– Я не задумывался. Решил, что горничная захотела провести остаток пути поближе к хозяйке, потому что, как я слышал от графини, проводник им очень мешал встречаться. После того, что произошло, как видите, для остановки поезда причина была.
– Совершенно верно, – с готовностью согласился мсье Фльосон с почти не скрываемой усмешкой. Он уже не сомневался, что сигнал к остановке подала графиня, чтобы дать горничной возможность сбежать. – И вам все еще кажется, что кто-то, предположительно эта женщина, покинула вагон во время остановки? – спросил он.
– Да, есть у меня такое предположение, а выяснить, так это или нет, – ваша задача.
– Чтобы женщина вот так вылезала в окно! Расскажите это кому-нибудь другому.
– Дорогие коллеги, вы, разумеется, осмотрели внутреннюю часть вагона? – спросил судья.
– Конечно. Но я осмотрю его еще раз. Внешняя его сторона гладкая, там нет подножек. Только акробат смог бы выбраться из окна движущегося поезда, да и то с риском для жизни. Но женщина… Нет, об этом нечего и думать.
– Если бы ей помогали, думаю, она могла бы подняться на крышу, – быстро вставил сэр Чарльз. – Я в своем купе выглядывал из окна. Для мужчины это не составило бы труда, и женщине с помощником было бы не так уж сложно.
– Это мы сами выясним, – довольно резко бросил сыщик.
– Чем раньше, тем лучше, – добавил судья, и все встали, собираясь направиться к вагону, но тут в дверях появился дежурный полицейский, а за ним английский военный офицер в форме, которого он пытался не пропустить, но без особого успеха. Это был полковник Папиллон из посольства.
– Джек, дружище, приветствую вас! – радостно воскликнул генерал и пошел к нему жать руку. – Я знал, что вы придете.
– Конечно, я бы пришел, сэр. Как видите, я собирался на официальный прием, но его превосходительство настаивал, моя лошадь стояла у двери, и вот я здесь.
Все это было сказано по-английски, но атташе наконец повернулся к официальным лицам и, многословно извиняясь за вторжение, попросил позволить генералу поехать вместе с ним в посольство после допроса.
– Разумеется, мы за него отвечаем. Он останется в вашем распоряжении и появится, как только снова понадобится вам. – Он повернулся к сэру Чарльзу. – Обещаете, сэр?
– О, с удовольствием. Я давно хотел немного пожить в Париже, и мне ужасно хочется узнать, чем все закончится. Но мой брат? Он должен вернуться домой к следующей воскресной службе. Ему рассказывать нечего, но и он в любое время приедет в Париж, если понадобится.
Французский судья очень любезно согласился на все эти предложения, и братья англичане были отпущены. Таким образом, всего покинуло вокзал четверо из задержанных пассажиров.
Затем официальные лица проследовали к вагону, который по-прежнему стоял там, куда его отправил шеф полиции, и вскоре убедились, что генерал был прав.
Трое служителей закона направились прямо ко все еще открытому окну, месту, которое нужно было осмотреть. Внешние стенки вагона покрывала пыль, кое-где темнели большие пятна грязи.
Сыщик на секунду остановился, чтобы окинуть взглядом общий вид, ища отпечатки рук, ног или след от женского платья на пыльной поверхности. Но ничего не было видно. Во всяком случае, ничего определенного или убедительного. Лишь кое-где виднелись штрихи, но это ничего не доказывало.
Потом комиссар подошел ближе и указал на подозрительного вида пятнышки вокруг окна и выше, между окном и крышей.
– Что это? – спросил сыщик, когда его коллега ногтем длинного указательного пальца поскоблил тонкую корку на одном из пятен.
– Сказать точно не могу, но, думаю, это кровь.
– Кровь! Боже правый! – вскричал сыщик, выхватывая из кармана увеличительное стекло и направляя его на пятно. – Мсье судья, взгляните, – произнес он после долгого и пристального изучения. – Что скажете?
– Похоже на то. Точно сможет установить экспертиза, но, я думаю, это кровь.
– Чувствую, мы на правильном пути. Кто-нибудь, принесите лестницу.
К вагону быстро приставили одну из этих смешных французских лестниц, узких наверху и расходящихся у основания, и сыщик проворно вскарабкался по ней, не выпуская увеличительной лупы.
– Здесь еще кровь, намного больше, и еще что-то похожее на… Да, точно! Это отпечаток двух ладоней. Она здесь забралась на крышу.
– Несомненно. Я теперь четко представляю, как это было. Она села на окно ногами в купе и взялась вот здесь. Потом на руках подтянулась и вылезла на крышу, – сказал судья.
