располагая уликами, которые мне удалось добыть, я послал за вами, а не за полицией.
Стерндейл, задыхаясь, опустился на сиденье, впервые, быть может, за всю свою полную приключений жизнь охваченный благоговейным страхом. В поведении Холмса сквозила спокойная уверенность, которой нельзя было противостоять. Наш гость пробормотал что-то невнятное, от волнения сжимая и разжимая свои огромные руки.
– Что вы имеете в виду? – выдавил он наконец из себя. – Если вам вздумалось блефовать, мистер Холмс, то для вашего опыта вы избрали неподходящего человека. Давайте не будем ходить вокруг да около. О чем идет речь?
– Отвечу вам прямо, – сказал Холмс, – по той причине, что надеюсь: откровенность повлечет за собой откровенность. Каков будет мой следующий шаг, всецело зависит от того, какой род защиты вы изберете.
– Защиты?
– Да, сэр.
– Моей защиты против чего?
– Против обвинения в убийстве Мортимера Трегенниса.
Стерндейл промокнул лоб носовым платком:
– Вижу, вы продолжаете блефовать. Все ваши успехи опираются именно на это исключительное умение?
– Блефуете вы, доктор Леон Стерндейл, а не я, – строго заметил Холмс. – В доказательство приведу несколько фактов, на которых основаны мои выводы. О вашем возвращении из Плимута, в то время как немалая часть вашего багажа отправилась в Африку, скажу только одно: именно это навело меня на мысль, что вы одно из действующих лиц, которых следует принять во внимание при реконструкции этой драмы…
– Я вернулся…
– Я слышал ваши объяснения и считаю их неубедительными и недостаточными. Пропустим это. Вы пришли ко мне с вопросом, кого я подозреваю. Ответить вам я отказался. Тогда вы отправились в дом викария, некоторое время простояли возле него в ожидании, затем вернулись к себе в коттедж.
– Откуда вы это знаете?
– Я следовал за вами.
– Я никого не видел.
– А никого и не видят, если следом иду я. Вы провели у себя в доме бессонную ночь и выработали некий план, за который и взялись ранним утром. Выйдя из коттеджа, едва начало рассветать, вы наполнили карман красноватым гравием, который кучей лежит у ваших ворот.
Стерндейл вздрогнул и воззрился на Холмса в полном изумлении.
– Затем вы быстрым шагом прошли милю до самого дома викария. На ногах у вас, позволю себе заметить, были те же теннисные туфли с рифленой подошвой, что и сейчас. В доме викария вы прошли через сад, миновали боковую живую изгородь и остановились под окном квартиранта, Трегенниса. Уже рассвело, однако в доме все спали. Вы вытащили из кармана горсточку гравия и швырнули в окно наверху.
Стерндейл вскочил на ноги с возгласом:
– Да вы сам дьявол, не иначе!
Услышав этот комплимент, Холмс улыбнулся:
– Вам потребовалось бросить две или даже три горсти, прежде чем жилец подошел к окну. Жестом вы поманили его вниз. Он поспешно оделся и спустился в гостиную. Вы забрались туда через окно. Между вами произошел короткий разговор, во время которого вы расхаживали из угла в угол. Затем вы вышли, закрыли окно и встали на лужайке с сигарой, наблюдая за происходящим. Наконец после смерти Трегенниса вы удалились прежней дорогой. Итак, доктор Стерндейл, чем вы можете оправдать подобное поведение и каковы были мотивы ваших действий? Если вы станете увиливать от ответа и постараетесь меня одурачить, позвольте вас заверить, что я передам это дело в другие руки.
Лицо нашего гостя, пока он слушал речь своего обвинителя, сделалось пепельно-серым. Некоторое время он, закрыв лицо руками, просидел в раздумье. Потом внезапным порывистым жестом вытащил из нагрудного кармана фотографию и бросил ее перед нами на грубо сколоченный стол.
– Вот почему я это сделал, – прохрипел он.
Фотография представляла собой поясной портрет очень красивой женщины. Холмс склонился над снимком.
– Бренда Трегеннис, – констатировал он.
– Да, Бренда Трегеннис, – повторил наш гость. – Я любил ее не один год. Не один год она любила меня. В этом и состояла тайна моего корнуоллского уединения, удивлявшего многих. Здесь я находился вблизи единственного дорогого мне существа. Жениться на ней я не мог: у меня есть жена, которая давно меня бросила, однако, согласно нелепым английским законам, развод с ней невозможен. Год за годом проходил в ожидании для меня и для Бренды. И вот чего мы дождались.
Мощная фигура доктора сотряслась от глухих рыданий, и он стиснул себе горло, прикрытое пятнистой бородой. Затем, с усилием овладев собой, продолжал:
– Викарий знал обо всем. Мы ему полностью доверяли. Он подтвердит вам, что Бренда была сущим ангелом. Вот почему он послал мне телеграмму и я вернулся. Что значил для меня багаж, отправленный в Африку, по сравнению с участью, постигшей мою возлюбленную? Теперь у вас в руках ключ к моим действиям, мистер Холмс.
– Продолжайте, – молвил мой друг.
Доктор Стерндейл вынул из кармана бумажный пакет и положил его на стол. На нем была надпись «Radix pedis diaboli» с алым ярлыком, предупреждавшим о том, что это яд. Доктор пододвинул пакет ко мне:
– Насколько я понимаю, сэр, вы доктор. Слышали когда-нибудь об этом препарате?
– Корень ноги дьявола?! Нет, в жизни не слыхивал.
– Это не бросает ни малейшей тени на ваши профессиональные знания, – сказал доктор. – Полагаю, что, кроме одного-единственного образца, который хранится в лаборатории в Буде, в Европе этого вещества нет. Оно до сих пор не применяется в фармацевтике и не упомянуто в литературе по токсикологии. Корень имеет форму ноги – наполовину человеческой, наполовину козлиной; отсюда и причудливое название, данное ему миссионером-ботаником. В некоторых областях Западной Африки знахари применяют его на суде для испытания ядом и держат втайне. Этот образчик достался мне при крайне необычных обстоятельствах в местности, называемой Убанги.
Доктор развернул пакет и показал кучку красновато-коричневого порошка, похожего на нюхательный табак.
– И что же, сэр? – сурово осведомился Холмс.
– Я намерен рассказать вам, мистер Холмс, обо всем, поскольку вы знаете уже так много, что нарисовать полную картину – явно в моих интересах. Я уже объяснил вам, в каких отношениях состоял с семейством Трегеннис. Ради сестры я по-дружески вел себя с братьями. Семейная ссора из-за денег отдалила от них Мортимера, однако все разногласия были как будто улажены, и я держался с ним точно так же, как и с остальными. Мортимер был хитрым и скользким интриганом; кое-что вызвало у меня подозрение, но причин для открытого столкновения с ним не было.
Однажды, всего лишь пару недель назад, Мортимер явился ко мне в коттедж, и я показал ему кое-какие африканские редкости. Среди прочих достал и этот порошок, рассказал о его удивительных свойствах: как он стимулирует мозговые центры, управляющие страхом,
