Он замолчал, ожидая ответа. Все с недоумением переглядывались, качали головами. Никто не сказал ни слова.
— Напрягите память, — убеждал их инспектор. — Вы, конечно, помните, что в понедельник вечером я прошел вдоль рядов и всем вам задавал одни и те же вопросы. Разумеется, я не хочу, чтобы вы сейчас мне лгали, и не надеюсь, что вас осенит озарение, раз оно не осенило вас в понедельник. Но я в очень трудном положении. Здесь убили человека, а мы, честно говоря, понятия не имеем, кто это сделал. Такого сложного дела у нас никогда не было. И вот, оказавшись в полном тупике, — я вам все говорю как на духу и жду от вас того же самого, — мы решили обратиться к вам — единственным зрителям, которые пять дней тому назад могли заметить в непосредственной близости от себя что-то из ряда вон выходящее. Я по опыту знаю, что в ситуации стресса человек может забыть какую-нибудь мелкую подробность, а через несколько часов или дней она вдруг всплывает у него в памяти. Мне хочется верить, что нечто в этом роде случится и с вами…
Слова инспектора сняли с его аудитории нервное напряжение. Люди стали возбужденно перешептываться; одни качали головами, другие яростно о чем-то спорили вполголоса. Инспектор терпеливо ждал.
— У кого есть что сказать, поднимите руку.
В воздух робко поднялась белая женская рука.
— Слушаю вас, мадам, — сказал инспектор. — Вы припомнили что-то необычное?
На ноги смущенно поднялась пожилая дама с морщинистым, как печеное яблоко, лицом и заговорила тонким голосом:
— Не знаю, сочтете ли вы это важным, сэр, но я помню, что во время второго акта некая женщина — по-моему, женщина — прошла вперед, а через несколько секунд вернулась назад.
— Да? Это интересно, мадам. А когда это было?
— Точно времени я не помню, — пропищала старуха, — но примерно минут через десять после начала акта.
— Так… А как она выглядела, вы не помните? Молодая или пожилая? Во что была одета?
Старуха замешкалась:
— Нет, не помню. Я не обратила…
Тут с последнего ряда раздался звонкий голос. Все повернули голову.
— Хватит об этом, инспектор! — крикнула вскочившая на ноги Мадж О'Коннел. — Это я шла по проходу. Еще до того, как… ну, вы знаете!
Она дерзко подмигнула инспектору. Все изумленно ахнули. Старуха непонимающим взглядом поглядела на билетершу и села.
— Ясно, — сказал инспектор. — Еще кто-нибудь что-нибудь вспомнил?
Все молчали. Понимая, что некоторые, может быть, не решаются высказывать свои подозрения прилюдно, инспектор пошел по рядам, задавая вопросы тихим голосом. Обойдя всех, он вернулся на свое место.
— Видимо, мне придется вас отпустить, леди и джентльмены. Большое спасибо за содействие. Вы можете идти!
Последняя фраза прозвучала как щелчок бича. Свидетели огорошенно посмотрели на него и встали. Тихо переговариваясь, надели пальто и шляпы и под зорким взглядом Вели потянулись к выходу. Хильда Орандж, стоявшая в группе актеров, вздохнула.
— Жалко смотреть на бедного инспектора, — прошептала она своим коллегам. — Он так разочарован. Ну, пошли!
Актеры и актрисы тоже направились к дверям.
Квин отправился вверх по проходу и остановился перед немногими свидетелями, которые остались. Они, по-видимому, почувствовали, что он весь кипит, и сжались на своих креслах. Но у инспектора вдруг произошла столь характерная для него смена настроения. Он сел, закинул руки на спинки соседних кресел и окинул взглядом Мадж О'Коннел, Пастора Джонни и остальных.
— Ну ладно, любезные, — вполне добродушно сказал он. — А ты что скажешь, Пастор? Ты свободный человек, тебе не надо больше остерегаться шелковых осложнений, и ты можешь высказываться, как всякий добропорядочный гражданин. Могу я надеяться на твою помощь?
— Нет! — буркнул гангстер. — Я вам сказал все, что знаю. Больше мне сказать нечего.
— Ясно… Знаешь, Пастор, а нас очень интересует, что у тебя были за делишки с Филдом.
Гангстер ошеломленно вскинул голову.
— Да-да, нам хотелось бы знать, что у тебя с ним были за шуры-муры. Вот так-то. Пастор! — вдруг рявкнул инспектор. — Так кто убил Монте Филда? Кому он досадил? Если знаешь — выкладывай!
— Ну что вы, инспектор, — заскулил Пастор. — Опять вы на меня наезжаете! Откуда мне знать? Филд был тот еще прохиндей! Он про своих врагов не болтал. Откуда мне знать, кто имел на него зуб? Мне он ничего плохого не сделал, даже раза два выручил, — не краснея, признался он. — Но что он будет в понедельник в театре, я ведать не ведал.
