– Кажется, она сидела вон в том углу. За тем столиком для двоих. Вошла одна, но ее визави не замедлил с ней заговорить, и они покинули вагон-ресторан.
– На кого он похож?
– Ну, еще довольно молодой. Что-то около сорока.
В Париже Боб отправился на улицу Гей-Люссака. Здание гостиницы было самым маленьким на этой улице, всего четыре этажа, тесно зажатым между шести-, семиэтажными домами. Позади стойки через раскрытую дверь можно было видеть хозяина, мсье Бедона, склонившегося над кипой бумаг.
– Подумать только! Мсье Боб... Какими судьбами?
– Не очень-то счастливыми. Прежде всего, скажите мне, здесь случайно нет моей сестры?
– Нет. Она уже полгода, как не приезжала.
– Вы ничего не заметили во время ее последнего приезда?
– Она пробыла всего три дня.
– Ну, это мне известно.
– Она отправилась в город в первый же вечер после того, как отнесла в номер свой чемодан, заявив при этом, что собирается пойти подышать воздухом. В действительности же, вам я могу это сказать, она вернулась лишь в четыре утра.
– Как она выглядела?
– Как будто в полном порядке. Ключ ей выдал старый Виктор. Какое-то время они болтали. Она сейчас в Париже?
– Возможно.
– Мне кажется странным, что она не остановилась, как обычно, у нас.
Мсье Бедон нахмурил брови.
– Вы ее разыскиваете?
– Можно сказать, да. Она уехала из дому, никого не предупредив.
– Очевидно, она весьма независимая барышня.
– А в две другие ночи, которые сестра провела в Париже, она тоже возвращалась под утро?
– Вынужден вам сказать, что да.
– А в прошлые приезды с ней такое случалось?
– Чтобы три ночи кряду – такого никогда. Днем она практически не выходила на улицу. В два часа заказала в номер сандвичи, затем, должно быть, снова уснула. Она отправилась в город, когда настало время ужина.
– Спасибо, мсье Бедон.
Тот снял с доски ключ и протянул ему.
– Двенадцатый, тот, что был у вас в прошлый раз.
Он узнал эту комнату, с ее обоями в цветочек, медной кроватью и большим зеркальным шкафом.
Как и шестью месяцами раньше его сестра, он тут же снова спустился в холл, кивнул хозяину и направился в сторону бульвара Сен-Жермен. То, что он только что услышал от мсье Бедона о последнем приезде Одиль в Париж, напомнило ему об одной ее фразе.
"Я открыла для себя в Сен-Жермен-де-Пре потрясный ночной кабачок. Там всего пять музыкантов, но им удается создать такую грохочущую атмосферу. Он совсем маленький. Называется «Каннибал».
Туда-то он на всякий случай и направился. Не без труда отыскал он вывеску и лестницу в полуподвал, откуда доносилась поп-музыка.
Заведение оказалось и в самом деле небольшим. В зале могло поместиться десятка три посетителей, но сейчас он был заполнен лишь наполовину. На узкой эстраде – пять длинноволосых музыкантов, самые длинные волосы у гитариста.
– Вы один? – спросил у Боба хозяин с весьма сильным шведским акцентом.
– Да.
– Это ничего. Присаживайтесь за этот столик. Что вы будете пить?
– Виски.
Его обслужила красивая девушка, носившая самую короткую юбку, которую он когда-либо видел.
В зале были главным образом пары, влюбленные, некоторые из них танцевали на крошечной площадке.
– Скажите, это тот же оркестр, что был здесь и полгода назад?
– Да, мсье. Вот уже полгода, как они здесь работают. Хорошо играют, правда?
– Да, разумеется.
Ему пришлось подождать с полчаса, пока музыканты не сделают перерыв. Трое из них остались на своих местах и закурили. Один направился к бару, а другой пошел к выходу. Это был гитарист. Боб проследовал за ним на тротуар, где тот дышал воздухом.
У него была светлая жидкая борода, и он казался очень юным, еще сохранившим румянец на щеках.
– Сигарету?
Гитарист взял.
– Спасибо.
– Часто бывает, что женщины приходят к вам в ресторан одни?
– Редко, а профессионалки – никогда. Хозяин этого не хочет. Забавно, конечно, но он весьма стыдлив на свой манер.
– Мне бы хотелось знать: вам знакомо это лицо?
Он показал ему фотографию Одиль, которую его собеседник взял и отправился разглядывать под газовым рожком.
Возвращая снимок, он, казалось, колебался.
– Кем она вам приходится?
– Сестрой. Но ничего не бойтесь. Ей предоставлена полная свобода, и я в курсе большей части ее любовных похождений.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Она вам рассказывала обо мне?
– О вас нет, но о "Каннибале – да. Вы переспали с ней, ведь так?
– Да.
– И она первая с вами заговорила?
