдут раньше. Он снял с себя маску человека, не разбирающегося в бипланах, и с разрешения Нортона руководил ремонтом повреждённого летательного аппарата. К счастью, биплан был в довольно хорошем состоянии. Шасси были повреждены, но основной корпус остался цел. Что касается гироскопа, их у Нортона было достаточно, так же как и генераторов, и заменить вышедший из строя гироскоп не составило большого труда.
Синклер работал с воодушевлением, и даже оставался после окончания своего рабочего дня. Жорет тоже работал, но делал это без особой охоты. Фактически, большая часть работы была проделана Синклером и Кеннеди. Жорет в основном угрюмо ворчал, по большей части на французском. Мне не нравился этот парень, и я относился к нему с подозрением. Я заметил, что Кеннеди не позволял ему делать слишком много, может, по этой же причине, а может и потому, что он вообще не любил просить помощи у тех, кто не выражал особого желания трудиться.
– Всё! – воскликнул Крейг где-то около десяти вечера. – Если мы хотим вернуться в город сегодня, то лучше поторопиться. Синклер, думаю, вы можете закончить ремонт шасси завтра утром.
Мы закрыли ангар и поспешили к вокзалу. Было довольно поздно, когда мы прибыли в Нью-Йорк, но Кеннеди настоял на том, что ему нужно попасть в свою лабораторию, а мне стоило поспешить в офис «Стар», чтобы удостовериться, что завтра интервью выйдет в утренних газетах в должном виде.
Мы больше не видели друг друга до утра, пока к моему дому не подъехал большой туристический двухдверный автомобиль. В глубине кузова лежал огромный, тщательно завёрнутый пакет.
– Это то, над чем я несколько часов работал этой ночью, – объяснил Крейг. – Если это не поможет, то я опущу руки.
Я сгорал от любопытства, но вместо того, чтобы поинтересоваться объектом работы Кеннеди, я упрекнул его в том, что ночью он толком не отдохнул.
– О, – улыбнулся он, – если бы я не работал этой ночью, Уолтер, я бы не смог отдохнуть и думал бы о нашем деле.
Когда мы приехали на поле, Нортон с перевязанной головой уже был там. Я подумал, что он немного бледен, но в целом всё было в порядке. Жорет был всё так же угрюм, а Синклер закончил с ремонтом шасси и был готов проверить каждый винт и провод. Хамфрис отправил записку, что ему сделали очень выгодное предложение в другом месте, и не появлялся.
– Мы должны найти его, – воскликнул Кеннеди. – Я хочу, чтобы он полетел сегодня. Его обязывает контракт.
– Я могу полететь, Кеннеди, – заявил Нортон. – Со мной всё в порядке.
Он взял два конца провода и на вытянутых руках сводил и разводил их, показывая, насколько хорошо он владеет собой.
– К полудню я буду чувствовать себя ещё лучше, – добавил он, – и смогу сделать этот трюк с зависанием в воздухе.
Кеннеди с серьёзным видом покачал головой, но Нортон настоял на своём, и Кеннеди согласился отбросить бесполезные попытки найти Хамфриса. После этого они долгое время переговаривались шёпотом, и было похоже, что Кеннеди рассказывал свой план.
– Понял, – наконец сказал Нортон, – вы хотите, чтобы я сначала положил на генератор и батарею этот свинцовый лист. Потом мне нужно убрать его и лететь без этой защиты. Всё верно?
– Да, – согласился Крейг. – Я буду стоять на крыше главной трибуны. В качестве сигнала я три раза помашу своей шляпой, и буду махать до тех пор, пока не удостоверюсь, что вы меня увидели.
После быстрого завтрака мы пошли на нашу позицию, которая была невероятно выгодной. По пути Кеннеди поговорил с начальником агентства Пинкертона, приглашённого руководством мероприятия, а также зашёл к оператору беспроводной связи, которого он попросил сообщить ему, если возникнут те же неполадки, что и днём ранее.
На крыше Кеннеди достал из кармана маленький прибор со стрелкой, которая ходила взад-вперёд по циферблату. Приближалось время начала полётов, аэропланы готовили к вылетам. Кеннеди спокойно покусывал сигару, время от времени бросая взгляд на стрелку и её колебания. Внезапно, как только Уильям поднялся в воздух на аэроплане Райта, стрелка резко изменила своё положение и при небольшом колебании указала прямо на авиационное поле.
