Боб не ответил. Он размышлял, пытаясь расставить по местам полученные им таким путем сведения.
– Ваше здоровье.
– Ваше здоровье.
– Она не рассказывала вам о каком-нибудь друге или подруге, которые есть у нее в Париже?
– Она рассказывала мне об одном друге, но он, скорее, ваш друг.
– Люсьен Данж?
– Его имени я не знаю. Знаю только, что он как-то связан с кино.
– Тогда это он и есть. С ним она тоже спала?
– Этого она мне не говорила. Еще она рассказывала мне об одной подружке, которая занимается историей искусств.
– Эмильенна?
– Вполне возможно, что она называла мне именно это имя.
И, несколько замявшись, музыкант добавил:
– Прошу извинить меня за то, что произошло. Клянусь, у меня и в мыслях этого не было. Я не хочу перекладывать вину на нее, но я сам первым удивился. Мне нужно снова приниматься за работу. Спасибо за пиво.
Он протянул руку.
– Меня зовут Кристиан Вермелен. Я из Рубэ. Я тоже все бросил, чтобы перебраться в Париж.
У него была искренняя, чуть робкая улыбка.
– Надеюсь, мы еще увидимся. И желаю вам найти ее. Если она придет сюда или ко мне, я вам позвоню. Вы сказали, гостиница «Меркатор»?
– Да, на улице Гей-Люссака.
Боб подозвал Люсьенну и расплатился. В дверях ему пожал руку хозяин.
– Удачи.
Никто над ним не смеялся, во всяком случае, здешние люди сохранили добрые воспоминания об Одиль.
Он вернулся в гостиницу пешком. Конечно, образ сестры в его мозгу делался все точнее. Он сознавал, что до сих пор не знал ее по-настоящему. А между тем они ведь прекрасно ладили друг с другом. Неужели узнать по-настоящему кого-нибудь из членов его семьи невозможно?
Он воображал ее обнаженной в постели на улице Муфтар, как она просит, чтобы ей играли на гитаре, и слушает, уставившись в потолок.
Для него не являлось тайной, что она уже сменила несколько любовников, и он подозревал, что она фригидна.
Чего ей хотелось, так это говорить, говорить с кем-нибудь, кого она не знала и кто слушал ее с интересом.
Она была не уверена в себе. Или, вернее, когда как: в иные моменты ее излишняя самоуверенность кружила ей голову. Ей было необходимо найти способ проявить свои чувства, самоутвердиться, показать, что она необыкновенная девушка.
После чего наступал приступ самоуничижения, как тот, когда она написала письмо, которое отправила ему. У себя в номере он перечел его. Теперь, из-за рассказа музыканта, оно взволновало его больше, чем в первый раз.
Его окружало пять миллионов человеческих существ, а он искал среди них одно – девушку, которая не хотела, чтобы ее нашли, которая, возможно, была уже мертва.
Почему она не хотела, чтобы ее тело нашли? Не было ли это своего рода вызовом? И как она рассчитывала взяться за такое дело?
В конце концов он заснул. Когда он проснулся, утро было в самом разгаре, над городом стоял легкий желтоватый туман. Он брился, когда вдруг зазвонил телефон.
Боб бросился к нему, надеясь на Бог весть что, но голос на другом конце провода принадлежал его отцу.
– Полагаю, у тебя нет ничего нового?
– Нет. Но я знаю, где она провела три вечера в свой последний приезд в Париж.
– Где же?
– В одном ночном кабачке на бульваре Сен-Жермен.
– Одна?
– Она отправилась туда одна и познакомилась с одним из музыкантов.
– Догадываюсь, что произошло.
– Да.
– Ему ничего не известно?
– Нет. Он мне много рассказал о ней. И хозяин кабачка тоже.
– Что ты собираешься делать?
– Буду и дальше расспрашивать людей. Есть два-три человека в Париже, с которыми она была знакома. Может, она связалась с ними?
– Хорошо бы. Держи меня в курсе. Сегодня утром я не способен работать. Изнываю один на своей мансарде.
– До скорого.
– До скорого. Желательно с добрыми вестями.
Боб был удивлен. Неожиданно для себя он открывал отца, отличного от того образа, который давно считал для себя отцовским. Ему вспомнилось, что неоднократно повторяла ему сестра.
«Папа – старый эгоист, только и думает что о своей работе и красном вине. Что до мамы, то ее взгляд устремлен внутрь себя самой».
Однако отец только что позвонил, а ведь для этого ему пришлось спуститься в гостиную, так как именно там находился единственный в доме телефонный аппарат. Раз десять заводил он речь о том, чтобы установить телефон у себя в кабинете, но так и не сделал этого.
Чувствовалось, что этот человек сильно озабочен, подавлен.