Инспектор повернулся к Мадж.
— Ну а ты что скажешь, О'Коннел? — спросил он. — Мой сын мистер Квин говорит, ты призналась ему, что в понедельник заперла выходы. А мне ты про это ничего не сказала. Так что ты знаешь?
Девушка хладнокровно встретила его взгляд:
— Я уже говорила вам, инспектор, что ничего не знаю.
— А вы, Вильям Пьюзак? Вы тоже ничего нового не вспомнили?
Пьюзак поежился.
— Кое-что вспомнил, инспектор, когда прочитал про убийство в газетах, — пробормотал он. — Хотел вам сказать. Вспомнил, что, когда я наклонился над мистером Филдом, мне в нос ударил запах виски. Не помню, говорил ли я вам об этом.
— Спасибо, — сухо сказал инспектор, вставая. — Очень полезное сообщение. Вы все свободны.
Продавец лимонада Джесс Линч разочарованно посмотрел на инспектора:
— А со мной вы разве не хотите поговорить?
— А, да. Поставщик освежительного напитка… — улыбнулся инспектор. — И что ты хочешь мне сказать, Джесс?
— Дело в том, что, прежде чем Филд подошел ко мне и потребовал имбирного эля, он что-то подобрал на земле. Какую-то сверкающую штуку — я хорошенько не рассмотрел. И положил себе в карман.
Он торжествующе оглядел остальных, словно ожидая аплодисментов. Инспектор поглядел на него с интересом:
— А на что был похож этот сверкающий предмет, Джесс? Это не мог быть револьвер?
— Револьвер? Вряд ли, — с сомнением ответил Джесс. — Он был вроде как квадратный…
— А женская сумочка? — перебил его инспектор.
Лицо Джесса озарила улыбка.
— Вот-вот! — воскликнул он. — Это сумочка, наверно, и была. Украшенная цветными камешками.
Квин вздохнул.
— Молодец, Линч, — сказал он. — Можешь идти домой.
Гангстер, билетерша, Пьюзак со своей подружкой и Джесс молча встали и вышли. Вели проводил их до парадной двери.
Подождав, пока они все уйдут, Сэмпсон отвел инспектора в сторону.
— Я смотрю, Квин, дела вроде идут неважно?
— Генри, мой мальчик, — улыбнулся инспектор, — мы, можно сказать, свихнули мозги на этом деле. Да еще время поджимает… Как бы мне хотелось…
Но он не сказал, чего бы ему хотелось. Крепко взяв за руку Джуну, он пожелал спокойной ночи Панзеру, Нейлсону, Вели и окружному прокурору и ушел из театра.
Когда инспектор отпер дверь в свою квартиру, Джуна поспешно подобрал с пола желтый конверт. Его явно подсунули в щель под дверью. Джуна замахал конвертом перед лицом инспектора.
— Это от мистера Эллери, провалиться мне на этом месте! — воскликнул он. — Я знал, что он не забудет!
Радостно оскалившись и помахивая телеграммой, он, как никогда, был похож на обезьянку.
Инспектор выхватил у него конверт и, не снимая пальто и шляпы, включил в гостиной свет. В конверте оказалась полоска бумаги с текстом телеграммы.
Джуна был прав: телеграмма была от Эллери.
«Доехал благополучно. Шовин в восторге. Рыбы полно. Кажется, я решил твою проблему. Советую последовать примеру выдающихся личностей: Рабле, Чосера, Шекспира и Драйдена, которые советовали выдавать вынужденные действия за добровольные. Почему бы тебе тоже не заняться шантажом? Не шпыняй Джуну понапрасну. Твой Эллери».
Инспектор изумленно смотрел на безобидный клочок бумаги, и его лицо расцвело озарением.
Он схватил Джуну за руку, нахлобучил на его лохматую голову шапку и потянул за собой.
— Ну, сорванец! — с ликованием воскликнул он. — Пошли за угол и отметим это событие парой стаканчиков крем-соды.
Глава 20
В которой мистер Майклс пишет сочинение
Инспектор Квин бодрой поступью вошел в свой крошечный кабинет и сбросил пальто на стул. Впервые за истекшую неделю он был похож на себя.
Было утро понедельника. Он потер руки, замурлыкал «Тротуары Нью-Йорка», бухнулся в кресло и быстро просмотрел накопившиеся на столе рапорты и почту. Примерно полчаса он звонил по телефону и отдавал устные распоряжения своим подчиненным. Потом взглянул на бумаги, которые принесла ему стенографистка, и, наконец, нажал одну из кнопок на столе.
В дверь тут же вошел Вели.
— Привет, Томас! — дружелюбно сказал инспектор. — Ну и как ты себя чувствуешь в этот благодатный осенний денек?
