В холле он нетерпеливо и жадно привлек ее к себе, будто боялся, что и сейчас она может ускользнуть.
— Милая, все в порядке?
— Разумеется.
— Чего он хотел?
— Обычная история. Мистер Самый Главный желал, чтобы все знали, что он работает даже в День благодарения, «нигде не мог отыскать нужное письмо», и…
— А оно оказалось на месте?
— Конечно! Мне потребовалось всего тридцать секунд, чтобы его найти.
— А потом?
— Ну, а потом, поскольку я уже была там… Давай не будем об этом говорить. Я устала от бизнеса. ПойдемкаПойдем-ка, присоединимся к остальным.
— Они все готовы придавить свои подушки, — усмехнулся Джилберт.
Стефен крикнул из общей комнаты:
— Кармен, не давай себя дурачить. Мы с Бернис только что говорили о том, что нужно поставить танцевальную пластинку, убрать ковры и начать веселиться… Я сам вернулся несколько минут назад.
Кармен прошла в гостиную, муж обнимал ее за плечи.
— Все занимался продажей земельных участков?
— Ну нет, — ответил Стефен, — я уехал от Джилспая в семь часов, но по дороге понял, что нужно проверить еще несколько документов. Черт побери, как эти богачи не считаются с чужим временем! Ну, теперь все хорошо. Завтра сделка будет оформлена. Так что для нас сейчас лишь начало вечера.
Джилберт покачал головой:
— Сомневаюсь, чтобы Кармен захотелось танцевать после прогулки в Лос-Анджелес… Может быть, нам лучше чего-нибудь выпить?
Кармен посмотрела на ма Фрилмен, та откровенно боролась с дремотой.
— Я не хочу, чтобы ваша мать считала меня падшей женщиной, — сказала она, — но двойное шотландское с содовой в полном смысле слова изменит мои взгляды на жизнь.
Бернис приподняла наполовину наполненный бокал.
— Думаете, она не кутнула? Полчаса назад осушила целую бутылку имбирного эля, если хотите знать!
Ма Фрилмен с улыбкой сказала:
— И он прямиком ударил мне в голову. Вы, молодежь, продолжайте веселиться, а я ложусь спать. Как ты, папа?
Ее супруг осмотрел компанию блестящими глазами.
— Я еще не докурил сигару.
— Па, это только предлог. Просто тебе хочется задержаться подольше и повеселиться с молодежью. Пожалуйста, я не…
Во входную дверь позвонили.
Разговоры смолкли. Присутствующие обменялись недоумевающими взглядами. Миссис Фрилмен воскликнула:
— Чудеса! Что бы это могло значить? Обычно мы рано ложимся спать. Интересно, кто мог явиться среди ночи?
— Возможно, кому-то нужно узнать номер дома? — высказала предположение Кармен.
Эдвард рассмеялся.
— Сразу видно городскую жительницу! Неужели ты еще не уяснила, что здесь нет вашей тесноты и неразберихи? В наших краях соседи не живут на головах друг у друга. Наш дом отстоит на четверть мили от проезжей дороги, а номер написан на почтовом ящике, а не на доме.
Папаша Фрилмен поднялся и вышел в холл. Они слышали, как он отворил парадную дверь и громко воскликнул:
— Хэлло, шериф! Хэлло, Селби!
Раздался медлительный голос Брэндона:
— Мы бы не стали вас беспокоить, Фрилмен, но увидели, что дом освещен.
Эдвард расхохотался.
— Ну все, нас засекли шериф и окружной прокурор.
Корлисс погрозила пальцем:
— Можно не сомневаться, кто-то из вас, городских жителей, слишком шумно себя вел и потревожил соседей.
Как бы подчиняясь чьему-то приказу, все разом громко заговорили, посыпались шуточки, остроты, насмешки, которые полностью заглушили голоса в холле.
Перекрывая шум, раздался голос папашы Фрилмена:
— Кармен, выйди на минутку. Тебя хочет видеть шериф.
Стефен шутливо заметил:
— Сейчас вы ответите за то, что наехали на пешехода, Кармен. В нашем округе вам не отделаться горючими слезами!
Корлисс Дитмер подхватила:
— Особенно, когда от вас попахивает спиртным и…
И тут же осеклась, увидев выражение лица Кармен.
Кармен поднялась бледная, подавленная. Сделав над собой видимое усилие, сказала:
— Джилберт, прошу тебя, оставайся на месте. Я узнаю, что им нужно.
Джилберт было поднялся, но тут же снова сел. Было что-то необычайно трогательное в том, как он старался придать происходящему будничный вид, вынуждая остальных «не обращать внимания».
— Ну что же, — сказал он, — коль мы решили заняться танцами, выбирайте пластинки. И нужно убрать ковры.
Никто не сдвинулся с места. Сам Джилберт сидел очень тихо, стараясь не прислушиваться к негромким голосам в холле.
