Официально преступление не раскрыто и по сей день.
Для мистера Эллери Куина — Куина-младшего — период, последовавший за «делом Себастиана», был одним из самых мрачных в жизни.
Даже свет отцовской любви инспектора Куина не мог рассеять этот мрак. Эллери день и ночь ходил из угла в угол или же долго и тупо смотрел в стенку. Он едва притрагивался к пище, отощал и одичал. Друзья перестали узнавать его.
На него не мог повлиять и профессиональный опыт инспектора Куина. Отец и сын до бесконечности обсуждали это дело — каким образом подставили под удар невиновного, кто бы мог это сделать, как выйти на настоящего преступника, — но так ни к чему и не пришли.
В конце концов мрак рассеялся — по крайней мере, в душе мастера Куина-младшего, — и другие дела стали привлекать его интерес и умение видеть очевидное и делать правильный вывод. Он раскрывал преступления, он писал книги. Он даже прославился. Но он ни на мгновение не забывал, какую неудачу он потерпел в своем втором — а фактически первом — расследовании убийства. Из памяти его давно ушли все подробности этого дела, но воспоминание о самой неудаче жило. Как стригущий лишай, остановленный, но не излеченный до конца, оно напоминало о себе, свербя под кожей.
Задачка для читателя,
на которую читателей почтительнейше просят обратить внимание
В современной детективной литературе можно часто ставить читателя в положение главного сыщика… В этой части повествования… вполне уместно некоторое отступление, в котором читателю непосредственно бросают вызов… Внимательный читатель детективных произведений, располагая теперь всеми… фактами, на этом этапе повествования уже определенно пришел к каким-то выводам… Решение — или доля решения, достаточная для того, чтобы безошибочно назвать виновного из числа действующих лиц, — можно получить через ряд логических построений или психологических наблюдений…
«Загадка цилиндра»Двадцать семь лет спустя: лето 1957 года
Глава Семнадцатая, в которой у мистера Куина случается серьезный приступ ностальгии и возникает фатальное искушение воскресить прошлое.
Стоял великолепный, по манхэттенским меркам, летний день. Утром температура была 72 градуса по Фаренгейту, влажность — 33 процента, а барометр, не колеблясь, стоял на отметке 30,05. Было тепло, сухо, свежо от прибрежного ветерка, голуби порхали вокруг окон, выходящих на улицу, и мальчишки гоняли мяч на 87-й Западной под ледяной звон тележки мороженщика, в нескольких кварталах к востоку манил Центральный парк, на западе и на востоке призывно струились реки, и что-то разнеженно шептали пляжи на севере и на юге… «Как раз тот самый день, — подумал Эллери, — который недобрая матушка Природа состряпала специально, чтобы сжить со свету всю породу прикованных к стулу, машинке и квартире идиотов, возомнивших себя писателями».
Он уже почти два часа трудился за своей роскошной электрической машинкой — а предъявить мог лишь листок желтой бумаги, замаранной пятью с половиной строчками отнюдь не бессмертной прозы, состоящей из 53 слов, 21 из которых он, напечатав, забил буквой X.
«Энергии нет, — подумал Эллери, опустив голову. — Витаминов мне не хватает, заторможенный я какой-то. Мне бы все в одну дуду дудеть. У меня уж тридцать романов за плечами — так на что мне тридцать первый? Вон Бетховену и девяти симфоний хватило».
С некоторой тревогой он осознал, что стареет. Эта мысль столь безгранично завладела им, что он немедленно напечатал еще две с половиной строчки, не прибегая к букве X даже для вымарывания опечаток. Но затем его снова охватило сознание тщетности всего этого, он опять повесил голову и неожиданно для самого себя пожелал, чтобы поскорей наступил полдень, и можно было бы сделать себе «кровавую Мери», не отступая от приличий.
В этот момент зазвонил телефон. Эллери прямо-таки прыгнул к нему.
— Эллери Куин слушает!
Говорил низкий мужской голос, дрожащий от волнения.
— Мистер Куин, спорим, что не догадаетесь, кто говорит?
Эллери вздохнул. Как раз то самое начало разговора, которое неизменно портило ему настроение в мипуты наибольшей восприимчивости.
— Я никогда не спорю, друг мой, и тем более, не гадаю. Кто говорит?
— Стэнли Девоу, — сказал голос и, не получив ответа, с надеждой добавил: — Девоу. Помните?
— Девоу? Девоу… Нет, — сказал Эллери. — Не припомню. Когда мы познакомились?
— Давным-давно. Может быть, вспомните сержанта Девоу?
