В отличие от Вульфа, я вовсе не был уверен, что дело выгорит. Мне казалось, им придется выносить вопрос на заседание, а с этим за полчаса не управиться. Но, судя по всему, Вульф был лучше меня осведомлен о положении и полномочиях Стивенса. Я выпустил их из дому в шесть тридцать четыре, а в шесть пятьдесят две снова раздался звонок, и я отправился открывать. Прошло восемнадцать минут – правда, до ближайшей телефонной будки было всего полквартала.
Они не стали присаживаться. Харви стоял и глазел на меня, словно я чем-то ему не потрафил, а Стивенс подошел к столу Вульфа и объявил:
– Предложенная вами формулировка нас не устраивает. Мы предлагаем другую:
Как честные американские граждане, служащие общественному благу и идеалам подлинной демократии, мы полагаем, что любой преступник, вне зависимости от его политической принадлежности, должен быть наказан. Поэтому, в интересах справедливости, мы написали свои фамилии на помещенной выше фотографии, сим удостоверяя, что изображенный на ней человек известен нам как Уильям Рейнолдс. Он, по нашим сведениям, в течение восьми лет, вплоть до сегодняшнего дня, состоит членом Коммунистической партии США. Зная, что вскоре ему будет предъявлено обвинение в убийстве, исполнительный комитет Коммунистической партии исключает его из своих рядов.
Я записал на счет Стивенса одно очко. Он единым духом, ничего под рукой не имея, отбарабанил этот текст, будто давным-давно заучил его наизусть.
Вульф пожал плечами.
– Ну, если вы полагаете, что чем многословнее, тем лучше… Хотите, чтобы мистер Гудвин отпечатал заявление на машинке, или напишете сами от руки?
Я немало порадовался, когда Стивенс предпочел собственное перо. Для меня было бы честью отстукать столь патриотический текст, но с коммунистами надо держать ухо востро. Что, если кому-нибудь из них придет в голову вытащить из кармана анонимку и сличить ее с напечатанным заявлением? Даже невооруженным глазом будет легко заметить, что «н» в обоих случаях вываливается из строки, а «в» плохо пропечатывается. Поэтому я с удовольствием уступил Стивенсу свой письменный стол. Он настрочил заявление, подписался и вывел свою фамилию на снимке. То же сделал и Харви. Мы с Вульфом подписались как свидетели, затем Вульф перечитал текст. Открыв тюбик с клеем, который, как я уже упоминал, был у него в руке, он приклеил фотографию к верхней части листа.
– Можно на минуточку? – попросил Стивенс.
Вульф протянул ему бумагу.
– Вот что, – сказал Стивенс. – Мы отдадим заявление только после того, как вы гарантируете, что Рейнолдса задержат уже сегодня. Вы сказали: еще до полуночи.
– Все правильно. Его обязательно арестуют.
– Вы получите бумагу, как только это произойдет.
Я так и знал, что они все испортят. Будь это что-то более прочное, например камень, я попросту отнял бы его, даже если бы Харви бросился на подмогу товарищу.
– Тогда его не арестуют, – спокойно, без всякого огорчения в голосе, ответил Вульф.
– Почему?
– Потому что заявление – это ключ, которым я собираюсь его запереть. Иначе стал бы я все это затевать? Никогда! Сегодня вечером я кое-кого сюда приглашу, но не раньше, чем получу от вас этот документ. Осторожно, не помните его.
– Рейнолдс тоже здесь будет?
– Да.
– Тогда мы тоже придем и принесем его с собой.
Вульф покачал головой:
– Кажется, вы меня не слушаете. Бумага останется здесь, или вы будете выключены из процесса, пока вас не вызовут в суд для дачи показаний. Отдайте ее мне, и я с радостью приглашу вас с мистером Харви к себе сегодня вечером. Отличная идея! Вы не примете участия в разговоре, но сможете прекрасно устроиться в гостиной. Почему бы нет?
Это предложение решило исход дела. Они изо всех сил упирались, но, как сказал Вульф, наживка была проглочена. Они понятия не имели, что еще выболтает Рейнолдс в следующей статье, и хотели побыстрее упрятать его за решетку, а Вульф стоял на своем: без документа он и пальцем не шевельнет. Наконец он его заполучил. Было условлено, что к десяти часам они вернутся и будут дожидаться в гостиной, пока их не попросят присоединиться к остальным.
После ухода гостей Вульф спрятал бумагу в средний ящик стола.
– И зачем нам такая уйма фотографий, – заметил я. – Мистеру Джонсу они не понадобились. Ведь он его знал, ему довольно было одного взгляда. Да?
– Ужин на столе.
– Да, сэр. Забавное будет совпадение, если выяснится, что под личиной мистера Джонса скрывается Харви или Стивенс. Правда же?
– Нет, не правда. Посмотри потом в словаре значение слова «совпадение». Свяжись-ка лучше с мистером Арчером.
– Сейчас? Ведь ужин на столе.
