— То, что вы рассказали, в высшей степени невероятно.
— Смею вас уверить, что я не преувеличиваю и не выдумываю. То, что я говорю вам, — лишь сухие факты. Как вам известно, такие вещи быстро распространяются в деревне. Хотя, — добавила она, — до Госсингтон-Холла они доходят немного позднее.
— Да-а… — Джейсон Радд замялся, не зная, что сказать, но наконец принял решение. — И чего вы хотите от меня, мисс Марпл? — спросил он.
— Я хочу, если можно, постоять на лестнице, на том месте, где вы с женой принимали гостей в тот день, во время приема.
Он бросил на нее быстрый взгляд, полный сомнения. Неужели это просто-напросто очередная искательница сенсаций? Но лицо мисс Марпл оставалось спокойным и серьезным.
— Да-да, конечно, — спохватился он, — если хотите. Пойдемте.
Он провел ее к верхней площадке лестницы и остановился в нише, устроенной наверху.
— Вы многое изменили в доме с тех пор, как отсюда уехали Бэнтри, — сказала мисс Марпл. — Мне нравится. Так, дайте подумать. Столы, полагаю, стояли здесь, а вы с женой должны были стоять…
— Моя жена стояла здесь, — показал Джейсон. — Люди поднимались по лестнице, она обменивалась с ними рукопожатиями и направляла их ко мне.
— Она стояла здесь, — повторила мисс Марпл.
Она передвинулась и стала на то место, на котором в тот день стояла Марина Грегг. Какое-то время она стояла неподвижно, не говоря ни слова. Джейсон Радд наблюдал за ней с недоумением и в то же время с интересом. Мисс Марпл чуть приподняла правую руку, как бы здороваясь, и посмотрела на лестницу, нарисовав в своем воображении поднимающихся по ней людей. Затем взглянула прямо перед собой. На стене в середине лестничного марша висела большая картина — копия с работы старого итальянского мастера. По обеим сторонам от картины узкие окна, одно из которых выходило в сад, а другое открывало вид на заднюю стену конюшни и флюгер. Но мисс Марпл это не интересовало. Ее глаза были прикованы к картине.
— Конечно же, первое впечатление — самое правильное, — сказала она. — Миссис Бэнтри говорила мне, что ваша жена не отрываясь смотрела на эту картину и ее лицо, как она выразилась, застыло. Она смотрела на богатые пурпурно-голубые одежды мадонны, слегка откинувшей голову и улыбающейся младенцу, которого она держит на руках. «Смеющаяся мадонна» Джакомо Беллини, — сказала она. — Предмет культа, но вместе с тем и произведение искусства — образ счастливой матери с ребенком. Не так ли, мистер Радд?
— Я бы сказал — да.
— Теперь понимаю, — сказала мисс Марпл. — Прекрасно понимаю. Вся эта история в действительности чрезвычайно проста, верно? — Она взглянула на Джейсона Радда.
— Проста?
— Думаю, вы знаете, насколько она проста, — ответила мисс Марпл.
Внизу раздался звонок.
— Кажется, — сказал Джейсон Радд, — не совсем понимаю.
Он посмотрел вниз. Оттуда доносились голоса.
— Я знаю этот голос, — оживилась мисс Марпл. — Голос инспектора Крэддока, верно?
— Да, похоже, это инспектор Крэддок.
— Он тоже хочет вас видеть. Вы не очень будете возражать, если он присоединится к нам?
— Отнюдь. Если только он согласится…
— Думаю, согласится, — заверила мисс Марпл. — Времени осталось не так уж много, верно? Мы подошли к моменту, когда остается понять, как именно все произошло.
— Кажется, вы сказали, что все очень просто, — напомнил Джейсон Радд.
— Все было настолько просто, — сказала мисс Марпл, — что никто этого даже не заметил.
На лестнице появился старик дворецкий.
— К вам инспектор Крэддок, сэр, — сообщил он.
— Пожалуйста, попросите его подняться, — распорядился Джейсон Радд.
Дворецкий снова исчез, и вскоре по лестнице поднялся Дермот Крэддок.
— Вы?! — воскликнул он, обращаясь к мисс Марпл. — Как вы здесь оказались?
— Я приехала «в Инче», — ответила мисс Марпл, вызвав всеобщее недоумение, что было обычной реакцией на эту фразу.
Стоя чуть позади нее, Джейсон Радд озадаченно потер лоб. Дермот Крэддок покачал головой.
— Я тут говорила мистеру Радду… — начала мисс Марпл. — Дворецкий ушел?
Дермот Крэддок посмотрел вниз.
— Да, — ответил он, — он не услышит. Сержант Тиддлер проследит за этим.