– Но какие нужно иметь крепкие нервы! Какие сильные руки!
– Вопрос жизни и смерти. Оставаться внутри вагона было гораздо опаснее. Страх в таких случаях порой творит чудеса с людьми.
– Здесь еще! Еще! Следы ног, совершенно четкие. Это женские следы. Погодите, я сейчас проверю, куда они идут, – прибавил он, осторожно продвигаясь в конец вагона.
Спустя пару минут он спустился к коллегам и, радостно потирая руки, заявил, что ему все ясно, как божий день.
– Опасно, не опасно, трудно, не трудно, это ее работа. Я прошел по ее следам, видел место, где она приседала, проследил по всей крыше до конца, где она спустилась к выходу на платформу. Вагон она наверняка покинула, когда поезд остановился, и ей помогал сообщник.
– Графиня?
– Кто же еще?
– И где-то рядом с Парижем. Английский генерал говорил, что остановку сделали минут за двадцать до приезда на вокзал.
– Значит, ее поиски нужно начинать с того места. Итальянец пошел по ложному следу.
– Не обязательно. Горничная наверняка будет пытаться связаться с хозяйкой.
– Все же, было бы хорошо ее задержать до этого, – заметил судья.
– И при всем, что нам теперь известно, если на нее надавить как следует, можно добиться признаний, – азартно подхватил сыщик. – Кто пойдет? Обоих своих помощников я отослал. Конечно, можно по телефону вызвать кого-нибудь, а я и сам мог бы этим заняться.
– Нет, нет, дорогой коллега, сейчас мы не можем вас отпустить. Лучше позвонить. Я полагаю, вы захотите присутствовать при окончании допросов?
– Конечно, вы правы. Можно еще что-нибудь выяснить об этой горничной. Давайте теперь допросим проводника. Говорят, он с ней разговаривал. Может быть, удастся от него узнать что-то новое.
Нового удалось узнать не много. Явившийся Гроот, проводник, вид имел изможденный и жалкий, как человек, который только-только начал отходить от наркотического дурмана. Как ни давили на него следователи, он ничего не смог добавить к своему рассказу.
– Мы вас слушаем, – решительно произнес судья. – Рассказывайте все четко и прямо и не пытайтесь юлить, иначе я вас тут же отправлю за решетку. Ордер уже выписан. – Он помахал перед ним листом бумаги.
– Я ничего не знаю, – затравленно пролепетал проводник.
– Неправда. Нам все известно. Мы считаем, что эта трагедия не могла случиться без вашего ведома или попустительства.
– Право же, господа…
– Вы пили с этой горничной в буфете во время остановки в Лароше. А потом вы пили с ней в вагоне.
– Нет же, господа, это не так. Я не мог… Ее не было в вагоне.
– У нас другие сведения. Вы не сможете нас обмануть. Вы были ее сообщником и сообщником ее хозяйки, я не сомневаюсь в этом.
– Клянусь, я невиновен. Я даже почти не помню, что происходило в Лароше или после. Не отрицаю, я пил в буфете. Пил какую-то гадость. Так мне показалось, не знаю почему. И я не знаю, почему не мог поднять голову, когда вернулся в вагон.
– Вы хотите сказать, что сразу заснули?
– Наверное. Да. Что было потом, пока меня не разбудили, я не помню.
Помимо этой истории они ничего не смогли из него выудить.
– Он либо слишком умен для нас, либо полный дурак, – устало промолвил судья, когда Гроот наконец ушел. – Лучше отправить его в «Мазас», пусть посидит в одиночке день-два. После этого он станет попокладистее.
– Понятно, что ему дали наркотик. Горничная добавила опиум или лауданум в его напиток в Лароше.
– Причем лошадиную дозу, если он говорит, что заснул, как только вернулся в вагон, – заметил судья.
– Да, он так говорит, но ему должны были дать повторную дозу. Иначе откуда взялась бутылочка на полу возле его кресла? – задумчиво спросил шеф не столько у остальных, сколько у самого себя.
– Я не верю во вторую дозу. Как бы это сделали? И кто? Это был лауданум, и дать его можно было только подмешав в напиток, а проводник говорит, что не пил второй раз. И кто? Горничная? Он говорит, что больше ее не видел.
– Прошу прощения, мсье судья, но не слишком ли вы доверяете словам проводника? Меня его показания настораживают. Если честно, я не верю ни единому его слову. Разве он не говорил сначала, что не видел горничную после Амберье в восемь вечера? А теперь он признается, что пил с нею в буфете в Лароше. Все это одна сплошная ложь: и что он потерял записную книжку, и что потерял все документы. Ему есть что скрывать. Даже эта его сонливость, эта тупость какие-то ненатуральные.