Только Одиль из-за ее собственного возраста он казался старым. На самом же деле он только-только разменял пятый десяток и был полон сил.
У Боба не было адреса Эмильенны, которая скорее являлась приятельницей сестры, чем его собственной. Он отправился в Сорбонну, где попытался навести справки в секретариате. Это оказалось непростым делом. Первые служащие, к которым он обратился, ничего не знали.
– Какая у нее специальность?
– История искусств.
– Обратитесь в двадцать первый кабинет.
В двадцать первом кабинете на него посмотрели настороженно.
– Она ваша родственница?
– Нет. Подруга моей сестры.
– А зачем вам нужен ее адрес?
– Чтобы она помогла мне отыскать сестру.
– Она пропала?
– Да.
– А ушла из дома по своей воле?
– Да.
– Сколько ей лет?
– Восемнадцать.
– Откуда вы?
– Из Лозанны.
– И ваша сестра покинула дом, чтобы перебраться в Париж. Она уже приезжала сюда?
– Несколько раз, но это происходило с согласия моих родителей.
– Посмотрим, что я могу для вас сделать.
Сотрудник прошел в другой кабинет, дверь которого осталась открытой, но говорил он тихо, и Бобу было не разобрать слов. Наконец он вернулся и сказал:
– Минуточку.
Открыв металлический ящик, полный розовых карточек, он, порывшись, вынул в конце концов одну.
– Эмильенна Лот, авеню де ла Саллаз?
– Да.
– Ее адрес в Париже – Отель «де ла Нева», на улице дез Эколь.
– Благодарю вас.
– Вы знаете, в котором часу у нее заканчиваются занятия?
– Так много я и не прошу.
Гостиница оказалась на самом деле семейным пансионом в доме, который когда-то, должно быть, был просторным особняком. Стены выкрашены в белый цвет, зеленые ставни как в деревне. Наличие с каждой стороны двери по скамье дополняло иллюзию.
В момент появления там Боба солнечные лучи падали прямо на фасад, и дверь была открыта; крупная девица в платье, несколько растерзанном на груди, стояла в коридоре на коленях и намыливала плиточный пол.
– Вы не знаете, мадемуазель Лот у себя?
– Как вы сказали?
– Мадемуазель Лот. Эмильенна Лот.
– Я знаю мадемуазель Лот, но вот наверху ли она сейчас? В разные дни она возвращается по-разному. Пойду позову хозяйку.
Та появилась из глубины коридора, вытирая руки о фартук в мелкую клетку.
– Вы желаете видеть мадемуазель Эмильенну?
– Да.
– Сейчас ее здесь нет. Я подаю своим постояльцам завтрак, затем, в восемь часов, ужин. Что касается обеда, то они питаются в том квартале, где работают. Вы ее родственник?
– Нет. Мы с сестрой учились с ней вместе в одном коллеже в Лозанне и подружились.
Приземистая и дородная, хозяйка напоминала Матильду, когда бы той было на десяток лет меньше.
– Вы не скажете, примерно в какое время у меня больше шансов застать ее?
– Чаще всего она возвращается довольно рано, около половины седьмого или в семь.
– Я вернусь сюда в это время. Вы не знаете, ее не навещала вчера днем молодая девушка?
– Я никого не видела, но я могла в этот момент быть у себя на кухне.
– Благодарю вас.
Он осторожно прошагал по мыльной воде, заполнившей весь коридор, и вскоре вновь оказался на улице. На всякий случай он сюда вернется. Ему было известно, что в какой-то момент его сестра поссорилась с Эмильенной, но впоследствии они помирились, Одиль перессорилась со всеми одноклассниками и со всеми подругами, с которыми проводила время.
Боб никогда не заводил скоропалительной дружбы. Он никогда ни в кого не влюблялся. В годы учебы в коллеже, затем в гимназии у него было несколько приятелей, но он почти не встречался с ними после занятий. Подруг своей сестры он знал лучше, потому что те приходили к ним домой и они все вместе занимались музыкой. С некоторыми из них он завел легкий флирт, хотя они и были гораздо моложе его. Он не помнил, чтобы он флиртовал с Эмильенной, большой костлявой дылдой с длиннющим носом.
Он направился пешком в сторону улицы де Сен и отыскал довольно невзрачный отель, в котором жил Люсьен Данж. Слева от двери красовалась традиционная вывеска под мрамор, гласившая:
Меблированные комнаты
Сдаются на дни, на недели и на месяцы
В коридоре имелось окошечко, выходившее на что-то вроде клетушки, в которой можно было разглядеть письменный стол, доску с ключами и облезлое кресло. Там читала газету огромная женщина с голыми опухшими ногами в красных шлепанцах.
