– Я тоже, – сухо сказал Честер. – Особенно после того, как она натравила на меня этого слащавого аристократа. Гостя Эрминтруды.
– Ох, мне так стыдно перед вами! – покаянно вскричала Мэри. – Совесть совсем загрызла! Но в ту минуту, когда вы сделали это предложение, я просто восхитилась вашим великодушием. Я и теперь преклоняюсь перед вами!
Доктор Честер довольно улыбнулся.
– Ничего особенного, моя милая, – произнес он с напускной скромностью.
– Он вас совсем замучил, да? Как пиявка присосался?
– Ну нет! Я ведь его почти не вижу. Правда, ему втемяшилось было в голову, что он должен прийти к Эрминтруде и объясниться, но я его разубедил. Надеюсь, полицейские скоро разберутся с ним?
Мэри не удержалась от смеха.
– О, Морис, вы бы слышали, как вы это сказали! Кстати, между нами, девочками, говоря – как вы считаете, это он убил Уолли?
– Понятия не имею, – скривил губы доктор Честер.
– Просто представить не могу, чтобы кто-то из нас мог пойти на такое, – вздохнула Мэри.
– И все же дело обстоит именно так, – заметил доктор.
– А не мог это быть кто-то из посторонних? Из тех, о ком мы и не слыхивали.
– Милая моя, я ведь не сыщик. Тем не менее, на мой взгляд, это исключено.
– Я понимаю, это звучит нелепо, но мне страшно жаль, что вас именно в то время вызвали к больному. Мне кажется, окажись на месте доктора Хинчклиффа вы, что-то можно было бы изменить.
– Вздор! Ваш кузен испустил дух еще до приезда Хинчклиффа!
– Нет, я неверно выразилась. Просто вы гораздо умнее Хинчклиффа. Все так говорят. Вы могли бы подметить что-то важное.
– Спасибо, конечно, но я очень в этом сомневаюсь. Хинчклифф сделал все, что мог.
В эту минуту их прервал приход Эрминтруды, по пятам за которой следовал инспектор Хемингуэй.
– О, ты здесь, милочка! – воскликнула Эрминтруда. – Послушай, Мэри, правда ведь, что Гарольд Уайт в субботу сам заходил в оружейную?
– Конечно, тетушка Эрми! Я уже сказала это инспектору.
– Не говоря уж о том, что Уолли одолжил этому проходимцу сотню фунтов, которые тот так и не вернул!
– Не знаю точно, о какой сумме шла речь, но сколько-то он ему точно…
– Зато я это знаю наверняка! – воинственно заявила Эрминтруда. – Я проверила его чековую книжку. Так вот, я абсолютно уверена, что Уайт воспользовался случаем, чтобы украсть ружье! Я сразу сказала, что Уолли застрелил именно он!
– Да, верно, – увещевающе произнесла Мэри, – но только Уайт никак не мог это сделать, тетушка Эрми, – у него есть свидетели!
– Ерунда! – Эрминтруда отмахнулась от этого жалкого возражения, как от назойливой мухи. – Если не он, то Алан. Кстати, а что делал этот Алан во время убийства? Мне сказали только, что он ушел. А куда ушел, хотела бы я знать?
– Но, тетушка, с какой стати Алану понадобилось бы стрелять в Уолли? Он и с отцом-то своим не ладил.
– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачала головой Эрминтруда. – Я всегда терпеть не могла этих Уайтов, а женское чутье никогда меня не подводит! И не спорьте со мной! – вдруг взвизгнула она, пригвоздив инспектора к полу испепеляющим взглядом.
– Помилуйте, я и не собирался! – испуганно ответил инспектор Хемингуэй. – Однако, – добавил он, чуть помолчав, – если то, о чем мне рассказала ваша дочь, – правда, то мистер Уайт – последний человек на Земле, желавший смерти мистера Картера.
– Что вы там плетете про мою дочь? – грозно спросила Эрминтруда. Глаза ее опасно блестели, а ноздри судорожно трепетали. – Вы опять изводили ребенка своими пустыми подозрениями?
– Тетушка! – взмолилась Мэри, всплеснув руками.
– Никаких тетушек! – проорала Эрминтруда. – Я никому не позволю терзать мою бедную доченьку, зарубите себе на носу! И вообще, пока я жива, с ее головушки и волосок не упадет! Ясно?
Инспектора Хемингуэя этот выплеск страстей, похоже, ни в коей мере не тронул. Дождавшись, пока поток угроз иссяк, он льстиво произнес:
– Я прекрасно вас понимаю, мадам. И заверяю вас – вашу дочку никто не терзает! Наоборот, она сама была настолько любезна, что поведала мне весьма любопытные факты. У вашей дочери живой и пытливый ум, мадам. И теперь мне понятно – откуда. Безусловно, из того же источника, из которого она почерпнула свою красоту!
Эрминтруда, приятно пораженная его речью, тем не менее нашла в себе силы спросить достаточно суровым тоном:
– Зачем же в таком случае вы ее искали?
– Я ее вовсе не искал, – ответил инспектор Хемингуэй. – Если на то пошло, она сама ко мне обратилась. Впрочем, не вижу причин скрывать от вас тему нашего разговора, тем более что вы все равно про нее узнаете. Ваша дочь считает, что выяснила, зачем ваш муж отправился навестить мистера Уайта в воскресенье.
