— В стельку пьяный?
— Другим я его и не видел.
— А вы не знаете, куда он потом направлялся?
— Когда? После того, как оставлял машину? Понятия не имею!
— Он просил ее почистить, починить?
— Ничего подобного! Год не сливал масло.
— И что вы о нем думаете?
Хозяин гаража покачал головой:
— А ничего.
— Оригинал?
— Их тут столько на Лазурном берегу, что мы уже перестали удивляться! Даже внимания не обращаешь.
Да вот, за примером далеко ходить не надо! Давеча заявилась одна девица, американка, сделай, говорит, мне машину в форме лебедя… А мне чего, раз платит!..
Оставались игральные автоматы! В баре возле порта, куда вошел Мегрэ, находились только матросы швартовавшихся поблизости яхт.
— У вас нет игрального автомата?
— Их запретили месяц назад… Но нам скоро должны завезти новую модель, пока ее запретят, глядишь, два-три месяца пролетит…
— Но все-таки их можно где-нибудь найти?
Хозяин бара не ответил.
— Что будете пить?
Мегрэ заказал вермут. Оглядел выстроившиеся вдоль причала суда, матросов с вышитыми на рубашках названиями яхт.
— А вы знали Брауна?
— Какого Брауна? Того, что убили?.. Он сюда не захаживал…
— А куда?
Неопределенный взмах руки. Бармен занялся другим посетителем. Ну и теплынь! На улице еще только март, а тело уже потное и словно пахнет летом.
— Мне приходилось о нем что-то слышать, — бармен вернулся с бутылкой в руке, — не помню от кого.
— На нет и суда нет! Сейчас меня больше всего интересуют игральные автоматы…
Браун вышел из дому в плаще. Наверняка, когда он возвращался, женщины обшаривали его карманы.
Значит, жетоны остались после последнего паломничества…
Пока все очень неясно и зыбко. И к тому же солнце светило так ярко, что Мегрэ хотелось устроиться вместе со всеми на террасе и смотреть на корабли, чуть заметно качавшиеся на тихой воде.
Светлые трамваи… Красивые автомобили… Показалась еще улица с множеством магазинчиков, шедшая параллельно Ла-Круазет…
— Если Браун и совершал паломничество в Канн, то явно не сюда, — проворчал Мегрэ и зашагал дальше.
Время от времени он заходил в бары, попадавшиеся ему по дороге. Выпивал стаканчик вермута и расспрашивал об игральных автоматах.
— Известная тягомотина! Каждые три месяца их отбирают… Потом ставят другие и три месяца опять не трогают…
— Вы не знали такого Брауна?
— Того Брауна, что убили?
Монотонное занятие, ничего не скажешь! И время уже перевалило за полдень. Солнце светило над самой головой. Мегрэ так и подмывало подойти к полицейскому и как праздному гуляке поинтересоваться:
— А где тут можно поразвлечься?
Будь сейчас рядом мадам Мегрэ, она бы сказала, что его глаза слишком блестят после всех выпитых бокалов вермута.
Комиссар завернул в один переулок, в другой и — неожиданно Канн с высокими зданиями, ослепительно белыми в лучах солнца, исчез, и он попал в совершенно другой мир: узкие, чуть ли не в метр шириной улочки, белье, развешанное на проволоке, протянутой от одного дома к другому.
Справа красовалась вывеска: «Для настоящих моряков».
Слева другая: «Бар „Либерти“.
Мегрэ зашел к «Морякам», подошел к стойке и попросил налить ему вермута.
— Вот тебе на! Я-то был уверен, что у вас есть игральный автомат…
— Стоял когда-то!
После всех этих хождений по городу голова у Мегрэ потяжелела, ноги сделались ватными.
— Но ведь некоторые их оставили!
— Некоторые, да! — пробурчал парень, проведя тряпкой по стойке. — Всегда находятся люди, что делают все по-своему. Только нас это не касается, правильно?
Он бросил взгляд на улицу и ответил на новый вопрос Мегрэ:
— С вас два франка двадцать пять… Сдачи нет…
Комиссар вышел на улицу и направился к двери бара «Либерти».
В небольшой — метра два в ширину и три в длину — комнате никого не оказалось. Чтобы войти в нее, надо было спуститься по ступенькам, так как пол находился ниже уровня улицы.
Узкая стойка. Полка с дюжиной рюмок. Игральный автомат. И, наконец, два столика.
В глубине виднелась стеклянная дверь, скрытая занавесками. Сквозь тюль виднелись чьи-то головы. Но никто не встал, чтобы встретить посетителя. И лишь немного спустя раздался женский крик:
— Чего это вы там застряли?