– Да.
– Узнаю свою сестру.
– Ей хотелось поговорить о гитаре. Она тоже на ней играет.
– Да, играла. Что еще она вам рассказала?
– Что живет в Лозанне, в старом доме, принадлежавшем еще ее прадеду, и что ей в нем до смерти скучно. Я спросил у нее, почему она не переберется в Париж, и она ответила, что у нее нет ни денег, ни профессии.
«Все, на что я была бы способна, – вздохнула она, – это стоять за прилавком магазина».
– Она оставалась до закрытия?
– Да.
– И пошла к вам домой?
Привести кого-нибудь в гостиницу «Меркатор» Одаль бы не осмелилась.
– Если это можно назвать домом. У меня плохо обставленная и малоаппетитная комнатенка в меблирашке на улице Муфтар.
– И она туда с вами пошла.
– Да. Мы с ней занимались не только любовью. Она много рассказывала. Нужно сказать, она до этого пропустила два-три стаканчика.
– О чем она рассказывала?
– О себе. Она завидовала, что у меня есть профессия, хотя я и зарабатываю мало денег. Жалела, что забросила гитару.
"И так во всем, – вздыхала она. – Я берусь за что-нибудь с увлечением, и кажется, что наконец-то я спасена, что я нашла свой путь. Потом, через месяц или через полгода, я чувствую себя так, будто сражалась с пустотой. Ничего уже не существует, я себе отвратительна... ".
– Я ее хорошо знаю, и мне она тоже часто признавалась в этом.
– Знаете, ведь заниматься любовью для нее не главное.
– Я всегда это подозревал.
– Ей хочется сделать так, чтобы ее партнер получил наслаждение, но сама она его не получает. Мне нужно возвращаться. Через полчаса будет еще один перерыв.
Боб снова сел за столик и заказал еще одну порцию виски.
– Вы ни разу здесь не были? – спросил хозяин.
– Нет. Зато некоторое время назад сюда несколько раз приходила моя сестра.
Он показал ему снимок, и человек со скандинавским акцентом узнал изображенную на нем девушку.
– Красивая девушка. Она часами просиживала в своем углу, тот, что слева, возле оркестра. Уходила, лишь когда мы закрывались. А сколько ей лет на самом деле?
– Когда вы с ней познакомились, ей не было восемнадцати. А сейчас уже есть.
– Она не приехала в Париж вместе с вами?
– Нет. Она приехала сюда одна, и я ее разыскиваю.
Хозяин непроизвольно посмотрел в сторону гитариста, и Боб поспешил сказать:
– Знаю. Я только что говорил с ним на тротуаре.
– Ему ничего не известно?
– В этот ее приезд он с ней еще не виделся. Она должна была приехать вчера вечером.
– Я тоже ее не видел. Похоже, вы беспокоитесь.
– Да. Она уехала из дома очень подавленной. В письме, которое она мне оставила, Одиль пишет, что хочет покончить с собой.
– Вы надеялись, что она придет сюда?
– Да. Вам она не делала никаких признаний?
– Нет. Я довольствовался тем, что дважды пригласил ее на танец, и оба раза она согласилась.
Спустя полчаса к нему за столик подсел гитарист.
– Виски?
– Нет. Пива. Мне жарко. Одно пиво, Люсьенна.
– И еще одну порцию виски.
– Хозяину удалось сообщить вам что-нибудь интересное?
– Нет. Он танцевал с ней, но она с ним почти не разговаривала. По-вашему, он с ней переспал?
– Нет. Это не в его стиле. И потом, Люсьенна не позволила бы. Они уже больше года живут вместе.
– Вы ничего не припоминаете, может, какое-нибудь случайно оброненное слово, которое могло бы навести меня на след сестры?
– Вы бы хотели отвезти ее назад в Лозанну?
– Совсем не обязательно. Я даже не уверен, что стал бы сообщать родителям, если бы нашел ее. Я разыскиваю сестру, чтобы помешать ей совершить непоправимую глупость.
– Она весьма неглупая девушка и, судит о себе трезво.
– Знаю.
– Она очень несчастна. Приходила сюда три вечера подряд.
– Все три вечера вы отправлялись на улицу Муфтар?
– Я не мог пойти к ней в гостиницу, у этой гостиницы такое странное название...
– "Меркатор".
– Да. Кажется, там имеет обыкновение останавливаться все семейство, и она уже бывала в ней, когда была маленькой.
– Это правда.
– Она и очень сложная, и одновременно очень простая. Вернее, простодушная. Мы с ней до этого не были знакомы, а она в первый же вечер призналась мне в таких вещах, которые поверяют только старому другу. Во вторую ночь она попросила меня захватить с собой гитару. Она разлеглась, обнаженная, на постели, хотела, чтобы я поиграл для нее одной. Это ведь говорит о романтическом характере, не так ли?