— Сержант Де… Сержант Девоу! — возопил Эллери. — Здравствуйте, сержант! Как же я мог забыть? Ну как вы там, подросли?
— На дюйм сзади.
— Сержант Девоу. Провалиться мне на месте! Как дела?
— Помаленьку. А у вас?
— Аналогично, — угрюмо сказал Эллери. — Как это вы мне позвонили, сержант?
— Я больше не сержант, мистер Куин.
— Лейтенант? Капитан?
— Начальник.
— Начальник! Замечательно. Начальник чего?
— Я ушел с патрульной службы несколько лет назад, а тут как раз место начальника полиции освободилось.
— Тут — это где?
— В Элдервуде.
— В Элдервуде. — Воспоминания запрыгали, как кукуруза на горячей сковородке. — А куда делся начальник Бриккел?
— Бриккел? — Девоу хмыкнул. — Что, для вас, писателей, времени как бы не существует? В Элдервуде после Бриккела еще два начальника полиции сменилось. Старый Брик умер еще в тридцать седьмом.
— Старый Брик уж двадцать лет как умер. — Все знакомство Эллери с Бриком длилось каких-то пять часов, но известие очень его опечалило. — Так-так, сержант Девоу.
И больше ничего не мог придумать, что сказать.
Девоу тоже молчал. Потом он сказал:
— Знаете, зачем я звоню? Помните это запутанное дельце, мистер Куин, — два убийства в доме Крейга?
— Да? — Ноздри Эллери затрепетали.
— И знаете, что оно так и не раскрыто?
— Знаю.
— Так вот, с неделю назад я распорядился очистить одну из кладовок в подвале полицейского управления от всякого старого хлама…
— Полицейское управление? У вас же была каморка в ратуше.
— Теперь у нас собственное здание. В общем, там был не только тот хлам, который накопился за 22 года после постройки здания, но и кое-что перенесенное из старой ратуши. В общем, сегодня утром мы нашли ящик, а на нем написано знаете что? «Дело Себастиана».
— Ящик?
— Все, черт возьми, что имеет отношение к этому делу.
— Так. — Внутри у Эллери что-то зашевелилось — что-то неприятное. — А как оно попало в Элдервуд? Расследование-то велось в округе.
— Знаю. Похоже, никто не представляет, как оно здесь очутилось, и я уже собрался было сжечь его вместе с другим мусором, но вдруг сказал сам себе: «Эй, бьюсь об заклад, что Эллери Куин от этого не отказался бы». Да, мистер Куин?
Эллери промолчал.
— Мистер Куин?
— Да, не отказался бы, — медленно произнес Эллери. — Там все? Рождественские подарки, карточки?
— Полный набор этой ерунды. Да, хорошо, что я подумал об этом. — Похоже, начальник Девоу был собой доволен. — О’кей, мистер Куин, высылаю вам это дело экспресс-посылкой с поездом.
— Нет, не трудитесь, — сказал Эллери, на сей раз очень быстро. — Я бы сам подъехал и забрал. Сегодня вас устроит, шеф?
— Вы что, шутите? У меня вся команда на ушах стоит, как только узнали, что я с вами по телефону разговариваю.
— Все четверо? — Эллери усмехнулся.
— Четверо? Да у меня, не считая внутренней службы, тридцать два патрульных.
— Ого, — смиренно сказал Эллери.
— По-моему, вы найдете, что многое тут изменилось. Не рассчитывайте встретить здесь того тощего юнца полицейского, вам знакомого. — Стэнли Девоу загоготал. — Я, так сказать, немного в весе прибавил с тридцатого года.
Начальник полиции Девоу весил 300 фунтов. Эллери понадобилось напрячь все воображение, чтобы под слоями жира разглядеть стройную фигуру того сержанта Девоу, которого он знал. Лицо тоже было почти неузнаваемым.
— Слегка изменился, да, мистер Куин? — тоскливо спросил Девоу.
— Как и все мы.
— Вас-то я сразу узнал бы. Вы форму сохранили.
«Только не в самом главном», — подумал Эллери…
Везде все изменилось. На своем автомобиле с откидным верхом образца 1957 года он въехал в совсем незнакомый город и доехал до ветшающего, облицованного мрамором здания, построенного, очевидно, Управлением общественных работ. На стоянке были счетчики, стоянка свыше тридцати минут запрещалась, а вокруг возвышались административные здания. Все это было так же похоже на Элдервуд, который он посетил в 1929 году, как цветной телевизор на старый детекторный приемник миссис Янссен.