И Мегрэ вошел, спустившись еще на одну ступеньку вниз. Окно на уровне тротуара напоминало скорее отдушину. В его тусклом свете комиссар увидел трех человек за столом.
Прокричавшая ему женщина продолжала есть, посматривая на комиссара так, как и он сам привык смотреть на людей, то есть спокойно, но не упуская при этом ни малейшей детали.
Не убирая локтей со стола, она наконец вздохнула и подбородком указала гостю на свободный табурет:
— Ну вы не спешили!
Рядом с ней спиной к Мегрэ сидел мужчина, судя по одежде моряк. Очень чисто отстиранная форма.
Светлые, коротко подстриженные волосы. Рубашка с манжетами.
— Ешь спокойно, — кинула ему женщина. — Все нормально…
На другом конце стола сидела девушка с бледным лицом. В ее больших глазах, устремленных на Мегрэ, сквозила недоверчивая настороженность.
Из халата полностью вылезала левая грудь, но никто не обращал на это внимания.
— Садитесь! Мы продолжим обедать с вашего разрешения?
Сколько ей? Сорок пять? Пятьдесят? Или больше?
Трудно сказать. Растолстевшая, улыбчивая и уверенная в себе женщина. Сразу видно, ничем ее не испугаешь, она все уже на своем веку видела, слышала и перепробовала.
Ей хватило одного взгляда, чтобы догадаться, что привело сюда Мегрэ. Но она даже не удосужилась встать и продолжала невозмутимо нарезать толстыми кусками жареное мясо. Мегрэ невольно засмотрелся на ее работу, ему редко доводилось видеть столь аппетитную, с жирком заднюю баранью ногу.
— Вы из Ниццы или из Антиба? Что-то я вас никогда прежде не видела.
— Я из Парижа, уголовная полиция…
— А!
Одним звуком она сумела выразить, что понимает и в должной мере оценивает высокий ранг своего гостя.
— Так, значит, это правда?
— Что именно?
— Ну, что Уильям был важной особой…
Мегрэ наконец удалось разглядеть матроса в профиль. Необычный матрос. Сшитая из тонкого сукна форма с золотым галуном. Клубный герб на фуражке.
Он был явно смущен тем, что его застали в таком месте. И ел, не отрывая глаз от тарелки.
— Кто это?
— Все его зовут Ян… Фамилию не знаю… Он служит стюардом на борту «Ардены», шведской яхты, которая каждый год проводит зиму в Канне… Ян — к тому же и метрдотель… Не так ли, Ян?.. Господин из полиции…
Я тебе рассказывала про Уильяма.
Тот утвердительно кивнул головой, но, кажется, не совсем понял, о чем идет речь.
— Он хотя и сказал «да», но до него не дошло, о чем я говорю, — произнесла женщина, не обращая внимания на матроса. — Никак не может привыкнуть к французскому… Но парень хороший… Дома у него жена и дети…
Покажи фотографию, Ян!.. Фотографию, да…
Мужчина достал из кармана фотографию. На ней была изображена молодая женщина, сидящая на крыльце дома, и два маленьких ребенка, играющих перед ней на траве.
— Близняшки! — пояснила хозяйка бара. — Ян иногда заходит сюда пообедать, потому что здесь у нас по-семейному. Это он принес баранью ногу и персики.
Мегрэ взглянул на девицу, которая по-прежнему и думать не думала прятать грудь.
— А… эта…
— Сильви, крестница Уильяма…
— Крестница?
— Да нет, не по-церковному!.. Он даже не присутствовал на ее крестинах… Сильви, а ты вообще крещеная?
— Конечно!
Девушка без всякого аппетита ковырялась в тарелке, продолжая по-прежнему с опаской посматривать на Мегрэ.
— Уильям любил ее… Она жаловалась ему на свои беды… А он ее утешал…
Мегрэ сидел на табурете, уперев локти в колени и положив подбородок на скрещенные руки. Толстуха тем временем натирала чеснок для салата, подлинного шедевра кулинарного искусства.
— Вы уже обедали?
— Да… — солгал комиссар. — Я…
— Потому, что вежливость так требует сказать… Да у нас тут просто, без церемоний… Правда, Ян?.. Поглядите-ка на него! Согласно кивает, хотя ни черта не понял… Ей-богу, нравятся мне эти мальчики с Севера!..
Попробовав салат, она добавила немного оливкового масла с фруктовым запахом. Скатерть отсутствовала, да и сам стол был далеко не самый чистый. Видневшаяся на кухне лестница, должно быть, вела в погреб. В углу стояла швейная машинка.
А на дворе сияло такое солнце, что подвальное окошко выглядело ослепительным прямоугольником, по сравнению с которым комната, казалось, была погружена в прохладный полумрак.