— Тогда все в порядке, — сказала мисс Марпл. — Мы, конечно, могли бы пройти куда-нибудь в комнату, но я предпочитаю остаться здесь. Мы находимся на том самом месте, где все произошло, и это значительно облегчит мою задачу.
— Вы говорили, — напомнил Джейсон Радд, — о том дне, когда был прием и когда Хетер Бэдкок была отравлена.
— Да, — подтвердила мисс Марпл. — И говорю, что все очень просто, если правильно посмотреть на вещи. Все началось с того, что Хетер Бэдкок была такой, какой она была. Пожалуй, это было неизбежно, нечто подобное должно было случиться с Хетер.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Джейсон Радд. — Совершенно не понимаю.
— Да, кое-что стоит пояснить вам. Видите ли, когда моя приятельница миссис Бэнтри, которая была на приеме, описывала эту сцену, она процитировала отрывок из поэмы лорда Теннисона «Леди Шэлотт», очень известную во времена моей юности. — Мисс Марпл слегка возвысила голос:
Треск зеркала раздался вдруг.
«Проклятья знак!» — сковал испуг
Прекрасную Шэлотт.
— Именно это увидела миссис Бэнтри или думала, что увидела. Правда, она ошиблась в цитате, сказав «проклятье мне» вместо «проклятья знак», хотя, может, это больше подходит к данным обстоятельствам. Она видела, как ваша жена разговаривала с Хетер Бэдкок, и слышала все, что говорила Хетер Бэдкок вашей жене, и видела застывший взгляд вашей жены.
— Не слишком ли часто мы возвращаемся к нему? — спросил Джейсон Радд.
— Да, но придется вернуться еще разок, — сказала мисс Марпл. — На лице вашей жены было именно такое выражение, и смотрела она не на Хетер Бэдкок, а на вот эту картину. На картину, изображавшую счастливую, смеющуюся мать, держащую на руках счастливого ребенка. Ошибка состояла в том, что, хотя на лицо Марины Грегг и легла тень смерти, это был знак не ее смерти. Смерть склонилась над Хетер. Хетер была обречена с того самого момента, как начала говорить и описывать случай, имевший место в прошлом.
— Не могли бы вы объяснить чуть понятнее? — попросил Дермот Крэддок.
Мисс Марпл обернулась к нему.
— Конечно, могу. Вы ведь об этом совершенно ничего не знаете. Вы и не могли знать, потому что никто не сказал вам, что на самом деле говорила Хетер Бэдкок.
— Как это не сказал? — запротестовал Дермот. — Мне об этом все уши прожужжали. Несколько человек рассказывали.
— Да, — кивнула мисс Марпл, — и все же вы не знаете, потому что Хетер Бэдкок вам этого не рассказывала.
— Едва ли она могла мне рассказать, если учесть, что к моему приезду она уже умерла, — сказал Дермот.
— Вот именно, — ответила мисс Марпл. — Вам известно только то, что когда-то она была больна, но встала с постели и пришла на какое-то торжество, где встретила Марину Грегг, разговаривала с ней, попросила автограф и получила его.
— Знаю, — сказал Крэддок с легким раздражением. — Все это я уже слышал.
— Но вы не слышали решающей фразы, потому что никто не обратил на нее внимания, — возразила мисс Марпл. — У Хетер Бэдкок была тогда краснуха.
— Краснуха? А что это меняет?
— Собственно, довольно безобидное заболевание, — сказала мисс Марпл. — Вы почти не чувствуете, что больны. Появляется сыпь, которую легко припудрить, и повышается температура, но не очень. Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы при желании выйти из дому и пообщаться с людьми. И, конечно, тот факт, что это была краснуха, не произвел ни на кого особого впечатления. Миссис Бэнтри, например, сказала только, что Хетер лежала больная, и упомянула ветрянку и крапивницу. Присутствующий здесь мистер Радд сказал, что у нее был грипп, но он, разумеется, сделал это умышленно. Я думаю, что Хетер Бэдкок сказала Марине Грегг, что у нее была краснуха. Что, пожалуй, все объясняет, поскольку, да будет вам известно, краснуха чрезвычайно заразна. И это вам следует крепко запомнить. Если женщина заразится ею в течение первых четырех месяцев… (следующее слово мисс Марпл произнесла со смущением, достойным викторианской эпохи)… — э-э… беременности, это может иметь весьма серьезные последствия. Ребенок может родиться слепым или с психическими отклонениями.
Она повернулась к Джейсону Радду.
— Думаю, мистер Радд, я права, говоря, что у вашей жены был ребенок, который родился с психическими отклонениями, и что она так и не оправилась от того потрясения. Она всегда хотела иметь ребенка, и когда наконец ребенок появился, радость обернулась трагедией. Трагедия, о которой она никогда не забывала, о которой она не позволяла себе забыть, которая постоянно разъедала ее, как глубокая язва, как наваждение.