– Да что вы! – воскликнула Мэри. – А вы уверены, что она… Словом, не думаете ли вы, инспектор, что Вики просто водит вас за нос?
– Не знаю, – честно признался инспектор Хемингуэй. – Однако рядом с ней был мистер Диринг, который всяческим образом понукал ее изложить мне свои догадки.
– Ах вот как! Так, значит, я была права и мой кузен действительно пошел на какую-то сомнительную сделку с Уайтом и Джоунсом?
– Если верить мисс Фэншоу, то да. Что служит, мадам, дополнительным аргументом в пользу того, что мистер Уайт не убивал вашего мужа.
– Господи, да как об этом вообще можно всерьез говорить? – удивилась Мэри, смахивая непослушную прядь со лба. – Насколько я знаю, с того места, где он стоял, и моста-то не видно!
– Это верно, – кивнул инспектор Хемингуэй. – Тем не менее я привык с уважением относиться к женскому чутью. Так уж я воспитан.
Эрминтруда устремила на него преисполненный подозрительности взгляд, однако вид у инспектора был такой торжественный и чинный, что вдова решила пока не обижаться.
– Не знаю я, где он стоял, – проворчала она, – но ставлю десять против одного, что он это все подстроил. Лично я ничего против Джанет Уайт не имею, однако доверять ни ей, ни Сэму Джоунсу не стала бы ни на грош! Более отъявленного жулика и пройдохи, чем этот Джоунс, свет еще не видывал! Зато я знаю наверняка, что Уайт именно в субботу утром принес ружье Уолли, а потом сам пошел относить его в оружейную комнату. Ни у кого, кроме него, если не считать еще этого юного шантажиста, не было столь прекрасной возможности стащить ружье! – Глаза Эрминтруды вдруг блеснули. – Надеюсь, вы не считаете, что ружье могли украсть Боутри или Диринги? – с вызовом спросила она.
– Но, тетушка Эрми, ведь ружье могли похитить и в воскресенье! – напомнила Мэри.
– В воскресенье к нам приходили только Боб Стил и вы, Морис. Надеюсь, ты не думаешь, что ружье мог взять Боб? Ха-ха! – Чуть помолчав, она вдруг торжествующе воскликнула: – Кстати, а разве Алан Уайт не приходил к нам воскресным утром играть в теннис! Значит, я все равно права! Ружье взял Уайт – пусть даже и не Гарольд, а Алан!
Инспектор Хемингуэй метнул на нее благоговейный взгляд, а из крыла прислуги появился дворецкий Пики. Хемингуэй жестом подозвал его.
– Скажите, голубчик, вы видели в субботу мистера Уайта, когда он принес ружье, взятое у мистера Картера?
– Я не видел, как он пришел, инспектор.
– Но вообще – видели?
– Я видел, как мистер Уайт выходил из оружейной комнаты. Признаться, я даже опешил, но мистер Уайт пояснил, что мадам попросила его поставить ружье на место.
– А вы не заметили, нес ли он что-нибудь в руках?
– Да, инспектор, мистер Уайт нес свой футляр.
– Какой футляр? – встрепенулся инспектор Хемингуэй.
– Ружейный.
– Да, это верно, – вмешалась Эрминтруда. – Он принес ружье в своем собственном футляре, и я даже сказала, насколько это в духе моего мужа – отдавать ружье без футляра.
– Это был самый обычный ружейный футляр? – поинтересовался инспектор Хемингуэй.
– Нет, какая-то потертая дешевка, – брезгливо ответила Эрминтруда.
Пики осторожно кашлянул.
– С вашего позволения, мадам, я мог бы объяснить инспектору. Охотники называют такие футляры окороками, инспектор.
– В самом деле? А что-нибудь еще у него было?
– Нет, инспектор, больше ничего.
– Вы проводили его?
– Разумеется, – с легкой обидой произнес Пики.
– Что ж, тогда у меня все. – Дождавшись, пока дворецкий уйдет, инспектор произнес с видом человека, все иллюзии которого только что рассеялись прахом: – Похоже, что нам все-таки придется вычеркнуть Уайта из списка подозреваемых. Хотя и жаль.
– Не понимаю, с какой стати! – возмутилась Эрминтруда. – Я все равно убеждена, что это его рук дело!
– Да, но мое собственное чутье подсказывает мне, что ружье длиной в три фута нелегко засунуть в тридцатидюймовый футляр[5], – вкрадчиво произнес инспектор. – А жаль! Увы, таков уж удел полицейских. Сплошные разочарования!
Поскольку сама мысль о том, чтобы отвергнуть убежденность в виновности заклятого недруга, была для Эрминтруды нестерпимой, последние слова инспектора Хемингуэя по вкусу ей не пришлись. Она заявила, что мужчины вообще в большинстве своем способны только придираться, брюзжать и выискивать недостатки у других, а уж сам инспектор Хемингуэй видит в чужом глазу соринку, не замечая в своем бревна. В ответ же на его просьбу объяснить, каким образом можно запихать винтовку в футляр, предназначенный для дробовика, Эрминтруда обиженно заявила, что это его дело ломать голову над подобными загадками, но уж никак не ее.