Внезапно Кармен появилась в дверях и улыбнулась.
— Шериф просит, чтобы я на кого-то посмотрела с целью опознания. Я поеду. Это займет максимум десять — пятнадцать минут.
Корлисс спросила:
— Не хотите, чтобы я съездила с вами за компанию?
Но Джилберт уже поднялся с места.
— Милая, я еду с тобой. Мы возьмем нашу машину.
— Не глупи. Это обычная рутина…
На этот раз никто и не старался притворяться, будто ничего не происходит. Все сидели настороженные, ожидая реакции шерифа; казалось, что прошла вечность, прежде чем он протянул:
— Мы хотим опознать человека, который, вероятно, забрался в чужой дом. Мы предполагаем, что ваша жена могла где-нибудь видеть этого типа.
Стефен усмехнулся:
— Следите за ней повнимательнее, шериф. Она носит оружие.
Все дружно засмеялись, стараясь скрыть беспокойство.
Вот раздались шаги на крыльце, заурчал мотор, и машина неслышно скользнула в темноту ночи.
Брэндон предупредил:
— Возможно, вы будете поражены, миссис Фрилмен. Мне очень не хотелось вас тревожить, но приходится.
Гарри Перкинс прикрикнул:
— Сидеть, Фидо. Сидеть!
Черная собачонка послушалась.
— Черт возьми, какой сообразительный! — пришел в восторг Перкинс. — Он понимает буквально каждое слово.
— Миссис Фрилмен, это мистер Перкинс, — представил Брэндон.
Перкинс на минуту отвел глаза от собаки.
— Счастлив знакомству. Вашего супруга знал еще в школе. Я руководил кружком внешней политики, а он принимал деятельное, я бы сказал, участие. Хэлло, Джилберт! Как дела?
Джилберт пожал всем руки.
— Что за история? — спросил он.
Селби, не отвечая на вопрос, предложил:
— Пошли, друзья. Это вроде холодного душа. Крайне неприятно, но полезно для здоровья… Если не возражаете, миссис Фрилмен, то вот по этому коридору, до конца.
— Постойте, — запротестовал Джилберт, — там же…
Он не договорил.
Селби твердо сказал:
— Да, там труп.
— Я не хочу, чтобы Кармен…
— К чему лишние разговоры? — сказала Кармен. — Покойников мне приходилось видеть… Шериф, а почему вы думаете, что я знаю этого человека?
— Мы хотим, чтобы вы взглянули на его ботинки, только и всего… Если вы внушите себе, что это лишь неприятная обязанность, про которую сразу можно будет забыть…
Перкинс откинул простыню. С минуту царила мертвая тишина, затем Джилберт, тихонько охнув, воскликнул:
— Великий Боже, да это же Десмонд Биллмейер!
— Вы уверены? — быстро спросил Брэндон.
— Конечно. У него работает Кармен. — Он повернулся к жене и обнял ее за талию. — Это и правда шок.
Ведь это Биллмейер, да, дорогая?
Кармен открыла рот, пытаясь ответить, но дрожащие губы отказывались ей повиноваться. Она жалобно посмотрела на мужа.
— Милая, все хорошо, — сказал он. — Это же…
Колени у нее подогнулись, и она упала прямо на пол, выскользнув у мужа из рук. Не ожидая такого финала, Джилберт подхватил ее лишь в самый последний момент.
— Возьмите ее за ноги, — попросил он, — ее надо унести отсюда. Кармен вообще не следовало приводить сюда.
Кармен Фрилмен, лежавшая на кушетке в кабинете коронера, выглядела худенькой и слабой. На бледном лице косметика, лишенная естественного фона, производила неприятное впечатление.
Джилберт продолжал так же сердито:
— Вы не имели права подвергать ее такому испытанию!
Брэндон возразил с достоинством:
— Для нас крайне важно было установить личность этого человека.
— Меня совершенно не интересуют ваши соображения. И не воображайте, что я разрешу вам ее расспрашивать, когда она придет в себя. С нее довольно.
— Но это действительно Биллмейер?
— Еще бы! Я видел его неоднократно.
— Когда вы видели его в последний раз?
— С неделю назад.
— А ваша жена?
— Сегодня днем она ездила в контору. Биллмейер вообразил, что она потеряла какое-то письмо. Ну и вызвал по телефону. Это была лишь поза, стремление показать, какой он ревностный работник, даже в День благодарения не отдыхает.
— Ваша жена отыскала пропажу? — спросил Селби.
— Письмо и не пропадало. Он ее заставил примчаться в Голливуд только для того, чтобы выдвинуть ящик стола и достать бумагу. Это преисполнило его сознанием собственного величия.
— Сразу видно, что вы его не любите! — заметил Селби.
— Да, не люблю. Вернее, не любил. Да и кому понравится такое высокомерие и зазнайство?