– Звони.
Это оказалось не так-то просто. В приемной окружного прокурора в Уайт-Плейнс мне ответили, но помочь ничем не смогли. Тогда я позвонил к нему домой, где мне сказали, что Арчера не будет весь вечер, но где его искать, не сообщили. Я с трудом добился, чтобы ему срочно передали, что с ним желает связаться Ниро Вульф. Я дал отбой и откинулся на спинку кресла, приготовившись к ожиданию, которое могло продлиться от пяти минут до часа. Вульф сидел прямо, он хмурился, губы были поджаты; тем временем еда остывала. Наконец его вид начал всерьез действовать мне на нервы, и я решил предложить, чтобы мы переместились в столовую, но тут зазвонил телефон. Это был Арчер.
– В чем дело? – Он был немногословен и раздражен.
Вульф объяснил, что ему нужен совет.
– Насчет чего? Я ужинаю с друзьями. Нельзя подождать до утра?
– Нет, сэр. Я нашел убийцу Луиса Рони, у меня есть и доказательства. Хочу побыстрее с этим разделаться.
– Убийцу… – Короткая пауза. – Я вам не верю!
– Неудивительно, однако это правда. Сегодня вечером он приедет ко мне. Мне нужен ваш совет, как поступить. Я могу попросить инспектора Кремера из нью-йоркской полиции прислать человека, чтобы взять его под стражу, или же…
– Нет! Послушайте, Вульф…
– Нет, это вы послушайте. Вы хотите поужинать, я тоже хочу. Я бы предпочел, чтобы его арестовали именно вы – по двум причинам. Во-первых, он ваша законная добыча. Во-вторых, я хочу закрыть дело сегодня же, а для этого необходимо разобраться с признанием мистера Кейна. Это потребует присутствия не только мистера Сперлинга и мистера Кейна, но и всех, кто находился там в вечер убийства мистера Рони. Если приедете вы или пришлете кого-то вместо себя, они тоже будут вынуждены явиться. Лучше, если придут все; впрочем, при данных обстоятельствах вряд ли кто-то заупрямится. Вы можете собрать всех у меня к десяти часам?
– Господи, это немыслимо! Мне надо немного подумать…
– У вас была неделя для размышлений, но вы предпочли переложить свои обязанности на меня. Я выполнил работу за вас. Вы можете собрать всех у меня к десяти часам?
– Не знаю, черт подери! Вы загнали меня в угол!
– Хотите, чтобы я повременил денек-другой? Жду вас в десять, постарайтесь не задерживаться. Если приедете без остальных, вас не пустят; в конце концов, это не ваша территория, и вы здесь всего лишь гости. Если будете упрямиться, я передам убийцу нью-йоркской полиции.
И мы с Вульфом положили трубки. Он отодвинул свое кресло и поднялся.
– Не канителься с ужином, Арчи. Надо исполнить обещание, данное мистеру Коэну, так что тебе придется съездить к нему.
Насколько я понимаю, коммунисты считают, что им в этой жизни досталось слишком мало, а капиталистам – слишком много. В тот вечер они с этой своей теорией произвели настоящее опустошение. Столик в кабинете ломился от разных напитков, сыров, орехов, домашних паштетов и печений, но ни один из собравшихся здесь тринадцати человек, включая нас с Вульфом, не проглотил и маковой росинки. На столике в гостиной красовался примерно тот же ассортимент закусок, но в меньших количествах, и Харви со Стивенсом на па́ру умяли практически все угощение. Заметь я это до их ухода, не преминул бы подпустить шпильку. Правда, у них было больше времени на еду, поскольку они явились первыми, ровно в десять часов, а кроме того, им было совершенно нечего делать – сиди себе и жди.
Кажется, я никогда не видел в нашем кабинете столько народу разом, если не считать встречи Лиги перепуганных мужчин. То ли Арчер прибегнул к давлению, то ли Вульф был прав, предполагая, что никто из собравшейся в Стоуни-Эйкрз компании не заартачится насчет приезда, но все они прибыли сюда. Я позволил гостям самим выбрать себе места по вкусу. Женщины семейства Сперлинг – мамаша, Мэдлин и Гвен – устроились на большой желтой кушетке, стоявшей в углу, то есть лицом к Вульфу, я поворачивался к ним спиной. Пол и Конни Эмерсон сидели рядышком на креслах возле глобуса, неподалеку от них расположился Джимми Сперлинг. Уэбстер Кейн и Сперлинг разместились у самого стола Вульфа. Окружной прокурор Арчер занял красное кожаное кресло; это место предложил ему я, решив, что он этого заслуживает. Тринадцать нас оказалось потому, что явились еще двое полицейских: Бен Дайкс, которого захватил с собой Арчер, и сержант Пэрли Стеббинс из манхэттенского убойного отдела, сообщивший мне, что его пригласили уэстчестерские ребята. Пэрли, мой давний друг, когда-то, впрочем, бывший недругом, притулился у двери.
